Журнал «Вокруг Света» №04 за 1980 год
Шрифт:
При полностью закрытой плотине во время наводнения уровень акватории повышается за сутки лишь на полметра. Ошибочно считают, что наводнения, мол, очищают Невскую губу, наоборот, они загрязняют прибрежные воды.
Но сейчас мы находимся не у Агалакова в Ленгидропроекте, а в одном из больших залов института Гидротехники с доктором технических наук Леопольдом Валерьяновичем Мошковым. Глядя на модель, я пытаюсь уяснить, как здесь создаются стоковые течения Невы и ежедневные колебания уровня акватории Невской губы, отрезанной от залива.
— Особое внимание мы обращаем на изучение проточности в Невской губе, так как от этого зависит санитарное
Значит, ко всем достоинствам этой системы защиты прибавляется еще одно — возможность охраны окружающей среды.
...В тот же ветреный день я шел вдоль стены Петропавловской крепости к Невским воротам. Здесь, под их аркой, у спуска к Неве собраны памятные доски с отметками о высоте воды в годы бедствий. Одна черта прямо перед моими глазами — это 1824 год. Какая-то странная закономерность: большие наводнения каждые сто лет. Но в 2024 году, если и ринутся воды Балтики на приступ города, то их встретит твердыня морского щита Ленинграда. Наводнения не будет.
Ленинград, декабрь 1979 года В.Лебедев
Встреча в Гельсингфорсе
Автор работал в 1973—1976 годах заведующим отделением ТАСС в Финляндии. В Финляндском государственном архиве он обнаружил не публиковавшиеся ранее документы о слежке жандармов за А. М. Горьким, который приезжал в феврале 1906 года в Финляндию. Жандармские донесения, воспоминания В. М. Смирнова, Н. Е. Буренина и М. Ф. Андреевой, материалы гельсингфорсских газет тех дней и легли в основу настоящего очерка. Бее фамилии и имена подлинные.
Помощник начальника Финляндского жандармского управления по Нюландской губернии ротмистр Лявданский вызвал к себе в кабинет унтер-офицера Закачуру и филера Веца.
— Важное задание! — сказал он. — Максим Горький сегодня в Финском национальном театре будет призывать к революции. Посылаю вас в театр. Не пропускайте ни одного слова этого бунтаря. Завтра утром жду рапорт.
Зимним вечером Закачура и Вец встретились в конце Александровской улицы и пошли к театру. Его фасад был ярко освещен. На огромной афише издалека можно было разобрать: «Сегодня, 1 февраля 1906 года, литературно-музыкальный вечер с участием Максима Горького». Закачура и Вец постояли возле афиши, вглядываясь в лица прохожих, а затем предъявили билеты контролеру, разделись и пошли на свои места в заднем ряду партера. Зал быстро наполнялся и празднично гудел. У входной двери образовалась толкучка: зрители нарасхват покупали какие-то книжечки в красных обложках. «Что это? Сходи, купи!» — приказал Закачура Вецу.
В это мгновение огромный зал вздрогнул от аплодисментов. На сцену поднималась группа людей. Впереди — высокий сутулый мужчина с вислыми усами. Это был Максим Горький. Он бережно поддерживал под руку хорошо известную в Финляндии артистку Московского Художественного театра Андрееву. За ними шли писатель Скиталец и финский художник Галлен-Каллела. Замыкал группу интеллигентного вида господин с темными усами и бородой, показавшийся Закачуре знакомым.
Дирижер Каянус взмахнул палочкой, и оркестр заиграл какую-то мелодию. Тут вернулся на свое место Вец с красной книжечкой в руках. Это оказалась сказка Горького «Товарищ», написанная специально к сегодняшнему вечеру. Закачура углубился в чтение и почти не слышал, как выступали известный финский поэт Эйно Лейно, Андреева, Скиталец.
Под конец вечера на сцене появился Горький. Он остановился перед рампой и, смущенно улыбаясь, ждал, когда смолкнут аплодисменты. Наконец зазвучал его глуховатый, с характерным оканьем голос. В зале расцвели тысячи красных гвоздик — это зрители раскрыли книжечки и следили по тексту за тем, как автор читал сказку.
Горькому устроили восторженную овацию. Мощно грянула «Марсельеза». В едином порыве зал встал и запел. Пришлось подняться и жандармским филерам в заднем ряду.
У выхода из театра Горького ожидала огромная толпа. Как только он появился, раздалось многоголосое «ура!». Закачура решил протиснуться поближе к Горькому, чтобы проследить, кто его сопровождает, но сильная рука схватила за воротник пальто:
— Эй, ты? Куда? Жандармам здесь делать нечего! — и увесистый, как булыжник, кулак прижался к носу унтера. Тот оглянулся. Сзади стояли молодые, здоровые парни с красными повязками. Их вид не предвещал ничего хорошего.
— Да вы что? — захныкал Закачура неожиданно тонким голосом. — Какой я жандарм! Хотел поближе разглядеть любимого писателя.
Подошел мужчина, поднимавшийся последним на сцену вслед за Горьким. Он был одет в щегольскую шубу. И тут Закачура узнал его: это был Николай Евгеньевич Буренин, сын богатого купца. Его мать владела имением у границы Финляндии и России. В жандармском управлении стало известно о его связях с финскими подпольщиками, и филерам было вменено в обязанность следить за Бурениным, когда он прибывает в Гельсингфорс. Однако Закачура не знал, что Н. Е. Буренин входил в боевую техническую группу при ЦК РСДРП и что именно он был организатором вечера в Гельсингфорсе с участием Горького.
— Алпо, отпустите его, — сказал Буренин молодому здоровяку, задержавшему жандарма. — Пусть убирается!
Под свист и улюлюканье Закачура бросился к вокзалу. А Вец, никем не узнанный, направился вслед за Горьким в огромной толпе, которая провожала писателя до гостиницы с пением «Марсельезы».
...Ротмистр Лявданский еще раз прочитал рапорт Закачуры и Веца и решительно взялся за перо. В начале донесения начальнику управления генералу Фрейбергу он указал, что вечер в Финском национальном театре был организован «в пользу якобы пострадавших во время мятежей в России. В сущности, — подчеркнул Лявданский, — сбор должен поступить на революционное дело в России».