Журнал «Вокруг Света» №03 за 1983 год
Шрифт:
...За Маркалой начинаются и тянутся почти до границы с Мавританией бескрайние поля. Вся эта земля иссечена серебристыми линиями оросительных каналов, подающих воду на рисовые поля. Плотными стенами стоят посадки сахарного тростника.
Разыскивая в Маркале домик советских специалистов, я обратился по-французски к двум молодым людям.
— Если вам нужен Авенир, то мы проводим,— на чистейшем русском языке ответил один из них, не сдерживая улыбки.
— Как доехали из Бамако? — радуясь моей растерянности, добавил второй.
Разговорились. Мамаду Канте и Бубакар Хайдара — выпускники Московского института инженеров сельскохозяйственного производства. Посыпались вопросы о Москве, о Краснодарском крае, где они проходили практику. С удивлением
— А кто такой Авенир? — спрашиваю я.
— Как, вы не знаете Авенира Соседова?! — искренне удивляются Мамаду и Бубакар...
В 1975 году плотина на Нигере была спасена от взрыва советским специалистом Авениром Соседовым, который, рискуя жизнью, вытащил своим УАЗом грузовик с бочками бензина, загоревшийся прямо на огромном подземном резервуаре горючего.
— Пойдемте, посмотрим плотину. А потом — сразу к Авениру...
Тубале — Бамако Виктор Онучко, заведующий бюро АПН Бамако — специально для «Вокруг света» Фото автора
Особый случай
С винцовое зимнее море лежало равнодушное и глухое к людям. Рыболовный траулер «Чехонь» который уж день мотался по океану в режиме поиска рыбы, а она словно «в воду канула». Безделье вымотало людей. Двадцать три человека, не считая капитана, вставали утрами, как заведенные завтракали, прислушиваясь к динамику — к сводкам с промысла... Счастливчики брали в сутки по одной-две тонны рыбы. «Но это же не уловы, — думал капитан «Чехони» Ефим Поликарпович Семенягин. — С такой рыбой и за два месяца не набрать плана».
Невысокий, прочно сбитый, с широким, добротно вычерченным лицом, он простаивал у эхолота дни и ночи. Глаза от недосыпания подернулись краснотой, жесткие складки у рта стали еще темнее, резче, и ничто, казалось, больше не разгладит их. Семенягин верил и ждал. В конце концов океан большой. Где-нибудь рыба должна появиться, не первый раз водит «за нос». Однако на этот раз поиски затянулись. Ефим Поликарпович переживал неудачу как личную, неизвестно где допущенную ошибку. И вдруг! Именно вдруг на ленте самописца нарисовалась густая сетка, карандаш писал плотную изгородь. Это в полнолуние-то! Поговаривали, что случается такое в Атлантике. Семенягин окантовал косяк, замерил его величину и попытался определить курс его движения. Но курса не было: рыба висела в воде! Она словно спала или поднималась из глубин полюбоваться новолунием, которым природа редко баловала небо над Северной Атлантикой. Это было настолько неожиданно, что Семенягин без особых раздумий поднял команду по авралу, и через двадцать минут три километра сетей высыпали за борт, и траулер встал на вожак — пеньковый канат толщиной в руку, на котором висели сети и буи. Ефим Поликарпович связался по радио с другими судами, и кто был поближе, тотчас откликнулся на его приглашение к большой рыбе. Капитан вышел на крыло мостика. Ночь стояла тихая. Море лежало залитое холодным светом. Горбящаяся гладь воды ослепительно сверкала. Звезды тонули в глубине. Сигнальная корзина — «стоим на сетях» — висела на мачте неподвижно. Траулер медленно дрейфовал. Снизу, с палубы прохода, донеслись голоса, запахло сигаретным дымом.
— Не нравится мне эта благодать.
Ефим Поликарпович узнал звонкий голос кока Гусева и южный говор бригадира Гаспарянца.
— Зачем так говоришь, а? Настроение портишь, да? Такой ровный море не доверяешь?
— Не кажи, — где-то рядом послышался голос боцмана Закутко.— Вин усе на пробу бере. Так че там, Гусь, твий «колдун» говорит?
— Че-че! Что бригадиру сегодня ночью спать некогда
Семенягин знал о существовании коковского дневника-«колдуна». Рыбак вел его из рейса в рейс много лет. Сопоставляя погоду, он пытался прогнозировать. Раза два-три, говорят, вопреки сводкам промысловой метеогруппы предсказывал шторм. Семенягин верил в это. Совпадения, конечно, возможны. И чем больше наблюдений, тем должно быть больше совпадений. Это истина. И сегодня за обедом кок говорил о приближающемся шторме, но, как всегда, команда превратила разговор в общую незлую шутку над работником общепита.
— Колдун, — ворчал Гусев. — Тряхнет вот, тогда узнаете, колдун или не колдун. Еще не нюхали хорошего затишья перед настоящей бурей!
У Семенягина от бессонных ночей покалывало в глазах. Он еще раз взглянул на безоблачное небо с черной полоской на горизонте и направился в каюту. Не раздеваясь, прилег на диванчик. Ночные поиски рыбы вымотали. «Вот встану сейчас, — думал он, — разденусь, приму душ и в койку. До самого утра! А завтра, после выборки сетей, организуем баньку. Люди враз забудут безрыбье. Что-то напутал кок»,— перебил он собственные мысли, вспомнив недавний разговор. Конечно, возможны совпадения, но сегодня он тщательнейшим образом сверил прогноз метеогруппы с данными метеостанции Фарерских островов. Они не предвещали ничего плохого. Да и голоса норвежских рыбаков в динамике подтверждали, что можно промышлять спокойно. Иначе они подались бы уже к берегу... Ни к чему сейчас шторм. А то, что завтра обещают усиление ветра, — так это дело обычное: на то она и Атлантика. Только вот эта чернота на западе. Впрочем, не отказываться же от такой рыбы из-за нее или предсказаний, идущих из «неофициальных источников»?
С этими мыслями, так и не раздевшись и не приняв душа, Семенягин уснул. Но показалось, что тревожный свист в переговорном устройстве прозвучал тотчас же. Вызывали с мостика. Капитан спал два часа и не видел, как выросла полоска на горизонте до размеров гор, как загородили они луну и кругом стало темным-темно. Не слышал он ни первого взвизга налетевшего ветра, не видел взлетевшей над морем пены.
— Семенягин слушает! — И по тревожному голосу вахтенного штурмана Набокова понял: пришла беда.
— Ефим Поликарпович, кажется, сети тонут!
Судно заскрипело переборками, дало резкий крен. Семенягина бросило в противоположный от двери угол. «Та-ак, начинается!» — отметил он про себя, стараясь попасть ногой в валенок. Одевшись потеплее, он поднялся наверх. Траулер — триста тонн металла, сетей и перед этим выловленной, затаренной в бочки и уложенной в трюм рыбы — кидало, как легкую лодчонку. Капитан мельком взглянул на барометр. Стрелка ушла влево вниз. Ефим Поликарпович укоризненно посмотрел на штурмана и включил сигнал «громобоя». В грохот волн, вой ветра ворвался тревожный перезвон медного колокола.
— Всем стоять по местам! Крепить по-штормовому! Вожак на борт! — И потом добавил уже по-домашнему спокойно и чуть просительно: — Будьте осторожны, ребята, на палубе.
Повернувшись к штурману, он холодно посмотрел на него и тихо спросил:
— Почему не разбудили? Штурман виновато развел руками:
— Думал, обойдется.
Капитан было рассердился, но, поняв, что дело ничем не поправишь, сдержался.
— Ступайте оба на палубу, — сказал он штурману с рулевым и встал за штурвал. Включенный сетевыборочный рол уже сыпал первые сети, переполненные рыбой. «Неужели вожак рубить придется?» — мысленно прикинул Семенягин количество рыбы и промыслового вооружения, с которыми придется распрощаться. Неистовый ветер рвал клочья пены с гребней уже выбравших направление волн и кидал в окна рубки. Ефим Поликарпович старался удержать судно носом на волну. Так меньше качало, и людям легче было выбирать рыбу, укладывать сети и вожак. Но тяжелая трехкилометровая стена сетей тянула траулер, разворачивала его бортом к волне. Когда корму вскидывало, Семенягин чувствовал на штурвале сильные удары по перу руля. «Погнет, — с тревогой подумал капитан. — А то и просто сорвет к черту!» Он дотянулся до микрофона: