Журнал «Вокруг Света» №06 за 1985 год

Журнал Вокруг Света

Трое птенцов — темно-бурых пуховичков — появились в этом гнезде. Немногим более суток просидели они в «колыбели», и вот уже мать повела их к морю...

Сейчас птенцы окрепли, подросли. Но мать по-прежнему не спускает с них глаз. Стоит одному птенцу свернуть в сторону, как она начинает беспокоиться: «Ко-ко-ко» — и он плывет обратно. Птенцы опускают голову в воду, ныряют, плавают выводком между камней — учатся добывать корм, мелких моллюсков, ракообразных. Две чужие взрослые гаги подплыли к семейству — мать спокойна. Но вот закружились над гагачатами чайки. Одна села рядом с птенцом. Мать приподнялась над водой, как бы накрыла птенцов собой, заурчала, вытянула клюв, заурчали и другие гаги. Чайка улетела...

Орнитологи

знают, что только часть птенцов гаги выживает. Они часто гибнут в гнезде, на пути к морю, в волнах прибоя, от четвероногих и пернатых хищников. Но, к счастью, теперь к их гибели непричастен человек. Далеко в прошлом остались разбойничьи набеги на гагачьи колонии, когда без всякого контроля стреляли птиц, собирали пух и яйца. В 1931 году было принято решение запретить охоту на эту птицу по всей территории нашей страны. Главной задачей работников Кандалакшского заповедника стала охрана и восстановление местной популяции гаги обыкновенной. И конечно, изучение этой крупной морской утки. Сделано немало. На основе длительных и кропотливых наблюдений, путем кольцевания, авиаучетов удалось установить, что гага живет в среднем лет восемь, гнездится ежегодно, начиная с двух-трехлетнего возраста; орнитологи проследили недалекие маршруты птиц на зимовки и время их возвращения, разработали способ борьбы с паразитами птиц, установили, в какие сроки можно собирать пух и сколько его следует брать с гнезда.

За годы охраны местная популяция значительно увеличилась. Но ученые отмечают, что численность ее то вдруг возрастает, то неожиданно падает. Что касается Айновых островов, Татаринкова объяснила это явление так:

— Мы довели количество гаг на островах до двух тысяч и очень радовались этому. А потом птиц стало меньше. Видимо, иссякли кормовые запасы, и они ушли в другие места. Восстановится корм у берегов — и птицы вернутся. Похоже, эти колебания естественны. Но чтобы быть уверенным, что это так, надо обследовать и другие острова Баренцева моря, даже Вайгач и Новую Землю. К сожалению, подсчета гаг на всех точках Баренцева моря пока нет. Кстати, об изучении питания гаг. Как узнать, чем питаются птицы? Классический способ — убить и посмотреть, что в желудке. Мы же пытаемся узнать по помету. Сейчас приготовили 150 проб, повезем в лабораторию, в Кандалакшу...

Кажется, я слишком надолго задержала Иветту Павловну у бухты со знакомым ей семейством. Ведь нам предстоит пройти семь километров — окружность острова, но каких километров! И мы снова прыгаем по камням...

Мы уже подходили к дому, когда я заметила Юру. Он сидел на «мартышкиной вышке» — так называли орнитологи хрупкое сооружение из жердей, которое сколотил сам Юра,— и рассматривал в бинокль окрестности. Увидев нас, он спустился и тихо обронил:

— Гнезда обошел. Опять много птенцов из-за дождя погибло.

Мы прошли в дом. Юра разложил на столе таблицы и стал наносить пометки.

— В этих таблицах,— пояснял он,— судьба всех воробьиных нашего острова. Когда прилетели, где расположены гнезда, когда птенцы вывелись, кто погиб от шторма, кто после дождя...

Я просматривала тетради, лежащие на столе, заполненные бисерным почерком, разрисованные схемами, графиками, диаграммами,— и невежественное сомнение зародилось во мне: для чего весь этот ворох мелких и мельчайших фактов? Видит ли орнитолог за ними большую цель, возможное открытие?

Юра, уловив в моих глазах вопрос, усмехнулся в рыжую с проседью бородку и тихо сказал:

— Факты — это все. Я, например, задался целью узнать пол птицы, не вскрывая ее. По размеру киля, предплечья и другим данным — сейчас разрабатываю эту методику...

Потом Юра говорил о том, что на стыке орнитологии с другими областями знаний — медициной, этологией,

сельским хозяйством, авиацией —рождаются сегодня интересные и практически ценные рекомендации, что, он уверен, нет ненужной работы, если делать ее хорошо, и что «все эти мелочи» (при этих словах Юра потряс стопкой тетрадей) непременно понадобятся, когда мы всерьез будем вынуждены поддерживать здоровье планеты. «Природу надо знать, чтобы она была и сегодня и завтра, — заключил Юра и улыбнулся. — А теперь пойду кольцевать горного конька. Как раз полночь».

Мы спустились по тропинке к Ключевой бухте. Было непривычно тихо.

Я огляделась: нигде — ни в небе, ни в море не было видно птиц. Свет дня и тишину ночи вобрала в себя эта островная белая ночь...

На береговых камнях сидели студентки и Саша; по их приглушенному, невеселому разговору я поняла, что новая ловушка не сработала и упрямые тупики по-прежнему не ловятся...

Юра шел вдоль берега, шел уверенно — он точно знал, где находится нужное ему гнездо. В нем, по словам Юры, птенцы уже подросли, и их можно кольцевать, и делать это удобнее ночью, когда родителей нет в гнезде — меньше будет шума. Около камня, покрытого желто-зеленой подушкой родиолы, Юра остановился, поставил на попа пластмассовый ящик, разместил в нем весы, зажег спиртовку, положил инструменты, коробочку с цветными пластмассовыми метками. Тихонько раздвинул траву около камня, достал птенца. Спеленал его бинтом, положил на весы, потом размотал бинт, быстренько промерил штангенциркулем крохотное тельце, зажал горячим пинцетом цветную полосочку на лапке и осторожно опустил в гнездо. А когда закончил кольцевать всех птенцов, сказал: «Ну, братцы, растите и прилетайте».

День третий «Действительно необитаемый остров»

Сегодня мы плывем на Малый Айнов. В пути Юра рассказывал, что сегодня ему приснилось, будто штангенциркуль... умирает. «Я ему делаю искусственное дыхание, а он глаз не открывает. Проснулся в холодном поту». Мы посмеялись, а Иветта Павловна заметила:

— По суткам работаешь, вот и во сне с ним расстаться не можешь.

Над островом стоял разноголосый птичий гам. Ступая по каменным плитам, покрытым, как ковром, жирными скользкими водорослями, минуя полосу белых огромных камней, попадаем в заросли гигантских папоротников и иван-чая. Они скрывают нас с головой, и, продираясь сквозь них, мы с трудом поднимаемся по крутому берегу к скалам. Там, под козырьками выступов,— гнезда птиц.

Скалы в белых потеках, остро пахнет птичьим пометом. Юра и Иветта Павловна, позвякивая связками металлических колец, лезут под самые козырьки. Изредка переговариваются.

— Смотри, впервые у моевки птенцы выросли...

Птенцы моевок сидят в гнездах из сухих водорослей: белая грудка и головка, серые крылышки.

— Бакланята...

Черный, как сажа, птенец. Он не дается орнитологам, уходит еще глубже под скалу. Юра почти вполз в расщелину. Достал. Руки у Юры в пуху, в помете. Мгновение — и металлическое кольцо охватывает ногу птицы. Бакланенок скрывается в гнезде.

— Хохлатые бакланы занесены в Красную книгу СССР. Здесь они загнездились недавно, несколько лет назад. Гнездятся только там, где нет людей,— говорит Иветта Павловна.— Малый Айнов действительно необитаемый остров...

Эти романтические, казалось бы, слова «необитаемый остров» почему-то напомнили мне о практических заботах орнитологов, которые они высказывали в один из вечеров. А говорили они о том, что заповеднику очень нужно морское суденышко, чтобы ходить по Баренцеву морю и следить за жизнью птиц на островах; что надо бы заповедовать и некоторые участки акватории, окружающие эти острова,— природа-то неделима, и жизнь птиц очень тесно связана с жизнью прибрежных вод; что, кроме орнитологов, на островах нужны и ботаник, и ихтиологи, и геолог. Потому как необитаемые острова — это во многом еще не прочитанная книга природы...