Журнал «Вокруг Света» №08 за 1979 год
Шрифт:
— В поселке нет врача, —объяснил Жеронимо Барбоза. — Коли небольшая хворь прикинется, аптекарь скажет, какие принимать таблетки. Ну а если таблетками не обойтись, больного надо вывозить через горы. — Жеронимо покрутил рукой и вздохнул, давая понять, что это испытание не каждый выдерживает до конца.
— Школы тоже нет, — подтвердил он, когда я кивнул в сторону ребятишек, буквально в поте лица своего усваивавших уроки труда...
Мое знакомство с Жеронимо так и не состоялось бы, если бы не мальчишки. Удивительно, как я не догадался обратиться к ним с самого начала. Едва ли не во всех бразильских городах они первыми, еще у въезда, встречают путешественников. Пешеходы и местные машины их не интересуют. А вот к машинам с номерами других штатов они бросаются чуть не под колеса, машут рукой и еще издалека кричат: «В гостиницу, сеньор?», «На ярмарку, сеньор?», «Достопримечательности, сеньор?» И даже если машина не останавливается, долго бегут за ней, не переставая предлагать себя в проводники. Их услугами пользуются охотно, ибо стоят они недорого, меньше, во всяком случае, чем бензин, сожженный, пока колесишь по незнакомому городу. Правда, в Карнаибе туристы появляются нечасто, и этот вид «сервиса» не получил развития. Лишь к вечеру мне пришло в голову обратиться к одному весьма самостоятельному гражданину Бразилии с необыкновенно длинными, тонкими и ободранными ногами, торчавшими из старых шортов. Несмотря на отсутствие опыта, он проявил удивительное понимание и коммерческой стороны дела, и психологии иностранца, сразу же оговорив оплату своей помощи. Пока шли через Карнаибу, а потом долго карабкались по козьей тропе, хватаясь за колючие кусты, мальчуган рассказал мне о всех случаях, когда, по слухам, в «шахте» Жеронимо обнаруживались гнезда кристаллов. На дне карьера парнишка подвел меня к темной дыре и ткнул пальцем, предлагая воспользоваться деревянной лестницей, торчавшей из нее.
Я нагнулся над ямой, в которую едва мог протиснуться мужчина отнюдь не богатырского сложения, и разглядел, что лестница нижним концом опирается на едва заметный выступ. Дальше все терялось во мраке. Я заколебался. Тогда мой проводник, встав на коленки, завопил что есть мочи вниз в шахту: «Сеу Жеронимо! К вам пришли!»
Редко случается, чтобы бразилец не отложил все свои дела, если вы к нему обратитесь. И на сей раз гаримпейро не заставил себя ждать.
И вот мы сидим с Жеронимо на куче породы и говорим о сокровищах.
— Семь с половиной кило? — переспросил Жеронимо, услышав о рекордном изумруде. — Насчет этого камня ничего не могу сказать, сеньор, нет! — покачал он головой. — Но большие попадались и мне.
— Изумруды?
— Разные. Чего я только не искал: и топазы, и аквамарины, и аметисты, и алмазы, и золото, и касситерит, и шеелит. Однажды мне попался кристалл ценой по нынешним деньгам поболее миллиона крузейро.
— Это не его у вас украли? Мне рассказывал парнишка.
— Нет, не его, украли другой.
— Значит, в тот раз вы получили хорошие деньги?
— Да, тысяч тридцать.
— Почему только тридцать?
Жеронимо с удивлением посмотрел на меня:
— Разве у перекупщика получишь настоящую цену? Ему самому оптовики дают только часть того, что стоит камень. А с нас при расчете он удерживает и за то, что платит наличными, и за риск: говорит, а вдруг камень окажется с изъяном? Потом хозяину земли, где копаешь, полагается треть, половина — «сосьо-капиталиста» («партнер-капиталист» — так гаримпейро называют человека, который не работает на участке, но снабжает старателя инструментом и продуктами в счет будущих находок). Работали мы на гаримпо вдвоем, значит, доход пополам. На мою долю пришлось тридцать тысяч крузейро.
— Три или даже два процента? Да ведь этот камень у вас тоже все равно что украли.
— Как так «украли»? Тридцать тысяч — хорошие деньги. Я уж и зубы себе тогда собрался вставить. Но подошло время выдавать замуж дочь... Нет, я получил как положено. Кабы не расходы, не долги да попадались бы такие камни почаще!..
Выбравшись из карьера, я повернулся, чтобы в последний раз помахать рукой Жеронимо. Он показался мне почти символической фигурой: худой и усталый человек, под босыми ногами которого лежала начиненная сокровищами земля.
Золото в железной оправе
Целых два столетия после открытия Бразилии конкистадоры безуспешно искали здесь царство позлащенного принца Эль Дорадо. И только в самом конце XVII века какой-то мулат, пробираясь через дикий в ту пору штат, названный впоследствии Минас-Жерайс (что значит «Главные шахты»), остановился утолить жажду у ручья Трипуи и заинтересовался тяжелыми черными камешками на дне. Это было золото, покрытое окислами железа.
Железа в Бразилии много. Только в Минас-Жерайс запасы высокосортных магнетитов и гематитов превышают 30 миллиардов тонн. Соединения железа сопровождают и почти все другие полезные ископаемые.
Примерно в центре штата Минас-Жерайс есть городок Диамантина — Алмазный. Он знаменит тем, что в нем родился один из бразильских президентов, лучшую гостиницу построил выдающийся архитектор Оскар Нимейер, а местный епископ не так давно написал донос кардиналу на епископов двух других епархий, будто бы они коммунисты. До чего же горячо обсуждали донос в бразильской печати, и как яро его жертвы отбивались от нешуточного в нынешней Бразилии обвинения!
Славится Диамантина еще и музеем Щики да Силва, черной рабыни, сумевшей забрать большую власть над хозяином на благо всех его невольников. В те далекие времена рабы добывали здесь алмазы, разбивая глыбы удивительной породы: спрессованных горным давлением мелких обломков гематита в смеси с кварцевой крошкой. Среди множества крохотных осколков молочного и прозрачного кварца иногда попадались алмазы и золотые самородки. Сейчас бесплодные поля окрест Диамантины сплошь завалены грудами раздробленной красной породы. Промысел захирел, и в память о его былом расцвете лишь две американские драги пыхтят и лязгают в пригородном ручье да несколько гаримпейро продолжают крошить железо-кварцевый конгломерат в поисках драгоценных включений. Но живет Алмазный теперь не алмазами. Он выращивает в промышленных масштабах бессмертник. Мелкие, блеклые и жесткие цветочки отправляются во все концы страны и за рубеж, чтобы стать печальным украшением похоронного ритуала...
Пока неуловимый Эль Дорадо целых два столетия водил за нос португальцев, в колониях у испанцев дела шли на зависть хорошо. В отличие от голых бразильских индейцев ацтеки и инки накопили сказочные сокровища, а рудники, где бывших подданных индейских империй заставили работать на завоевателей, казалось, были неистощимы. Но камешки ручья Трипуи положили начало полной перемене фортуны. За сто лет, прошедшие после того, как безымянный мулат нашел их, из Бразилии вывезли золота больше, чем из испанских колоний за двести. Тяжелые красные мешочки, запечатанные лузитанским крестом, плыли под охраной пушек в Европу, а бразильцы провожали их мрачными взглядами. Именно тогда выражение «смотреть на корабли» стало означать у них «остаться с носом». Копая золото для короля Португалии, бразильцы надеялись использовать для себя хотя бы то, что не интересовало метрополию, то есть железо, и начали было строить домны. Однако эти попы гки были быстро пресечены. Домны наряду с ткацкими фабриками разрушали по указу безволь^ ных потомков Генриха Мореплавателя в угоду потомкам Генриха Восьмого, в полную зависимость от которых попала португальская корона. В Англии шла промышленная революция, ей до зарезу были нужны, с одной стороны, золото, с другой — рынки для текстиля и стали. И бразильское золото оплатило строительство английских мануфактур. Потом оно иссякло. Сейчас Бразилия не удовлетворяет собственные потребности в этом металле и покупает ежегодно около тонны золота за границей, главным образом в Южно-Африканской Республике.
Примерно 400 золотых рудников штата Минас-Жерайс заброшены, затоплены, заросли кустами. Действуют единицы. Самый крупный — «Морро Вельо» — принадлежит «Англо-америкен корпорейшн» с преобладанием вопреки названию южноафриканского капитала. Четыре с лишним тысячи рабочих «Морро Вельо» бурят и взрывают золотоносный кварц на глубине двух и более километров, где температура в забоях превышает 60 градусов: вентиляционное оборудование, установленное в 1920 году, не в состоянии подавать свежий воздух так глубоко.
Золото и алмазы не принесли Бразилии богатства. Но после того, как их извлекли из железной оправы, в бразильских недрах все же кое-что осталось, причем не только железо.
Примерно в то время, когда Жеронимо Барбоза дрожащими от возбуждения руками расковыривал свой первый занорыш, ощетинившийся кристаллами, другую находку, не свою, но пока бесхозную, разглядывал с не меньшим волнением его соотечественник Азеведо Антунес, безвестный инженер-строитель из Сан-Паулу. Высадившись в низовьях Амазонки у Макана, центра территории Амапа, он километров сто пробирался девственной сельвой к отрогам Серры-до-Навио. Вел его индеец, окрещенный в католической миссии именем Марио. Неведомо какими путями до Азеведо дошло, что этот индеец подобрал в лесу черно-бурый камень, точь-в-точь такой же, какие инженер видел на небольшом марганцевом руднике в штате Минас-Жерайс.