Журнал «Вокруг Света» №08 за 1991 год
Шрифт:
Нищенский, убогий и недостойный человека образ жизни на этом действительно прекрасном и богатом острове. Ловились кумджа и голец при первом броске блесны в устье реки, на пляжах пировали медведи, терзая ожиревших лахтаков, долина реки благоухала многоцветьем редких трав — и над всем этим во множестве и беспечно парили редкие для других мест птицы. По берегам рек догнивали примитивные зимовья заезжих охотников. Как и в XVII веке, за дверью, подпертой гнилым бревном, вас встречают прокисшие запахи остатков пищи, немытая посуда, разоренная печь, грязные нары с изъеденными мышами матрацами. Смею уверить любителей романтики, что простительный для эпохи первопроходцев свинский образ жизни ни в чем не изменился, кроме того лишь, что ко всем мерзостям быта добавились брошенные всюду бутылки да ядовитые батарейки для транзисторов. Люди, век
Со спутниками у вечернего костра мы сопоставили наши знания об истории архипелага. В моем представлении все выглядело довольно буднично. Непостижимым было лишь это неуемное желание познать неведомое, острое стремление к призрачной наживе. Как будто течение жизни само по себе захватывает в свой поток людей. Открывать для себя новое и новое в самом себе присуще людям в любых обстоятельствах. И не важно, что перед тобой: разверстая ширь еще непознанной Земли или всего лишь пределы города, в котором предстоит вертеться всю жизнь.
Открытие островов в равной степени приписывают казакам Ивана Москвитина, Василия Пояркова и Ивана Нагибы. Москвитин первым из россиян в 1639 году увидел Восточный океан в устье реки Ульи, где основал зимовье. Затем москвитинцы проплыли к югу до устья Уды, откуда Шантары хорошо видны. Василии Поярков, первопроходец Амура, и Иван Нагиба, посланный на поиски пропавшего Ерофея Хабарова, судя по маршрутам их плаваний, тоже не могли не видеть Шантарских островов. И все-таки подлинное открытие с посещением островов состоялось позднее и носило, выражаясь высокопарно, международный характер...
На беду Шантары оказались в пограничной зоне. По Нерчинскому русско-китайскому договору 1649 года район Шантар и река Уда оказались на линии никому не ведомого «рубежа каменных гор». Сибирский губернатор М.П. Гагарин не вынес такой неопределенности и приказал пройтись вдоль рубежа до островов против устья Уды. Казаки под командой некоего Быкова на шитиках достигли Шантар в 1713 году. Сказать наверняка, что до этого здесь никто не бывал — нельзя. Но главное в открытиях — гласность. Быкову повезло. Его «отписка» стала известна просвещенной Европе из первых рук. Дело в том, что здесь, в Сибири, отбывал ссылку плененный при Полтаве швед Филипп Табберт. Вернувшись на родину, он был награжден дворянством и фамилией Стралденберга. Его знаменитая книга, до сих пор не переведенная на русский язык, стала кладезью евроазиатской географии, поскольку именно в ней впервые была обнародована идея границы между двумя частями света по Уралу. Так вот на карте, приложенной к книге «Северные и восточные пределы Европы и Азии», был нарисован Шантар с надписью «Остров пустынный, соболями и другими животными обильный». После этого удивляться вниманию к Шантарам не приходится. «Отписку» о добычливом острове с подачи Гагарина прочитали и в царских покоях. Император Петр II в указе за 1728 год повелел: «Отпускать на Шантарские острова охотников русских и иноземцев для промыслу, дабы они достоверно уведомились, какие на тех островах народы живут». Приказчик Удского острога самолично зимовал на Шантарах «яко верный Ея Императорского Величества раб под опасением тягчайшего ответа и истязания...» Это уже из указа добрейшей Елизаветы Петровны. Ее преемница Екатерина II в 1764 году с прицелом на богатства Шантар отменила «правую пошлину» (треть в пользу казны), заменив ее десятиной, дабы «промышленникам не было никакой обиды и притеснения и чтоб они не потеряли охоты к своему промыслу». Вот так в старое время поощряли предпринимателей! Впрочем, периоды процветания и запустения островов
— Вы как хотите, а я иду купаться, — сказал я своим друзьям на третий день «сидения» в устье Большого Анаура.
Холодов мы так и не дождались. Контрасты Шантар с туманами и льдом в середине лета оставались загадкой. После изнурительных экскурсий по медвежьим тропам нам было жарко. Наступал прилив. На раскаленные солнцем камни набегала, так и хочется сказать — с шипением, чистая, густо соленая вода. От такого контакта она становилась намного теплее, и плюс пятнадцать при ослепительном солнце — совсем неплохо.
Между тем, трехдневный «карантин» — наше добровольное погружение в природу, подошел к концу. К вечеру из-за мыса вынырнула моторка и вскоре вонзилась дюралевым клювом в податливую гальку. Начальник метеостанции Большой Шантар Владимир Васильевич Бойко, худощавый, высокий, изможденный таежными тягунами, являл собой тип человека, освоившего нечеловеческий образ жизни. Этот образ стирает грани образования и семейного положения и предполагает постоянное состояние всё знающего и все умеющего творца... Мы загружаем моторку «подарочным американским» бензином — кому нужны теперь эти бочки — и сталкиваем лодку. Отправляемся в вершину губы Якшиной, где при устье симпатичного ключика Амуки раскиданы домики ТДС — труднодоступной станции. Не удерживаюсь от вопроса:
— Владимир, отчего эта благодать в погоде?
— Все от приливов, от течений,— не задумываясь, будто заученно отвечает он.
— Ну, а если туманы, морось и лед у берегов?
— Да все от них — бурных океанских рек, перемешивающих воду в пределах Шантарского моря.
Да, в самом деле лишь два моря в нашей стране могут похвастать высокими приливами — Охотское и Белое. Картина семиметрового вала, в считанные часы заполняющего отмели, лагуны и в корне меняющего пейзаж — незабываема...
Подкатив бочки к близкому в прилив коренному берегу, мы спешим к крыльцу главного дома метеостанции. Нас встречают две прелестные девушки, родные сестры Куряшкины — Михайлина и Валя.
— Вот и все наши сотрудники. Не густо для полного цикла метеонаблюдений. Вот и бьемся, требуем, просим, но, думаю, полного комплекта никогда не будет.
— Ну еще бы, — соглашаюсь, — тут впору бастовать.
— Что-то вроде этого было, — Володя начинает долгий рассказ о житье-бытье. — А вот Юрий Федорович Королев жил здесь 12 лет...
Я остро сожалею, что не встретил здесь этого бывалого человека. Уже вернувшись домой, немедленно написал Юрию Королеву в поселок Чумикан и вскоре получил ответ. С его разрешения я буду время от времени цитировать строки из его очень интересного письма.
Вечер долго не наступает, я хлопочу с баней, а Владимир запускает уже в темноте маломощный движок. В доме становится светло. В комнате за большим как в кают-компании столом пьем чай с домашним хлебом и рыбой. Я сижу напротив Михайлины и Вали. Мне страшно хочется взглянуть на все это окружающее их глазами, смутно ощущая собственный груз прожитого. Хочу добиться от них главного для меня ответа: насколько реально они себе представляют дальнейшую жизнь здесь? Когда тебе только 20 лет, острое ощущение быстро текущего счастья должно захлестывать, возбуждать; легкое парение в предчувствии радостных перемен и открытий, счастливое засыпание с ожиданием чуда утром наступающего дня. Здесь же после суточного дежурства неизвестны понятия выходных и все, что связано с ними. Но, может, унылые вахты и не помеха? Они как аккумулятор будущей обеспеченной, независимой жизни? Если бы!
Из письма Ю. Королева: «Главной проблемой Гидрометслужбы, и особенно труднодоступных станций — ТДС, являются люди. Здесь какой-то порочный круг... Я приехал на ТДС «Б. Шантар», когда оклады были 75 рублей и пайковые 21 рубль. За двадцать прошедших лет зарплата поднялась на 35 рублей, а пайковые на 9 рублей... Так вот о порочном круге. Хорошие специалисты, ну и, конечно, энтузиасты-романтики, за такую плату вряд ли будут работать...»
Михайлина — старшая в сестринском дуэте. Она слушает мои рассуждения, и в ее глазах отражается понимание и прожитых 22 лет, и их с сестрой нового положения. Видно, она вполне освоилась с новой работой. Ее внимательный взгляд, изучающий и глубокий, мне понятен: так, видимо, она смотрит на окружающий мир, когда пишет свои лирические и чуточку наивные акварели.