Журнал «Вокруг Света» №04 за 1986 год
Шрифт:
В наши дни карнавал потерял былой размах, и ареной его стала преимущественно сельская местность, где традиции, как известно, всегда были крепки. В городах же он превратился в фольклорное шоу, зачастую преследующее рекламные цели. В последние десятилетия о нем стали говорить все меньше и меньше, и в конце концов сложилось впечатление, что карнавал умер...
Но вот в 1980 году Италия словно всколыхнулась. В апрельские дни — практически без всякой рекламной подготовки — многие итальянские города оказались наводнены толпами разряженных людей в масках. Веселящихся венецианцев даже затяжные дожди не смогли разогнать по домам. День и ночь расхаживали
Итак, карнавал родился заново. Пытаясь найти объяснение этому феномену, многие итальянские социологи и журналисты предлагают разные версии. Но наиболее верной кажется самая простая из них. «Радость и равенство — самые естественные для человека вещи,— прочитал я в одной итальянской газете.— И получить их сегодня люди могут лишь на карнавале — единственном празднике, которые, как заметил еще Гёте, народ дает себе сам...»
По материалам зарубежной печати
Андрей Мудров
Роберт Най. Странствие «Судьбы»
Окончание. Начало в № 2—3.
Красным пятном висит в небе солнце. В адском тумане появились разрывы и проблески. Корабль почти не движется. Облегчение нам может принести только ветер. А ветра нет. Корабль застыл, словно прикованный грузом злого рока. Морская вода — словно черное молоко. Если бы в этой безбрежности воды и тумана увидеть хоть одну птицу! Птиц нет. Нет даже птиц-боцманов, которые спят на воде. Так далеко на север они, видимо, не залетают. Водяные змеи с желтыми и черными кольцами — единственные живые свидетели нашего вынужденного дрейфа; они большими кругами плавают вокруг моей «Судьбы». Чего они ждут? Будь я суеверным человеком, я бы наверняка подумал, что их круги и извивы подчиняются волшебной палочке колдуна, который опутал нас волшебной паутиной, и мы обречены оставаться недвижимыми.
Но я не верю в судьбу, в дурные звезды или предзнаменования. Все это выдумки.
Я жду, когда поднимется солнце и задует ветер.
Быть откровенным — большая роскошь.
Сначала несколько голых фактов. Тех, что застряли у меня в глотке.
Я ошибся в своем суждении о Ричарде Хеде. Очень жестоко ошибся. Я унизил его в глазах сообщников. Должен был предвидеть, что такой человек будет искать случая отомстить.
Его банда сумела одолеть Сэма Кинга у дверей моей каюты. Они решили, что убили его, но мой верный друг, теряя сознание, исхитрился запереть мою каюту снаружи и выбросить ключи в море. Это я узнал от самого Сэма — несмотря на раны и пробитый череп, есть надежда (да хранит его Всевышний!), что он поправится.
Чтобы сломать дверь каюты, Хед, должно быть, послал за бревном. Если так, то он непростительно промедлил. Поскольку в этот момент — разумеется, еще до того, как кто-либо из бунтовщиков успел спуститься с юта — из своей (бывшей Уота) каюты появился
Почему? Каким образом?
Я могу полагаться только на рассказ Гуаякунды. Его версия выглядит по меньшей мере странной. И все же я ему верю.
Хед по какой-то причине испугался. Этот подонок говорил немного по-испански и когда, наставив пистолет на индейца, начал что-то с беспокойством объяснять своим сообщникам, индеец слышал, как он без конца повторял одно слово: «колдун».
— Он считал тебя колдуном? — спросил я.— Почему? Индеец пожал плечами.
— Не знаю. Может, он сошел с ума. Может, слышал разговоры в Сан-Томе.
— Какие разговоры?
— Разговоры рабынь.
— Они называли тебя колдуном? Индеец кивнул.
— Это ничего не значит,— сказал он.— Они называли меня так, потому что они не понимали.
Я не стал спрашивать у него, чего не понимали эти суеверные женщины. Меня больше интересовало, почему Хед неожиданно изменил свои планы и вместо меня решил убить Гуаякунду. Я спросил индейца и получил ошарашивающий ответ:
— Человек с заплаткой уже пытался повесить меня.
— В испанском форте?
— Да. Их было двое. Они держали лошадь. Он был одним из них.
— Так... значит, Хед уже пытался тебя однажды повесить,— сказал я.— Впрочем, из этого не следует, что он должен был повторить попытку...
— Он был уверен, что я колдун,— пояснил индеец.— Он думал, что у меня есть особая сила. Наверное, он хотел проверить, можно ли меня вообще убить. Или думал, что моя смерть лишит силы тебя.
— Но это нелепо! Индеец улыбнулся.
— Когда белые люди впервые пришли в мою страну, индейцы решили, что это боги. Может быть, теперь страх действует в обратном направлении.
Дикая мысль. Я отверг ее.
— Я думаю, Хед сошел с ума,— сказал я.
— Да,— ответил индеец.
Я продолжал расспрашивать его. Меня снедало желание узнать все подробности случившегося до моего появления, до того, как я увидел ту жуткую сцену. Как удалось Хеду с сообщниками заставить его спуститься с юта? «Приставив пистолет к виску»,— сказал индеец. Как им удалось связать его и вздернуть на рее — ведь я сам видел, какой громадной силой он обладает? «Опять-таки с помощью пистолета»,— сказал индеец. Его ответы звучали вполне убедительно. Все было разумно и объяснимо, кроме пантомимы повешения. И вот мы дошли до крика.
— Никогда не слышал ничего подобного,— сказал я.— Ты уже говорил мне о своем крике. Ты сказал, что он сводит людей с ума, гонит их убивать. Что это крик Золотого Человека.
Взгляд индейца оставался непроницаемым.
— Я сказал Гуоттаролу правду.
— Что означает этот крик? — спросил я.— Золотой Человек — это ты?
Лицо индейца передернула страдальческая гримаса. Он закрыл глаза рукой, словно боялся, что я его ударю.
— Нет! — крикнул он.— Нет!! Нет!!
Мне стало стыдно. Я понимал, что не имею права задавать ему такие вопросы. Что вторгаюсь на чужую территорию. Но остановиться не мог. Не праздное любопытство руководило мной. Потребность узнать и понять.
— Значит, Золотой Человек — твой бог? — спросил я.— И в тебе говорит голос твоего бога? В этом значение крика? Он голос бога чибчей?
Индеец медленно отнял руку от лица.
— Я не знаю,— сказал он.
В его глазах стояли слезы. Человек, который еще вчера разил своих врагов и рвал их на части, плакал передо мной безутешно, как малый ребенок.