Журнал «Вокруг Света» №03 за 1978 год
Шрифт:
Солнце между тем почти ушло за горизонт. Щели улиц заполнила густая тень. Я осторожно напомнил главному гиду, что, пожалуй, время позаботиться о гостинице. И тут главный гид внезапно останавливается и в глубокой задумчивости смотрит на меня. Наконец, придя к какому-то решению, Слиман слегка кланяется и, прижав руку к сердцу, обращается ко мне с витиеватым монологом. Суть его сводится к тому, что он был бы счастлив, если я соглашусь провести ночь под его кровом. Никакой платы он с меня не потребует. Отказаться — значит обидеть симпатичного старика. Да и мысль поближе познакомиться с бытом мозабита весьма соблазнительна. Я соглашаюсь.
Здесь я позволю себе сделать небольшое отступление,
Прежде всего внимание Корбюзье привлек строительный материал, используемый мозабитами. У строителей первых поселений под рукой не было ничего, кроме песка и камня. Из этих нехитрых компонентов они сумели создать «тимшент» — особый, моментально застывающий раствор цемента, который не боится ни палящего сахарского солнца, ни резких перепадов температуры. Из него построены многие тысячи домов. Причем кладут тимшент вручную, без каких-либо технических приспособлений и опалубки — дерево в пустыне ценится, пожалуй, столь же дорого, как и вода, — поэтому на стенах домов частенько можно увидеть отпечатки ладоней их строителей.
«Стандартный» мозабитский дом, как правило, невелик по площади, он словно бы тянется вверх, подобно миниатюрному небоскребу. Низкие и узкие двери, редкие маленькие окна на внешней стене, которая составляет одно целое с оградой внутреннего дворика или небольшого сада. Парадокс? Казалось бы, что может быть лучше свободно открытых для доступа воздуха помещений в условиях Сахары... На самом же деле все глубоко продумано и проверено временем. Ведь тимшент. почти не прогревается в сильнейшую жару, и даже в самые «горячие» месяцы в мозабитских домах сохраняется приятная прохлада.
Постройки мозабитов имеют множество небольших комнат, соединенных узенькими коридорами-щелями и лестничками в три-пять ступеней. Вместо шкафов в комнатах небольшие ниши. В то же время местные архитекторы, оберегая дома от сахарской жары, вовсе не стремятся вообще лишить их солнечного света. Просто небольшие окна располагаются так, чтобы с утра и до заката, по крайней мере, в одну из комнат проникал рассеянный солнечный свет. Взаимодействуя с шероховатой поверхностью белых стен и пола, с асимметричными нишами, арками и винтовыми лесенками, он создает ощущение покоя, умиротворенности. Кстати, пол окрашивается в белый цвет тоже неспроста: отражая свет, он служит как бы естественным «плафоном наоборот» и не позволяет жилищу превращаться в полутемный каземат.
Еще один любопытный момент мозабитской архитектуры: прохладу в дом вносят и... пальмы. Жители долины никогда не спиливают деревья, растущие на месте строящегося жилища. Пальма просто-напросто «входит» в него. Поэтому нередко посреди комнаты можно увидеть «колонну» — ствол плодоносящего дерева. На нем развешивают домашнюю утварь или одежду, но хозяйка не забывает каждый день поливать «комнатную» пальму, являющуюся и частью интерьера, и источником пропитания.
Такая пальма росла и посредине самой большой комнаты глинобитного дома Слимана. Старик провел меня прямо в эту гостиную через запутанный лабиринт комнатушек и переходов и предложил отдохнуть. А пока готовили «шорбу» — на медленном огне варилась баранина в бульоне, сдобренном множеством острых специй. Несмотря на громкий титул «главного гида», убранство жилища было более чем скромным: на «колонне» висело несколько корзин, сплетенных из пальмовых листьев, да в нише выстроилась шеренга разнокалиберных глиняных кувшинов. Мебелью служили расстеленные на полу потертые кошмы из овечьей шерсти.
После ужина Слиман аккуратно скатал их и пригласил следовать за ним.
— Будете спать на крыше, — пояснил он. — Отдохнете лучше, чем в любой гостинице.
Оказалось, что Слиман вовсе не преувеличивал. Ночной воздух Сахары был по-особенному ароматен. Высокие яркие звезды пустыни сверкали, на темном небе, как огромные изумруды, и в наступившей ночной тишине мне казалось, что нет на земле более уютного места, чем крыша этого гостеприимного мозабитского дома. Вокруг царил всеобщий покой, лишь иногда где-то за городской стеной тявкала сахарская лисица — фенек.
Утром отправляемся в Эль-Аттеф и Бени-Изген. Первый город-оазис ничем особенно не отличается от Гардаи. А вот о «Священном городе» хотелось бы сказать несколько слов. Дело в том, что это совершенно особое поселение долины Мзаба. Если в остальных городах люди имеют право заниматься любыми ремеслами: ткать, чеканить, торговать, изготовлять сувениры, общаться с друзьями за чашкой кофе, и даже курить, то все это строжайше запрещено в стенах Бени-Изгена. Дух «сахарских пуритан» — так прозвали жителей Мзаба в Алжире — здесь чувствуется с необыкновенной силой: в «Священном городе» разрешено лишь чтение Корана.
Вместе со Слиманом мы торопливо проходим по улицам-коридорам. В полдень здесь как в русской печи: и плиты мостовой, и стены домов пышут жаром. Поднявшись по узкому проходу, оказываемся на небольшой площади, вдоль стен домов которой сидят седые старцы. У всех в руках кораны, но молящиеся, по-моему, просто спят. Во всяком случае, почти никто из них не листает страницы, не перебирает четки и не шевелит губами, шепча молитвы. Мы для них вообще не существуем. Главный гид тихо говорит мне на ухо, что некоторые из молящихся могут оставаться в такой позе до самого утра. В его почтительном пояснении явно проскальзывает ирония, когда он продолжает:
— Ни одному иноверцу не позволено оставаться в Бени-Изгене после захода солнца, чтобы не нарушать их священную сосредоточенность. Поэтому всех «чужих» на закате выпроваживают за городские ворота, сторож задвигает засов, и «Священный город» до утра превращается в неприступную крепость...
Не могу ручаться, что все это происходит именно так, ибо мы не стали дожидаться вечера и поспешили покинуть затхлую атмосферу религиозного центра.
...Знакомый проселок выводит нас снова к воротам города-оазиса, основанного Даей. На сей раз стоянка заполнена почти до отказа: сегодня пятница — торговый день, и кажется, все население Мзаба да плюс еще многочисленные туристы съехались в здешнюю столицу.
В одном углу базарной площади, надменно вскинув голову, стоят приведенные на продажу верблюды. Вдоль арочных стен разложили свои товары ремесленники и крестьяне — феллахи. В центре площади, связанные десятками, головами в центр круга, блеют овцы. Стоит многоголосый гомон, в который вносят свою лепту и продавцы и покупатели. Дело в том, что мозабиты придирчивого местного покупателя уважают куда больше, нежели спешащего заезжего туриста. Продавец гордится своими лучшими товарами, и если человек не жалеет времени, споря о цене, значит, вещь ему действительно понравилась. Вот и идет ожесточенный торг с криками и призывами в свидетели аллаха, пока наконец оба не сойдутся в цене. Но сколько бы торговец ни снижал ее, будьте уверены: себя он внакладе не оставил.