Журнал «Вокруг Света» №07 за 1977 год
Шрифт:
В дальних углах подземных вокзальных залов, в укромных полутемных закоулках, которых не достигает завихряющийся людской поток, по ночам можно видеть спящих людей. Один из них спал в простенке между двумя закрытыми ларьками, в которых днем продавалось доступное ему пиво и недоступное жареное мясо. Человеку на вид было лет около пятидесяти, и нелепой была его жиденькая бородка (бород в Японии почти не носят). Ужасны были рваные брюки, сквозь которые проглядывало белое костлявое тело. Он спал, неловким движением закинув руку за голову, сбилась набок, его засаленная черная фуражка, а на широком, смуглом и лоснящемся от грязи лице застыло усталое выражение. Он лежал прямо
В двух шагах от спящего остановилась стайка веселых школьниц в длинных синих платьях с матросскими воротниками. Одна из них что-то громко рассказывала резким и сильным голосом, а неугомонные подружки то и дело перебивали ее оглушительным хохотом. При каждом взрыве смеха лицо спящего болезненно морщилось, и он переворачивался на другой бок — но можно ли забыться, лежа на полу в холодном и гулком зале? Кто он — этот спящий — одинокий больной человек или крестьянин, неудачно продавший свою землю? Он потерял себя, и девочки его просто не замечали, словно что-то непристойное...
...Бедность женщины за пианино была приличной, и не дрожали, бегая по клавишам, ее сильные пальцы.
Прямо за ее спиной кричали, подзывая своих детей, строгие матери, оглушительно завывали лавочники, чтобы обратить на себя внимание покупателей. Покупатели с каменными лицами бесцеремонно рассматривали пианино, толкая женщину локтями, громко стучали по полированному корпусу инструмента и тыкали пальцами в клавиши. Они не замечали пианистки, и она не замечала их, внимательно смотрела в ноты и упрямо нажимала ногой на обернутую в целлофан педаль...
— Ах, какая она сиккари, — сказала стоящая поодаль женщина своей маленькой дочке, — вот и ты будь такой же!
И пианистка чуть заметно улыбнулась.
...У входа в роскошный универмаг «Мицукоси», у подножия его широких эскалаторов, у зеркальных дверей просторных лифтов стоят девушки. С утра до вечера они маршируют, поворачиваются и делают заученные движения руками, словно солдаты в юбках.
— Наша фирма — сиккари, — популярно объяснил нам один из управляющих. — Это наша давняя традиция: «камбан-мусмэ» — «девушка-вывеска».
— Девушки-вывески, — продолжал управляющий, — целыми днями должны были стоять у входа в лавку и своей красотой, поклонами, улыбками приманивать покупателей. Была даже такая песенка про них.
И он тут же спел ее, хлопая в такт ладошами, ритмично покачивая круглой головой...
— Платили им, правда, мало... Но им и сейчас платят не так уж много. Мы выработали для них целый комплекс движений и слов, и если они отступают от них, то мы их штрафуем. Если девушки начнут своевольничать, люди подумают, что наша фирма сдает позиции.
...В зале погас свет, и начался рекламный фильм об истории фирмы «Мицукоси». Присутствовавшие в зале представители фирмы смотрели этот фильм, наверное, в тысячный раз, и, как только экран засветился яркими красками, все они как по команде уснули. Чтобы не терять времени даром.
— Вот это называется сиккари, — прошептал один из наших японских преподавателей...
...При входе на перрон, у билетной кассы на подземной станции электрички красуется большой аквариум. Железная дорога
Послышался далекий свисток, и загрохотал, приближаясь, поезд. Железнодорожники заволновались и приняли боевую стойку, угрожающе подняв жезлы. Когда электричка остановилась, оказалось, что каждая из очередей стояла как раз напротив закрытой пока двери. Это было, несомненно, сиккари, и в общем, удобно и хорошо. Только одна из очередей томилась напротив окна и молча недоумевала. Но строгий железнодорожник указал жезлом на ближайшую дверь, и вся очередь послушно сделала шаг вправо, как колонна солдат...
...В Японии царь улицы — пешеход. Машины здесь уступают дорогу велосипедам, те — пешеходам, а уж последние не уступают ее никому. К горной стене прилепилось несколько крестьянских домов с запыленными красными крышами. Окна и двери их выходили прямо на шумное шоссе, и у раздвинутых бумажных дверей сидели две старушки и увлеченно беседовали. Около их ног ползал младенец, и вскоре он оказался на самой середине шоссе. Старушки продолжали болтать и с улыбкой посматривали на младенца, который спокойно возился на середине гудящего от многотонных грузовиков и быстрых «тойот» шоссе; машины вмиг образовали вокруг ребенка молчаливую пробку и спокойно ждали своей очереди, чтобы протиснуться в щель между ним и горным обрывом. Несмотря на жару, внутри у меня все похолодело, когда я увидел эту сцену.
Сиккари? Да. Ведь все машины спешили по своим неотложным делам, но это не мешало им соблюдать правило: «Пешеход — царь улицы». И это был пример очень хорошего сиккари.
Рядом на шоссе шли дорожные работы. На каждом из стоявших там грузовиков надпись: «Вход в кабину в грязной обуви запрещен!» Это значило, что шофер, каждый раз, прежде чем сесть за руль, должен сбрасывать уличные ботинки и надевать стоящие в кабине чистые матерчатые тапочки. Шоферы все до единого именно так и поступали. Это было тоже сиккари...
Так что же значит это волшебное слово? Бессмысленно смотреть в словарь, потому что там написано: «Крепко, твердо, настойчиво, решительно». Согласитесь, что этого явно недостаточно. Это слово употребляется лишь самими японцами и понятно, близко и дорого, наверное, только им одним.
— Кимура-сэнсэй, — спросили мы на лекции старенького профессора, — что же все-таки, значит «сиккари»?
— Ах сиккари? Очень просто! Это сравнительно новая традиция, которую мы сами развили в себе. Ну, вспомните хотя бы «Вальс свечей» — трогательную и печальную мелодию, которую играют в каждом магазине перед закрытием, в порту перед отправлением корабля. В мое время это был гимн окончания школы. Его музыку придумал шотландский композитор Мэтсон. А японские слова к нему написал Идзава Дзюдзи... (Тут профессор быстро набросал на доске иероглифы его имени, а мы прилежно переписали в тетради это малозначительное имя. Сиккари!..)