Журнал «Вокруг Света» №05 за 1977 год
Шрифт:
— Ну вот мы и прилетели, — будничным голосом сказал профессор Мигель Эспиналь, когда вертолет, слегка накренившись, резко отвернул в сторону от извивавшегося внизу голубенькой змейкой русла Ориноко.
Однако, сколько Кеннет Вуд ни вглядывался в бескрайнее зеленое море, образованное миллионами деревьев-гигантов, он так и не мог разглядеть конечную цель их экспедиции — деревню Хасубова-тери. Уж не ошибся ли профессор? Ведь он же предупреждал, что ни одной из ста пятидесяти деревень индейского племени яномамо не найти даже на самой подробной карте. Никто особенно не заинтересован в налаживании сообщения с этим обширным районом, покрытым тропическими джунглями, где нет ни разведанных полезных ископаемых, ни удобных посадочных площадок. А у правительства в Каракасе просто еще не дошли руки до яномамо, и пятнадцать тысяч индейцев живут так же, как и их предки сотни лет назад. Одному богу известно, как
— Вот же она, смотрите! — прервал мысли Кена голос профессора.
За иллюминатором вертолета на небольшой прогалине виднелся странный конус с покатыми стенами и срезанным верхом. Этот глиняный дом-форт и был деревней Хасубова-тери, насчитывающей больше сотни жителей.
Когда лопасти ротора замерли на месте и профессор с Вудом и пилотом Хосе вышли на поросшую жесткой травой лужайку, их тут же окружила группа невысоких мускулистых мужчин в набедренных повязках. У всех яномамо была бронзовая кожа, широкие лица с крепкими скулами и прямые волосы цвета воронова крыла. Для людей, живущих преимущественно на растительной диете, они казались сложенными удивительно пропорционально.
Правда, позднее индейцы объяснили Вуду, что время от времени ими овладевает «наикн» — «чувство голода по мясу» — и тогда все мужчины отправляются на коллективную охоту, чтобы убить «большую добычу». Да и повседневную пищу нельзя назвать чисто вегетарианской, ибо в нее входит и мелкая живность: ящерицы, птички, различные личинки и даже один из видов крупных, «жирных» муравьев. Вообще яномамо не знают, что значит создавать запасы (видимо, из-за влажного тропического климата): когда съестного много, они и едят много; когда мало — едят мало; наступает сезон дождей, когда лес превращается в непроходимое болото, — тоже как-то обходятся. Из группы встречавших индейцев вперед выступил моложавый мужчина и с улыбкой протянул руку профессору. Судя по необычному одеянию — на «ем красовались новенькие черные трусы — и достоинству, с которым он держался, этот человек занимал достаточно высокое положение в деревенской иерархии.
— Шори (1 Шори — друг.) Каобава, великий вождь Хасубова-тери, — представил его профессор Эспиналь, обмениваясь крепким рукопожатием с Каобавой. Затем он повернулся к своим спутникам. — Ка та шори Кен. Он потом напишет о вас. Ка та шори Хосе. Последовали новые улыбки и новые рукопожатия. После этого настала очередь вождя представлять своих спутников, среди которых выделялся худой сутуловатый старик с мудрыми глазами — деревенский колдун Дедехейва.
Как только церемония знакомства была завершена, хозяева принялись дружно помогать гостям выгружать из вертолета их вещи. Вуд еще раньше обратил внимание на то, что индейцы отнеслись к «птице с кожей из мачете», — как, оказывается, в прошлом году они назвали вертолет из-за его металлической обшивки, — безо всякого страха, хотя видели его лишь второй раз в жизни. Но это в конце концов можно было объяснить отсутствием у них суеверий, порождаемых невежеством. А вот их поведение при разгрузке было просто поразительным. Хотя в яномамо и говорило откровенное любопытство — каждый появлявшийся из вертолета новый предмет подвергался тщательному осмотру до того, как его осторожно укладывали на землю,—это делалось с подкупающим доверчивым дружелюбием и сдержанным достоинством. Индейцы не были ни шумными, ни назойливыми, ни докучливыми и — даже! — ни о чем не спрашивали. А ведь в том же Каракасе Вуд сталкивался с людьми, которые называли яномамо «сальвахес» — «дикарями» и «анималес» — «животными» и приписывали им Rce смертные грехи. Второе неожиданное открытие ждало Кеннета Вуда в самом доме-форте, носившем название деревни Хасубова-тери. До этого ему приходилось бывать в индейских поселениях в других странах Латинской Америки, и он отлично представлял себе их непривлекательный вид: жалкие хижины без всякой мебели; тучи пыли, поднимающиеся при малейшем ветерке; чумазые голые ребятишки с раздутыми животами и тоненькими ножками, копающиеся в грязи; их не менее грязные отцы и матери с изможденными лицами, с понурым видом сидящие в куцей тени полузасохших деревьев.
В этом отношении Хасубова-тери представляла собой разительный контраст. Начать с
— Послушайте, профессор, — не выдержал Вуд, — каким чудом яномамо узнали заранее о нашем прибытии и успели навести такой лоск и на свою обитель, и на себя самих?
— Можете поверить, что их никто не предупреждал и они отнюдь специально не готовились к приему гостей. Так уж заведено в Хасубова-тери. Точнее, так повелевает почитаемый дух Хекура, чью волю прекрасно умеет толковать мудрый Дедехейва.
— Но...
— Никаких но. Насколько я могу судить, обед уже готов, и было бы невежливо заставлять хозяев ждать. — Профессор повернулся и направился к дальней от входа части навеса, где несколько яномамо расстилали чистые циновки и расставляли возле каждой полые половинки тыкв. «Сервировкой стола» руководил Каобава, который ради столь торжественного события дополнил свой наряд подобием белого парика из птичьего пуха.
Когда гости и хозяева расселись и каждому была вручена своеобразная чаша с горячим платано — супом из мякоти дикорастущего мучнистого банана, Каобава провозгласил тост:
— Люди Хасубова-тери всегда рады шори Мигелю и его друзьям. Они хотели бы всегда видеть их рядом с собой и угощать только нежнейшим хвостом легуана и жирным мясом тапира, а не жалким платано, — переводил профессор Мигель Эспиналь. — ...И все-таки я прошу вас, дорогие шори, передать вашим женам, чтобы, когда вы покинете этот мир солнца и луны, а ваши тела обратятся в пепел, они прислали его нам. И мы положим этот пепел в платано и выпьем наши чаши в знак того, что стали с вами настоящими шори при жизни...
Яномамо, как Кеннет Вуд знал со слов профессора, скрепляли подобным ритуалом дружественные отношения между разными деревнями, для чего специально сохраняли пепел дорогих им людей...
Интервью, которое после парадного обеда дал Кеннету Вуду мудрый колдун Дедехейва, не отличалось многословностью. Много лет назад, если верить ему, жителей Хасубова-тери нещадно косили болезни и несчастья, так что почти не осталось мужчин, чтобы ходить на охоту и защищать деревню от нападений соседей. Кое-кто стал поговаривать, что во всем виноват дух Хекура, двуногое существо, у которого одна нога как у человека, а другая — как у ягуара. Этот Хекура, видно, обосновался где-то недалеко от Хасубова-тери и из-за своей безграничной злобы к людям старался погубить ее жителей. Поэтому, мол, нужно уйти на новое место, как можно дальше от прежнего, чтобы дух потерял их след. Но ведь это значило, что яномамо придется расчищать новую площадку для деревни и огородов, возводить стену вокруг нее, а оставшимся мужчинам такая работа была явно не под силу.
И тогда Дедехейва решил вызвать духа Хекуру на откровенный разговор, который, видимо, был, Что называется, по душам. Дух в категорической форме заявил колдуну, что вовсе не питает злобы к жителям Хасубова-тери, хотя те и живут так же отвратительно, как лесные упыри. Хекура просто хотел предупредить яномамо, что им нужно стать чистоплотными и тогда он простит их. С тех пор все они неукоснительно выполняют волю духа: содержат в чистоте свой дом и площадку перед ним, регулярно моются, а забота о малышах возлагается на девочек-подростков.
— Как видите, Хекура выполнил свое обещание и сменил гнев на милость: мы все здоровы и веселы, — закончил колдун свой рассказ.
Вечером, лежа на жестком ложе из пальмовых листьев, накрытом чистой циновкой, Кеннет Вуд долго размышлял о всем увиденном и услышанном за день. С севера из черной тьмы доносились далекие раскаты грома, но на юге тропическое небо было чисто и сверкало россыпями звезд. Прямо над горизонтом тянулся ввысь Скорпион, а возле Млечного Пути повис Южный Крест. Деревня еще не спала. Слышались голоса подростков, таскавших воду из ручья, чтобы замочить на ночь кассаву. Девочки тем временем счищали кожуру с ее горьких клубней, а женщины толкли их каменными пестиками в больших ступах. Потом, когда полученная масса будет промыта и сварена, ее раскатают и запекут в пальмовых листьях.