Журнал «Вокруг Света» №05 за 1977 год
Шрифт:
В крепость вели два марша крутых ступенек. В случае нападения лестницу разрушали, и вход повисал высоко в воздухе. По обе стороны колоссальных ворот, усеянных стальными заклепками, располагались маленькие тоннели пробитые в толстой стене. Выше виднелись узкие бойницы, сквозь которые вели наблюдение за окрестностями. Укрытая в знойной долине, отрезанная со всех сторон зимними снегами и летними разливами, Пунакха выглядела абсолютно неприступной. И это не только впечатление, но факт: за всю историю Пунакху никто не смог одолеть; бутанцы, засев за стенами этой цитадели, бросали вызов Тибету, ассамским раджам и англичанам. Впрочем, последнее относится не только
Мы поднялись по очереди на все этажи, осмотрели молельни и залы собраний. Описание их заслуживает целой отдельной книги. Фрески, золотые и серебряные вазы, резные, покрытые позолотой статуи составили бы гордость любого музея. Понадобились бы недели, если не месяцы, для того, чтобы ознакомиться хотя бы с частью сокровищ Пунакхи. Здесь были подарки, изготовленные крестьянами страны, пышные подношения послов далай-ламы и бывших вассалов короля. Здесь, как в фокусе, сконцентрировались все богатства бутанского искусства: ремесленников-умельцев непременно посылали в Пунакху.
Красота всех этих предметов зиждется на любви, которую вкладывает умелец в свое изделие. Резьба балок, лепка кувшинов, ковка чугунков — все это в своей первооснове было искусством, к которому приступали с песнопениями и молитвами.
Вообще говоря, предметы, которые мы считаем порождением культуры, по-видимому, являются производными окружающей среды. Почему в Бутане люди «изобрели» те же сельскохозяйственные орудия, те же глиняные горшки, ту же форму бочонков, которую мы видим в европейских районах со схожим климатом? Будь я индийцем или китайцем, меня удивили бы в Бутане маслобойки, деревянные седла, кровли домов, форма дверей, лопаты на длинных черенках. Но мне все это было знакомо по Швейцарии.
Излишне, видимо, говорить, что в прошлом между Западной Европой и Бутаном не было никаких контактов. Гигантские просторы разделяют Альпы и бутанские Гималаи. Но сходство бросается в глаза до мельчайших деталей.
Довольно часто встречаются утверждения о том, что климат и экология — важные факторы развития цивилизации, но никогда еще я не видел столь яркого подтверждения этому, как в Бутане. Возможно, существует некий инстинктивный «модуль» в том, что мы считаем разумом, и поэтому все ухищрения нашей технологии, по сути, являются бессознательным проявлением этого инстинкта, а не изобретениями ума. Я уверен, что, если бы Бутан оставался в изоляции, там непременно появился бы свой Ньютон...
Конечно, скажут мне, путешественник всегда склонен сравнивать увиденное с уже известным ему. Знаю. Но здесь я не мог отделаться от ощущения, что я не дивлюсь на чужую страну, а просто новыми глазами смотрю на свою собственную. Исчезла лишь дымная заводская завеса и коммерческий налет, так исказившие наши ландшафты.
Покинув Пунакху, мы продолжили путь по западному берегу реки Мачу. И тут нас застигла
— В 1964 году король Джигме Дорджи приказал открыть в провинции более сотни подобных школ, — рассказал мне молодой учитель. — Многие дети живут очень далеко отсюда, поэтому они остаются в интернате и сами себе готовят. Король выделяет школе рис.
Он ввел меня в один класс, совершенно пустое помещение с гладким деревянным полом, на котором сидела стайка ребятишек в коротких черных кхо; они дружно приветствовали меня.
— Здесь они учатся «дзонгкха» (языку дзонгов) и английскому. Учебников еще мало, но сейчас в Тхимпху готовят несколько изданий, — продолжал наставник.
В следующем классе бутанские дети читали что-то нараспев. Письменного бутанского языка не существует. (В официальных документах пока пользуются тибетским.) Но ученые-лингвисты вырабатывают бутанскую грамматику, используя тибетский алфавит и упрощая орфографию, которая в литературном тибетском невероятно сложна.
Молодой учитель понравился мне своей начитанностью и энергией. Когда я спросил, что побудило его выбрать столь отдаленное место, он ответил: «Такова была королевская воля. И потом, я ведь тружусь на благо страны».
Примечательные слова. Мне не раз приходилось видеть в странах, где я побывал, как молодые люди, получившие образование за границей, возвращались, преисполненные презрения к собственному народу, и наотрез отказывались ехать «на окраину».
Они предпочитали устраиваться в городе, где есть кино, нежели возвращаться в родную деревню и помогать своим согражданам.
В Бутане этой проблемы не существует. Идея служения — высшая доблесть для бутанца, при этом служение стране и королю равнозначно. Замечу еще, что королевская власть в Бутане одновременно наследственная и... выборная. Каждые три года «должность» монарха утверждает абсолютным большинством выборное национальное собрание из знати и высшего духовенства.
Продвижение по социальной лестнице здесь не зависит от «чистоты» крови или денег. Я был поражен, узнав, что властители закона в дзонгах — люди бедные. По крайней мере большинство из них. Все, что я принимал за признаки богатства, было, по сути, лишь внешними атрибутами, связанными с исполнением должности.
Бутанские чиновники выборные. Деревни избирают своего главу — гапа, гапы избирают рамджама, а уже среди рамджамов король выбирает властителей закона. Каждый тримпон пребывает на своем посту определенное время, и, если не проявляет достаточных способностей, его смещают. Самый бедный крестьянин в Бутане вправе лелеять надежду стать в один прекрасный день тримпоном. Кстати, все властители закона крестьянского происхождения.
В духе той же традиции духовенство в Бутане, наделенное не меньшей властью, происходит из бедных слоев.
Однако сколь бы совершенной внешне ни казалась система, исполнительная власть в Бутане в полной мере наделена всеми человеческими пороками. Тримпоны — люди отнюдь не святые, хотя по большей части это, повторяю, достойные граждане, ставшие лидерами благодаря своим незаурядным способностям и выдающимся личным качествам. А общество в целом не ослеплено деньгами или сословной предвзятостью.