Журнал «Вокруг Света» №07 за 1977 год
Шрифт:
...Ответственный за работу с прессой чиновник автомобильного завода «Ика-Рено» был изысканно вежлив и предупредителен. Принимать журналистов — его профессия, и он хорошо делал свое дело. Он пояснил, что на «Ика-Рено» работает в основном молодежь: инженеры, начальники цехов, мастера — тоже, главным образом, молодые люди. Перед тем как провести меня по цехам, чиновник заверил, что я не увижу ни беготни, ни измученных перенапряжением лиц.
— Видите ли, — сказал он, — наши рабочие не часто жалуются на условия труда и, как правило, не бастуют из-за производственных конфликтов. Администрация старается проявлять максимальную гибкость. Большинство забастовок — это забастовки солидарности. Вот и сейчас, — чиновник развернул переданную ему записку, —
Из рассказов рабочих я получил более точный ответ. Действительно, их борьба редко носит чисто экономический характер. Они все чаще выступают с политическими требованиями, понимая, что только так можно добиться лучшего будущего и для себя, и для нового поколения.
Выступление в конце мая 1969 года, с которого началось «кордобасо», тоже было политическим. Пять тысяч рабочих «Ика-Рено» вышли на улицы. Полиция пыталась остановить их, но мощная колонна продолжала двигаться к центру города, обходя заслоны.
Рабочих дружно поддержали студенты. В Баррио Клиникас и на главных перекрестках города с утра дежурили патрули. Неожиданно для полиции появилась вторая колонна. Это вышли две с половиной тысячи рабочих фирмы «Лус и Фуэрса». Студенты принялись строить баррикады. То на одном, то на другом перекрестке вспыхивали костры из «подручного» горючего материала, который жители сбрасывали из окон. В 13 часов 30 минут губернатор Кордовы сообщал министру внутренних дел: «Господин министр, ситуация слишком опасная. Полиция израсходовала все гранаты со слезоточивым газом и патроны. Я просил генерала Санчеса ла Оса направить в город войска, но он отказал мне...»
К этому времени на улицу вышли еще две тысячи рабочих «Фиата-Конкорда», десятки тысяч студентов. Мостовые обагрились кровью: полицейские убили двух рабочих и одного студента.
К вечеру генерал ла Ос получил официальный приказ ввести в город войска. На самолетах были переброшены десантники. По улицам продвигались танки. Но сопротивление армейским частям продолжалось еще три дня. Десятки рабочих и студентов были убиты, сотни ранены, полторы тысячи участников восстания арестованы. Реакция трубила победу, однако стало ясно, что не рабочему движению, а именно ей, реакции, нанесен сокрушительный удар. Вслед за Кордовой восстали Росарио, Тукуман... Коммунисты объявили о подготовке голодного марша в столицу. Правительство отдало приказ закрыть фабрики и заводы, все дороги контролировались полицией. Восстание перекинулось и на армию: многие офицеры отказывались выступить против народа, не желая превращаться в карателей.
А по стране прокатилась волна восстаний. Массы требовали от своих лидеров единства действий, и первую роль в этом процессе играли коммунисты. Об их борьбе мне много рассказывали и в Кордове, и в Буэнос-Айресе. Случай свел меня с тремя из многотысячной организации аргентинского комсомола. Одним из них был Энрике Гонсалес. Теперь речь пойдет о Патрисии и Рубене...
Улица перемен
С Рубеном, секретарем районного комитета ФКМА, и Патрисией, репортером журнала «Хувентуд» (Орган ЦК ФКМА, в переводе — «Молодежь».) , я познакомился на следующий день после возвращения из Кордовы. Мы стояли на Ривадавии — улице, которая берет начало в центре, у президентского дворца, и уходит в зеленую зону провинции Буэнос-Айрес. Под ногами были аккуратные квадратики брусчатки, в центре перекрестка стоял регулировщик в белых нарукавниках.
Патрисия приехала сюда утром одновременно со мной, узнав о забастовке на текстильной фабрике «Альфа». Там вышли из строя несколько машин, и хозяева «временно», чтобы не платить за период ремонта, уволили 200 рабочих из 800. Прошла неделя, деньги у людей кончились, а до конца ремонта оставалось не меньше полумесяца. Рабочие решили объявить забастовку в поддержку уволенных. Патрисия — или Пати, как она себя представила, — должна
Срок ее пребывания в комсомоле невелик — два года. От роду Пати было всего восемнадцать лет. Два года — небольшой отрезок времени, но для Патрисии в нем умещался весь ее опыт, политической деятельности, суровых правил конспирации и железной дисциплины. Неудивительно, что сообщение об отмене репрессивных законов она восприняла как большой праздник и тут же приколола значок ФКМА на лацкан спортивной куртки.
— Ты представляешь, впервые парламент принимал закон просто аплодисментами! Ты знаешь, впервые у нашей партии два депутата в парламенте! — Она встряхивала рыжими кудрями, улыбка не сходила с ее лица, и казалось, даже бесчисленные веснушки излучают радость и энергию...
Рубену — высокому парню с черными смоляными волосами — двадцать четыре года. Это уже старшее поколение комсомола. Путь его в организацию был сложным. Несмотря на молодость, руководил профсоюзом одной из фабрик, его арестовывали, выбрасывали с работы. Он снова устраивался и все начинал с нуля: искал товарищей, организовывал ячейки, поднимал людей на борьбу.
Рубен рассказывал обстоятельно, стараясь не упустить важных деталей. Его райкому подчинены комсомольцы трех окраинных городских районов: Морона, Мерло и Марьяно-Морено. Это часть промышленного пояса Буэнос-Айреса. Население — 600 тысяч человек. Заводов много, капиталы в основном американские и стран «Общего рынка». Вокруг каждого крупного предприятия — десятки маленьких, на которых изготавливается все необходимое: от запасных частей до деревянных упаковочных щитов. Большинство рабочих — молодежь до 25 лет. Мы проходим ворота с большой вывеской «Оливетти». Здесь Рубен когда-то работал. Завод современный: хозяева отменно вежливы, есть даже бесплатный врач-психиатр, проводятся литературные конкурсы. В сочинениях рабочие порой критикуют тяжелые условия труда, но администрация не вмешивается: конкурс есть конкурс. Зато и конвейер тоже «наисовременнейший». Каждый рабочий за девятичасовую смену должен выдать 2200 деталей — четыре штуки в минуту. Из-за этого и держат психиатра — 90 процентов рабочих страдает неврозами.
— Последний литературный конкурс выиграл один парнишка, — говорит Рубен. — Сейчас он уже «списанный» человек. От перегрузки попал в больницу с острым психическим расстройством. Редко кто выдерживает здесь больше двух лет.
Еще одна вывеска фабрики. Здесь Рубен трудился в 1969-м.
— Партийная организация была сильная, и на выборах в руководство профсоюзом прошли сразу двое коммунистов и двое перонистов. А секретарей и должно быть четверо. Впрочем, работали дружно. После восстания в Кордове на заводе тоже объявили забастовку солидарности. Бастовали всего один день, а в ответ хозяева уволили сорок человек. Тогда забастовали во второй раз. Держались месяц. Обратились за помощью в ВКТ (Всеобщая конфедерация труда — профсоюзный центр, которым руководят правые перонисты.) , там не поддержали, и забастовка провалилась. Хозяева, воспользовавшись, уволили теперь уже 80 человек, из них 5 коммунистов. Нескольких руководителей, в том числе и меня, арестовали.
А на этом перекрестке начинала движение молодежная колонна в прошлом году. Бронетранспортеры вышли вон оттуда...
Тогда, 28 июня 1972 года, исполнялось шесть лет со дня военного переворота в Аргентине. Демократические силы решили «отметить» годовщину по-своему — провести демонстрацию протеста против диктатуры. В Мороне молодые перонисты и комсомольцы договорились выступить совместно.
Наша колонна двинулась вечером в 19 часов 15 минут. Впереди шли перонисты, над ними белый флаг с золотым солнцем. Комсомольцы шли под красным знаменем, несли плакаты: «Долой диктатуру!», «Свободу политическим заключенным!», «Долой империализм!» Мимо здания университета прошли спокойно. По опыту знали: полиции нужно время, чтобы подтянуть силы. В демонстрации участвовало больше тысячи человек.