Журнал «Вокруг Света» №03 за 2010 год
Шрифт:
Однако красоту эту совсем не просто объяснить чужеземцу. Классическая эстетика китайской каллиграфии пользуется уподоблениями, которые еще в VI веке были заданы в виде образного перечня. Иероглиф может быть «словно птица Пэн, парящая неустанно и уносящаяся вдаль; словно дракон грозит; словно тигр устрашает; меч занесен, тетива арбалета натянута; словно дракон проносится через небесные врата; словно дремлющий тигр и феникс в дворцовых покоях; словно шквалистый ветер; словно танец красавицы, изогнувшейся в талии; словно бессмертный святой посвистывает среди дерев».
Проступающие письмена
Появление китайского письма относили к баснословной древности. По одной из легенд, иероглифическую письменность изобрел мифический император Фу Си, который был зачат в результате того, что его мать наступила на след великана.
Другая легенда приписывает изобретение письменности астрологу Цан Се, мудрому помощнику мифического основателя китайской цивилизации — Желтого императора. Цан Се, которого традиция наделила двумя парами глаз за остроту зрения и способность к провидению, наблюдал небесные знамения, сочетал следы птиц и черепах, а затем определял формы написания иероглифов. Иногда уточняют, что Цан Се вдохновлялся образом созвездия Куй (Андромеды), которое, украшенное рогами-лучами, правит с небес словами и словесностью.
Ученые смотрят на дело куда прозаичнее. Достоверно известные ранние образцы китайских письмен относятся к XIV веку до н. э. Это знаки, процарапанные на панцирях черепах и лопаточных костях жертвенных животных, использовавшиеся в гадательных целях, — примитивные схематичные изображения самых привычных объектов, называемые по-научному пиктограммами. Позднее китайцы нашли способ обозначать абстрактные понятия или действия. Например, поныне понятие середины выражается с помощью вертикали, проходящей через центр круга, и так далее. Чтобы написать «хорошо», соединяли знак «женщина» и знак «ребенок», иероглиф «слушать» представлял собой знаки «ухо» и «дверь», а «восток» — «солнце», восходящее из-за «дерева». Это уже идеограммы.
За столетия знаки-рисунки утратили первоначальный вид и потеряли сходство с обозначаемыми предметами. Однако изобразительная природа китайской письменности несомненна, иероглифика зародилась и развивалась в отрыве от устной речи. Вполне естественно, что со временем она породила высокое каллиграфическое искусство, ценимое китайцами выше других искусств.
Считается, что «святых мудрецов древности» , создававших иерогли фы, вдохновляли очертания гор, отпечатки птичьих лап и тени ветвей
Сотворение миропорядка
Впрочем, основания высочайшего статуса искусства китайской каллиграфии лежат не во внешней красоте. Письменность с древности понималась как часть мирового узора вещей (вэнь). Считалось, что знаки иероглифического письма следовали неисчерпаемому разнообразию природы, или, точнее, разнообразию движений, метаморфоз в естественном мире, а красота (мыслившаяся одновременно естественной и созданной человеком) заключалась в самобытности каждого нюанса необозримого «узора» мироздания. В знаменитом трактате V века «Резной дракон литературной мысли» сказано: «Взгляни вокруг на мириады существ — и животные, и растения покрыты узором. Дракон и феникс являют благое знамение своей пышной окраской. Тигра и барса узнают по их пятнам и полосам. Бывает, что цветная вязь облаков на заре посрамит мастерство живописца, а изящное цветение деревьев и трав обходится без выдумок ткачих. Так неужто же это лишь наружное украшение — нет, это их естество… Если неразумные существа в такой степени наделены красочностью, неужто могло не быть письмен у человека — вместилища сердца?»
Письменность в глазах древних китайцев была отражением не предметов, но их «теней и следов», то есть в конечном счете самого акта преображения бытия, которое обнажает предел всех вещей. В результате письменность получала статус самостоятельной, отвлеченной от физических прототипов реальности и признавалась могущественным инструментом согласования природы и культуры, естества вещей и человеческого творчества. Как писал ученый-каллиграф XVIII века: «Первая среди художеств, каллиграфия отражает метаморфозы, открывает сокровенное, приобщает к извечному; сопутствует биению сердца, выражает душу, несет в себе культуру мастера, шлифует культуру слова, создает новое; являясь откликом, таит зов, являясь зовом, таит отклик».
1. Сырьем для бумаги сюань служат кора тутового дерева и рисовая солома
2. Пластичную массу — смесь сажи, клея и специальных добавок, придающих туши насыщенный тон и блеск, — сначала отбивают на наковальне до полной однородности, а затем формуют из нее палочки. Считается, что 300 ударов вполне достаточно
В китайской культуре нет привычного нам разделения на дух и материю, а реальность воспринимается через ее процессуальные проявления. Отсюда исходит представление о «едином теле» — всесторонней преемственности между человеком и миром, породившее и особый аллегорический язык художественной традиции. Так, различные виды животных и птиц служили эмблемами чиновничьих должностей, прототипами композиций, стилей, приемов художественного выражения в отдельных видах искусств. И наоборот, физиологические и психические свойства человека переносились на природные явления и сам процесс творчества. В каллиграфии старые китайские критики различали, как в теле, внутреннюю и внешнюю стороны, причем «костяку» изображения подобало быть, как скелету в теле, скрытым. А для характеристики внешнего облика каллиграфического почерка они подыскивали аналогии с естественной жестикуляцией, сравнивая написание знаков с тем, как человек, говоря словами одного средневекового ученого, сидит, лежит, ходит, стоит, сгибается в поклоне, бранится, плывет в лодке, едет верхом, пляшет, хлопает себя по животу, топает ногой.
Глубинная же суть письма — выражение мировой стихии, извечного движения, бесконечно меняющихся соотношений и связей двух начал: мужественного ян — твердого, крепкого, устремленного вверх, небесного, созидающего, и женственного инь — мягкого, гибкого, податливого, нежного, темного, земного, преисполненного стремления к исполнению и самоотдаче, устремленного вниз. Неслучайно человеческое тело, в котором взаимодействие двух этих сил происходит наиболее зримо, цельное в своем строении и одновременно состоящее из множества элементов, сделалось прообразом пластических форм китайской каллиграфии. Если китайский врач подходил к человеческому организму как к системе энергетических циркуляций сил инь и ян, то и каллиграф, различая в структуре иероглифа костяк, жилы, кровь, мышцы, видел действие тех же полярных сил инь и ян.
Столкновение и гармония двух противоположных начал составляют скрытый потенциал каждого произведения каллиграфического искусства. Зрительно уловить это взаимодействие противоположностей неопытному глазу легче всего, вглядываясь в то, как согласуются в каллиграфических штрихах черное и белое, два главных цвета, с которыми имеет дело мастер письма. В китайской традиции черный цвет ассоциируется с силой инь, а белый — с ян. В наставлениях по каллиграфии неизменно подчеркивалось: «Рассчитывай белое, соизмеряй черное». Черный цвет обозначает глубинные, сакральные тайны бытия, нескончаемую потенцию форм. Белый цвет связан с первозданной чистотой, реальностью сущего и его гибелью. Согласование черного и белого — основа каллиграфической эстетики. Белое и черное выполняют функцию цветового контраста, выделяя пластическую тему из фона. Но контрастируя, они функционально подобны, взаимозаменяемы. Когда в эстампах с каллиграфических надписей фон оказывается черным, а иероглифы белыми, с точки зрения цельности и гармонии ничего принципиально не меняется. Сходным образом действуют и другие важные для каллиграфа пары противоположностей: легкое — тяжелое (хотя речь идет о силе нажима кисти, средневековый мастер подчеркивал: «Легкость и тяжесть исходят из сердца, и только совершенный применяет их, следуя своей руке»); квадратное — круглое («там, где кисть выписывает квадратное, а общее строение круглое, там явлен дух, и он сберегается в человеке»); кривое — прямое («в каллиграфии кривизна должна присутствовать в прямых почерках, а прямизна осуществляться в кривизне») и так далее.