Шрифт:
БАМ пройдет по долине Чары
Самолет летит на север от Читы. Плывут однообразные сопочки, покрытые щетиной лиственниц, тускло мерцают болота. «Кэвэкетэ» — называют такие места эвенки. Кажется, что не будет конца унылым серо-зеленым холмам Витимского плоскогорья.
И вдруг! Нечто вздыбленное, отливающее снежным блеском и синевой возникает внизу. Удокан... Мелькает ярко-зеленая впадина со множеством озер и островком (не мираж ли это?) песчаной пустыни в
Серебряная чеканка верховых снегов обрамляет широкую долину, по которой течет Чара. Чара и ее притоки настолько петлисты, что местами похожи на скомканную, перепутанную нить. А кругом — озера, озера...
Когда-то домики поселка Чары (были среди них и чумы из оленьих шкур) стояли на сухой твердой земле. Но с тех пор как в горах Кодара и Удокана нашли крупные месторождения, Чара, охваченная восторгом открытий, разрослась и незаметно подступила к болоту. Дома-времянки стоят на лиственничных сваях, а все население Чары весной и летом ходит в резиновых сапогах; без таких сапог здесь ходок не ходок и работник не работник. Но Чара словно не замечает этих неудобств, она вся в ожидании перемен: Байкало-Амурская магистраль, которая пройдет между Кодером и Удоканом, принесет с собой эти перемены. На другом берегу реки вырастет современный город Удокан.
В конторе Удоканской геологической экспедиции нас, меня и моего спутника, корреспондента Читинского радио, пригласил к себе в кабинет начальник экспедиции Леонид Васильевич Пивоваров. На столе перед ним лежали камни; серо-дымчатые, зеленые, черные, красные, бурые... Камни в зеленых разводах и камни с красно-фиолетовым блеском на изломах — знаменитая медь Удокана. Сотни буровых скважин, десятки километров траншей и штолен подтвердили, что Удокан — почти без преувеличения — состоит из меди. Сейчас идет детальная доразведка рудных тел.
— На Западном, это одна из точек месторождения, — говорит Пивоваров, — мы ведем одновременно три штольни. До подхода БАМа должны подготовить Удокан к добыче.
В открытую форточку кабинета проник терпкий запах лиственничной хвои.
— А в Западный, между прочим, зима вернулась, — неожиданно сказал Пивоваров. — Снегу навалило — в человеческий рост! Бульдозеры не могут пробиться к буровым... Пошли лавины... Обязательно побывайте на Западном!
Но нас сначала неодолимо тянуло в Кодар: все камни, лежащие на столе Пивоварова, кроме зеленых и красно-фиолетовых, были добыты из его недр.
Пивоваров взял в руки серый тяжелый камень:
— Вот, пожалуйста, — железо! Сулуматское месторождение. Или вот — санырит...
Леонид Васильевич показал на невзрачный минерал, похожий на кусок затвердевшего цемента.
— Почти наполовину — это алюминий и калий, остальное отработка, «хвосты», которые пойдут на производство цемента. Если прогнозы геологов подтвердятся, перспективы откроются широчайшие... А вот и уголь Кодера, — помолчав, сказал Пивоваров и протянул нам черный, жирно блестящий камень. — Он даст ключ к разработке всех богатств Кодара и Удокана.
Вертолет поднялся в густо-синее небо. Мы летели вместе с начальником Сулуматской партии Виталием Ивановичем Созиновым, который вез грузы для геологов.
С самолета все виделось мельком, бегло. Теперь мы могли не торопясь обозреть долину. Каньоны и отроги Кодара выплывали загадочными амфитеатрами. Катились в ущельях реки, и Чара подставляла каждому притоку свой изгиб. Вдали, утопая в снегах, белел Удокан. Проплывали озера с мягкими замшелыми берегами, озера с тычинками лиственниц, похожими издали на ресницы, озера круглые, квадратные, овальные, изрезанные языками травянистых мысков и отмелей... Когда вертолет пошел на снижение, мелькнуло большое круглое озеро с тремя избушками на берегу. Созинов прокричал:
— Озеро Арбакалир — наш курорт и баня! Горячее озеро...
Вертолет опустился близ невысокой сопки, у подножия которой приютилось чернильно-синее озерко, заросшее по берегам валами мха. К вертолету бежали рабочие, но Созинов, покряхтывая, уже взваливал на плечи тяжелые ящики с запчастями для буровой и выносил их на площадку. Щупленький, но очень подвижный и расторопный, он не присел, пока не перетащили весь груз.
Подумалось, что у такого начальника и лагерь оборудован, наверно, по всем правилам. Это оказалось именно так.
Прежде всего мы увидели пилораму. Лесорубы, что ли, работают по соседству? Оказалось, ее раздобыл энергичный Созинов и доставил в тайгу. Напилили бруса, досок и построили просторные, светлые дома для рабочих партии.
Мы увидели эти дома, когда прошли взлобок, заросший лиственницами. Стены янтарно желтели свежими спилами и приятно пахли смолой.
— Ну вот и дом родной! — сказал Виталий Иванович, когда мы поднялись на не достроенное еще крыльцо.
В лагере партии я встретил своего давнего знакомого Виктора Грудинина. Сын чикойского крестьянина (южная часть Забайкалья), он работал в колхозе, потом шоферил и, наверное, сменил бы еще немало мест, если бы не любовь к тайге. Те, кто любит тайгу, часто «прирастают» к геологам. Виктор работал механиком партии. Не менее трудолюбивый и энергичный, чем Созинов, он многое сделал, чтобы база на Сулумате имела прочные устои.
Грудинин и Созинов ведают техникой и хозяйством, а Марэнглен Дэви, главный геолог партии, занимается изучением месторождения железа. Эвенки зовут Дэви — «Человек-улыбка», за то, что широкая улыбка часто вспыхивает на его лице.
Прежде всего Дэви попросил нас, чтобы мы не расточали особых восторгов по поводу месторождения железа на Сулумате. Бывает, корреспонденты сразу начинают восторженно ахать: «Вырастет гигантский комбинат, горы богатства лежат прямо на поверхности...» и так далее.
— Действительно, запасы железных руд на Сулумате исчисляются миллиардами тонн, — сказал Дэви, — но радоваться пока еще рано: высока предполагаемая стоимость концентрата. Мы должны дать предварительную оценку месторождения. Работы много, а сроки коротки: в будущем году надо ответить на все вопросы, связанные с разработкой сулуматского железа.
Вокруг базы дыбились горы, загораживая небо. Чара, вольно петлявшая среди озер и болот, здесь была сжата отрогами Кодара и Удокана. Дэви повел нас посмотреть Сулуматские пороги. Местные жители говорят: «Кто прошел эти пороги, тот везде и всюду пройдет». Весь берег Чары был завален огромными шаровидными глыбами. Глыбы торчали и посреди русла. Вода взлетала буграми, блестели в воздухе брызги и клочья пены. Чтобы услышать друг друга, приходилось кричать в самое ухо — такой стоял рев. По ту сторону вздымалась острозубая гора, пики ее терялись в черноте поднебесья.