Журнал «Вокруг Света» №03 за 1986 год

Вокруг Света

Итак, с достаточной степенью уверенности мы можем сказать: перед нами индейцы Амазонии, снятые во время праздника.

Вообще вопрос о том, сколько сейчас сохранилось индейцев в сельве — тропических дебрях Южной Америки, — очень труден.

В сообщениях из Амазонии, когда разговор идет о населении, перечисляются люди («столько-то тысяч людей») и — отдельно — племена индейцев. Естественно, что никто не отрицает за индейцами права называться людьми, но в данном случае под «людьми» имеются в виду граждане той или иной страны, пришедшие в сельву, чтобы осваивать ее: рыбаки, рабочие, охотники.

Когда пришло

время освоения сельвы в государственном масштабе, против леса двинули мощную технику: тракторы, бульдозеры, экскаваторы. Ухватившие выгодные подряды компании усовершенствовали свое оружие: в ход пошли дефолианты и напалм. Компания должна получить свое как можно быстрее и с возможно большей выгодой. Думать при этом о судьбе кучки жалких дикарей пришельцы не будут...

Индейцы сосчитаны на племена хотя бы потому, что численность их просто неизвестна. Хотя бы потому, что они всячески избегают контактов с представителями власти. Это им, естественно, не всегда удается, но, во всяком случае, индейцы делают для этого все возможное. Даже если представитель власти — это врач, который хочет проверить состояние здоровья и раздать медикаменты. Просто за многие века лесные жители привыкли к тому, что при любом из контактов они всегда остаются потерпевшей стороной.

В конце концов мы не можем даже точно сказать, что такое «племя». Это может быть и замкнутая этническая общность со своим, не похожим ни на какой другой, языком, со своим обликом и обычаями. Это может быть и часть какого-то большого объединения: все говорят на одном языке, возводят себя к общему предку, но у разных родов свои названия. Так вот, индейцев яномама называют в специальной литературе и племенем, и группой племен. Их роды — кохоротари, пешихера-кутери, шинахоротери и другие — могут враждовать друг с другом. И на вопрос: «Какого ты племени?» — ответят в зависимости от того, кто спросит: и яномама, и пешихераку-тери.

Есть и еще одна причина, по которой трудно узнать у лесного индейца его имя и название его племени. Считается, что чужак, если будет знать, как зовут человека и его народ, может причинить им зло.

И потому на вопрос: «Как тебя зовут?» индеец ответит: «Мой зовут Жозе Карлуш Карвальо» — по имени какого-нибудь гаримпейро-старателя, забредшего в свое время в лесные дебри. Случай с Жозе Карлушем нами не выдуман. Так, корреспондент журнала «Оризонти», добравшийся до затерянной в сельве индейской деревушки, был поражен тем, что у людей, явно не имевших контактов с цивилизацией, во-первых, португальские имена, а во-вторых, не столь имена, сколь одно имя, ибо Жозе Карлушем Карвальо звали всех мужчин, всех женщин и всех детей. Через год всех в деревне звали Афонсу Шмидт Перейра — так звали репортера. Впрочем, некоторые женщины носили имя Нелсон Бранку, являясь тем самым тезками фотографа, сопровождавшего Шмидта.

Когда в разговорной речи употребляют слово «трибу» — «племя», это может означать и деревню, и род. Это может быть несколько десятков тысяч человек, и просто — несколько десятков.

Но разве в этом дело?

Каждый народ, каждая человеческая общность уникальна и неповторима. Какими бы странными и отсталыми они ни казались людям, пришедшим из другого мира, — своими обычаями, представлениями, раскраской, одеждой (или отсутствием ее), — не следует забывать, что люди эти освоили чуть ли не самые негостеприимные и трудные для

жизни места на нашей планете — влажный тропический лес.

Л. Мартынов

Д. Давков. Обида

Как мы сообщали, редколлегия журнала «Вокруг света» проводит конкурс короткого фантастического рассказа. Участвовать в нем мы пригласили молодых литераторов, читателей. На конкурс уже поступили десятки произведений. Публикуем первый рассказ.

Они сидели на берегу океана. Была ночь, огромная луна задумчиво глядела на них сверху, а по лениво перекатывающимся волнам тянулась золотистая мерцающая дорожка. Они встречались уже несколько месяцев, но впервые — ночью. Она была очень занята в последние дни: рассчитывала маршрут межгалактической экспедиции к альфе Центавра, но все равно пришла. Ей казалось, что сегодня Он обязательно скажет ей что-то очень важное.

Сначала Он долго молчал, изредка поглядывая в ее сторону. Молчала и Она, боясь нарушить тот неуловимый контакт, который устанавливался между ними. Наконец Он заговорил. Она никогда не понимала его странную тягу к философии, а уж сейчас это было бы совсем некстати. Но Она знала, что ему нужен какой-то подход к основному разговору, и вежливо слушала его пылкую, взволнованную речь. Ее сердце замерло, когда Он от далеких светил перешел к Солнцу, а затем к Земле.

— Кто мы? — спрашивал Он. — Мы — разум Вселенной, но кто создал нас?.. Может быть, не тот, кто создал эти миры... Мы, например, создаем механизмы, чтобы они работали на нас. Наша цель — создать аппараты такие же совершенные и универсальные, как мы... Чтобы они были разумны, подобно нам... А они, само собой разумеется, должны создавать другие машины, так сказать, свое потомство...

Она вздрогнула и почувствовала, как где-то внутри поднимается большое и теплое чувство.

— Мы стремимся воссоздать в них, — продолжал Он, не замечая ее состояния, — как бы самих себя... Но, совершенствуясь, их разум может воспротивиться... Где же выход? Значит, мы должны постоянно их контролировать, вносить поправки в их мышление...

— Я не понимаю... — с досадой перебила Она.

— Сейчас поймешь, — оживился Он. — Представь, что на нашей планете была однажды какая-то цивилизация... Непонятная для нас... духовная, что ли... Может, даже из совершенно другого состояния материи, и в один прекрасный день она исчезла...

— Куда? — вздохнула Она.

— Да никуда... Она, так же как и мы, создавала машины все совершеннее и совершеннее, пока те не превзошли их в мышлении и работоспособности...

— Ну а как же физические законы?

— Мы познаем только то, что позволяет воспринять наша логика... Я давно понял это, понял сам... Из неживого не может возникнуть живое!

— А как же чувство красоты, наконец, любовь?..

— Любовь нужна только для продолжения рода!

— Ну хватит! — Она вскочила. — Ты... просто бесчувственный чурбан!

Она быстро двинулась прочь, еле сдерживая слезы, обиженно покачивая телескопической антенной и тяжело переваливаясь с гусеницы на гусеницу.