Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год
Шрифт:
— Ну а старый город?
Архитектор протянул мне толстую тетрадь — проект охранных зон. Просматриваю страницы, наполненные расчетами и графиками.
Любопытно, каждый мало-мальски ценный памятник взят на учет, описан, дана его характеристика. «Дом декабриста Фонвизина Михаила Александровича, в котором он жил в 1843—1845 годах в ссылке. Деревянный, одноэтажный, с мезонином. Улица Б. Октябрьская. Детская библиотека». Или: «Польский костел, построенный для ссыльных польских патриотов. Каменный. Улица Р. Люксембург. Кинопрокат». Наряду с этими данными в проекте приводятся записи из книги М. С. Знаменского «Исторические окрестности города Тобольска», изданной в Тюмени в 1901 году. Коротко воспроизводится история возникновения
Из проекта нетрудно понять, что и в подгорной, и в нагорной частях будут, естественно, сохранены наиболее ценные памятники. Но в верхнем городе, который уже сильно изменил свое лицо, предполагается оставить в неприкосновенности лишь несколько «деревянных» улиц, неподалеку от кремля, и создать музей деревянного зодчества под открытым небом. Вообще верхний город более сложен для реконструкции — ведь он как бы переходная, буферная зона к городу новому. Застройка здесь должна вестись особенно осторожно, а дома будут повышать свои этажи только по мере удаления от Троицкого мыса, чтобы не закрыть лучи главных улиц города, которые сходятся к кремлю. Ансамбль кремля, вновь организованные общественный центр, туристический комплекс, стадион и музей деревянного зодчества составят, как говорят специалисты, основу архитектурно-пространственной структуры нагорной части и помогут связать старый город с новым.
— Надеюсь, вы поняли главное,— архитектор заметил, что я закрыла тетрадь.— Должен быть сохранен неповторимый силуэт города — с перепадами рельефа, с доминантой кремля, с планировкой улиц, заложенной еще екатерининским планом 1784 года, с природой, наконец, вольно шагнувшей в город. Мы дорожим традициями сибирского градостроительства...
Наверно, в жизни каждого города рано или поздно наступает время перемен. Это интересное, но трудное время, когда пласты истории сталкиваются словно при геологических подвижках, с той существенной разницей, что человек в силах управлять происходящим.
Такое время переживает сейчас Тобольск.
Тобольск — Москва
Л. Мешкова, наш спец. корр.
Мате
Я уезжал из Аргентины, и мне хотелось привезти в Москву сувенир на память об этой стране. Полдня бродил я по Буэнос-Айресу, но так ничего и не купил. Какую вещь приобрести? «Болеадорас» — веревки с каменными шариками на концах, которыми в Патагонии ловят страусов и оленей? Или «чаранго» — индейский струнный инструмент с корпусом из панциря броненосца? А может, фигурки птиц из родохрозита — красивейшего камня, называемого здесь «розой инков», или гигантские узорные стремена местных скотоводов гаучо?
Около небольшой лавчонки я задержался дольше обычного и, наверное, обратил на себя внимание продавца — пожилого человека в потертой шляпе и цветастом шарфе, несколько раз обмотанном вокруг шеи. Остро взглянув на меня, он наконец решился спросить, что бы я хотел купить. Услышав о том, что я ищу самый-самый аргентинский сувенир, понимающе кивнул и уверенно произнес:
— Тогда вам не нужны ни андская флейта, ни бычий череп, ни модель парусника, ни шпоры... Послушайтесь совета старого Хосе Морено — купите мате...
Как же я мог о нем забыть! Мате — так называют и небольшой сосуд-тыквочку, и напиток, который в ней готовят и из нее пьют. И порошок, используемый для приготовления этого напитка, и дерево, из листьев которого этот порошок делается, тоже
Впервые я попробовал его в Сан-Лоренсо, небольшом городке на берегу реки Параны. Местный муниципальный советник, глава любезно принимавшего меня семейства, счел своим долгом в первую очередь рассказать мне о любимом аргентинцами и очень полезном напитке. — Мате,— вдохновенно говорил он,— питателен, богат витамином С, обладает тонизирующим действием. Еще индейцы гуарани считали, что этот напиток укрепляет организм, и принимали его в качестве лечебного средства. Аргентинские гаучо, которые употребляли в пищу исключительно мясо и мате, никогда не страдали авитаминозом...
«Падуб» — так называется субтропическое деревце, из листьев которого производят популярный продукт,— произрастает не только в северных аргентинских провинциях Коррьентес и Мисьонес, но и на юге Бразилии, и в Парагвае. Именно в Парагвае мате открыли для себя испанцы. Если судить по письменному источнику, в котором о нем содержится первое упоминание, то произошло это где-то в середине XVI века.
Одними из первых познакомились с индейским мате миссионеры-иезуиты, прибывшие в Южную Америку обращать аборигенов в христианство. Поначалу непривычный напиток вызвал у них отношение сугубо отрицательное. Пьющих мате преследовали, древний местный обычай обличали как «дьявольский предрассудок», внедренный «по сговору с сатаной и его явному наущению». Гонения продолжались до тех пор, пока иезуиты не захватили в свои руки всю торговлю им со всеми проистекающими отсюда солидными прибылями.
Иезуиты, помимо всего прочего, внесли великую путаницу в название нового для них зелья. Поскольку индейцы поставляли им мате в готовом к употреблению виде — высушенным и помолотым,— монахи решили, что это трава, а не листья. Некоторые из них приняли мате за одну из разновидностей чая из-за сходства вкуса и близости слов («ча» — по-китайски, «ша» — по-португальски, «каа» — на гуарани). Заблуждения, как известно, очень живучи. Поэтому «травой» («йерба») и «парагвайским чаем» («те дель Парагуай») мате нередко именуют до сих пор.
Наконец, несмотря на то, что название «трава» пришло к испанцам от индейцев гуарани, само слово «мате» заимствовано из языка другой коренной американской народности — кечуа. И в этом тоже «заслуга» иезуитов. Дело в том, что соответствующее слово на гуарани, показавшееся им труднопроизносимым и неблагозвучным, было отвергнуто и заменено в обиходе другим.
В своем первозданном смысле «мате» означало просто «сосуд» или «стакан». С течением времени значение этого слова стало употребляться очень широко.
Тем временем продавец Хосе Морено выкладывал передо мной сосуды-тыквочки, увлеченно рассказывая о том, что мне было в общем-то уже известно. Но прервать его я просто не мог.
Традиционная посуда для приготовления и потребления мате — это плоды лагенарии, которую еще называют бутылочной тыквой, так как «лагена» в переводе с латинского означает «бутылка». Правда, впоследствии и сосуды для мате стали делать из самых разнообразных материалов: коровьего рога, кокосового ореха, фарфора, фаянса, дерева, пластмассы, железа, серебра и даже золота. Но золотые мате чрезвычайно редки. Серебряные же можно встретить не только в музеях, но и в антикварных лавках, и в домах. Среди них попадаются экземпляры, украшенные затейливыми орнаментами, изображениями птиц и зверей. Я видел, например, мате, сделанные в виде лебедя, южноамериканского страуса-нанду или креольской гитары. Часто мате снабжали колокольчиком или подставкой в виде колокольчика для того, чтобы вызывать служанку. Известна и другая разновидность «звучащего» мате — с музыкальной шкатулкой, играющей мелодии вальса, польки и популярной в Аргентине милонги.