Журнал «Вокруг Света» №08 за 1991 год
Шрифт:
— Обещают тележку к этому тракторишке прислать, — мечтательно говорит Владимир, управляясь с рычагами. Мы шагаем рядом, с ветками кедрача наготове, и бросаем их в очередную яму. — Тогда легче будет. На месте пилить будем, — заканчивает свою мечту начальник ТДС.
Мне неясно, кто же будет пилить и чем? Но я молча бреду, «выслеживая» медвежьи следы, писклявых бурундуков и хватая на ходу вкусные ягоды жимолости. Из письма Ю. Королева: «Сколько работаем на ТДС — получать деньги за заготовку дров ни мне, ни моим коллегам не приходилось. Дальневосточное управление гидро-метслужбы в Хабаровске выделяет деньги на закупку леса для дров: один кубометр — один рубль...»
«Это утешает, — думаю я, — по крайней мере мы не воры. Но еще надо напилить, наколоть, уложить и перенести. Да тут работать на метеоплощадке некогда, какая уж тут жизнь. А еще картошку им надо окучить, а то прошлогодняя уже из щелей выползает — завозят раз в год».
— Ну а почта?— не выдержал я спокойного тона Владимира.
— Как придется. В среднем раз в месяц, если есть что-нибудь.
— Как, если есть? А газеты?..
Из письма Ю. Королева: «Насчет почты на ТДС, это, конечно, вопрос сложный... В принципе, если Управление ГМС даст «добро», будем посылать вертолет с почтой на Большой Шантар 2 раза в месяц. Сейчас решается вопрос о почтовом Ан-2 из Николаевска, т. е. на сброс, как вы понимаете, это не выход. Необходимо добиваться почтового кольца вертолетом: это метеостанция, маяк и соседи...»
Соседями по всей державе называют военных, так сказать, для конспирации. Это тот самый пост на севере острова. Наверно, с военной поры повелось: сосед слева, сосед справа...
— Связаться бы с ними, — говорю я Владимиру, — хочу попросить их вызвать с маяка моторку, мечтаю попасть к маячникам.
— Нет связи с маяками вообще, а с «соседями» — все лето их вызываю. Глухо. Надо бы сходить к ним проведать, да и связь наладить, вот собираюсь, видите, как Кацо волнуется,— Владимир треплет загривок большого старого пса с жутко-человеческими глазами.
— Что, один собираешься?
— Один, мне не привыкать.
Это я уже слышал. Владимир Бойко — дипломированный лесничий, окончил авторитетный в этой области Приморский сельхозинститут.
— И все-таки одному в тайгу через перевал идти не годится. Пойду и я с тобой. — Теперь настал черед для сомнений у Владимира. Он критически рассматривает мою седеющую бороду, главный аргумент возраста, но спрашивает о другом.
— Вы моряк, как у вас с этим... пешим ходом?
— Нормально, — заверяю я его и вспоминаю свои стокилометровые волоки в верховьях Олекмы. — Потом, в тайгу без карты и компаса...
— Да, карты у меня нет...
— Тогда я сделаю рисунок с нашей, морской.
Через пару часов я показываю свою работу.
— Да, верно, нам предстоит пройти около пятидесяти километров...
Теперь я точно убежден, что мне надо идти, тем более должен я исполнить мечту штурмана Петра Козьмина. Его трудный поход в прошлом веке вокруг Большого Шантара проходил не так просто. Обогнув на двух лодках остров до половины, моряки остановились, свирепый норд загнал лодки на косу. Здесь было назначено рандеву со шхуной «Акция» для пополнения продуктов. Шхуна, как потом выяснилось, не пришла по причине того же шторма от нордовых ветров, и Козьмин не мог больше ждать. Он оставляет лодки и с группой моряков, имея запас сухарей на два дня, отправляется на перевал, за которым должна быть река Якши. Через два дня тяжкого пути моряки увидели... озеро, от которого начали путь. Ручей оказался притоком Средней реки. «Недостаток сухарей и трудность пути принудили отказаться от дальнейшего странствия по острову», — писал в отчете Козьмин. После шторма моряки продолжили путь...
Мы отправляемся на рассвете в сопровождении четырех собак — вся семья лохматого Кацо. Не раз я говорил, что чтение карты доставляет удовольствие. Но самое волнующее наступает лишь тогда, когда начинаешь идти по карте, удивляясь этому творению человека. Вот эта сопка с отметкой 484! Надо же, как точно мы вышли. И позади 10 километров. Правда, дались они нам, точнее, мне нелегко: петляя вверх-вниз через звенящие ключики, мы идем все выше. Вот и гари на вершине, хаос кедрача, заросли которого проползаем на четвереньках. Четыре часа подъема. Володя с карабином наперевес идет впереди, а я все оглядываюсь. Как хочется первым увидеть косолапого хозяина... В первом же ключе, впадающем в реку Средняя, делаем привал. Идет мелкий дождичек, бусит, по-старинному. На галечной косе, чтоб, упаси Боже, не пожечь лес, ставим костерок, пьем чай. Собаки с восторгом облаивают мелкое зверье. Володя показывает мне диковинную флору сырых затененных ущелий.
Прежде чем продолжить путь, снова достаю карту. Из-за туманах вершины мы так и не увидели озера. Потому разглядываем нарисованное на карте.
— Не дать бы маху, — говорю я Владимиру.— Мой коллега из XIX века штурман Козьмин заблудился. Он так и не пересек остров...
— Ну если вы сомневаетесь в своей морской карте... Как же тогда ходили и плавали вокруг неведомого Шантара моряки Козьмина?
История картирования Шантар начиналась с забавного предписания Сената: «На Шантары ПУСКАТЬ безостановочно...» Потому первые, побывавшие там, передавали жалкие рисунки своим последователям. Первые рукописные карты появились в Якутске в 1710 году. Но морские — лишь в конце XVIII века стараниями капитана бригадирского ранга Фомина (Звание, заменявшее чин капитан-командора, — следствие очередной военной реформы.). Карты его, снятые с корабля методом так называемой «морской описи», были весьма приблизительны. Тогда за дело взялся сам охотский командир Бухарин. Он отправился к островам в 1805 году на судне «Кадьяк». Должность его не позволяла признать, что он мало что смыслил в сложном ремесле гидрографии. На юге Шангарского моря у мыса Медвежье Одеяло «Кадьяк» потерпел крушение. Любители подводной археологии имеют шанс понырять на мелководье у мыса, чтоб поискать уникальные бронзовые пушки той поры— фальконеты. Вообще со съемками Шантар не везло. Предписание Адмиралтейства Крузенштерну — привезти карту Шантар, так и не было выполнено. Потом знаменитый капитан Василий Головнин, вырвавшийся на «Диане» из плена англичан на юге Африки, получил уже в Петропавловске-Камчатском 20 апреля 1811 года депешу от морского министра — сделать съемку Курил и Шантарских островов. Уже закончив картирование Огненной Гряды, Головнин неожиданно был схвачен на Кунашире японцами.
И Федор Литке тоже не смог заняться таинственными островами. Вот почему скромный поручик (напомним: штурмана имели чины сухопутные!) Козьмин вошел в историю как первый морской картограф Шантар. Картографические работы велись не от хорошей жизни: требовалась замена никуда не годному Охотску — главному порту Российско-Американской компании...
В 1885 году по секретному предписанию был отправлен в Шантарское море клипер «Абрек». Это первый, говоря современным языком, пограничный корабль россиян в этом районе. Он собрал богатую жатву из множества браконьерских судов доброго десятка иноземных держав. Но и внес вклад в картирование островов. Чего стоила абрековцам бухта на острове Малый Шантар, где скопилось десятка два разноязычных шхун, а толковой карты этого места не оказалось! Чадящие на берегу жиротопни затрудняли морякам съемку побережья. Зато теперь на картах красуется бухта Абрек, в честь славного клипера. В эти же годы объявился здесь и Степан Осипович Макаров на своем «Витязе». Венчает историю картирования подполковник Корпуса флотских штурманов Борис Давыдов, возглавивший в начале века XX описные работы в Охотском море... История наша была бы неполной, если бы мы не упомянули достойных коммерсантов и вольных шкиперов. Скажу лишь об Отто Васильевиче Линдгольме. Выходец из Финляндии, он стал капитаном первого на Востоке отечественного китобойца, а позднее и основателем китобойной компании. В середине прошлого века, свидетельствует Линдгольм, лишь за два года иностранцы на 438 судах добыли 6654 кита. Ежегодная прибыль одних только американцев превышала десять миллионов долларов. Для сравнения: в лучшие годы русские китобои добывали за год всего пять-шесть китов. В районе промысла Линдгольм знал каждый мыс, и его карты Шантарского моря пользовались успехом у всех моряков. Позднее, бывший капитан основал во Владивостоке процветающую строительно-торговую фирму. Он становится тем, кого раньше с уважением называли благодетелем. Не зря моряки «Абрека» в его честь назвали самый бурный на Шантарах пролив. Впрочем, имя его можно найти на картах всех наших дальневосточных морей. Не грех напоследок сказать добрые слова о топографе Ваганове. Он сопровождал академика Миддендорфа в его вояже на Большой Шантар. Он же картировал сухопутный тракт от порта Аян до Якутска...
Следующие пять часов мы скачем по пружинящим кочкам марей, переходим ручьи, ворочаемся в хаосе павших деревьев. Едва хватает духу дождаться второго привала. Крепкий чай на притоке Средней и полная уверенность, что до устья совсем немного. Идем вдоль рёлки — берегового вала вдоль русла. Там березняк, и кажется, идти легче, не отрываясь от реки. Только потом мы поняли, что путь свой мы удлинили вдвое. Снятые мной с морской карты ниточки рек вливались в озеро, которого... не было и в помине. К ночи, когда ноги одеревенели после шестнадцати часов гонки, мы решили ночевать на речной косе. Последние силы ушли на костер. Надоедливый дождь не перестает. Ложе из тальника. Поворачиваюсь спиной к костру и никак не могу уснуть под беспокойный плеск рыбы, одолевающей перекаты. Утром еще три часа ходьбы по разлившейся пойме. Дождь уже нас не волнует: промокшие до нитки, мы парим. Наконец показалась гладь озера и огромная солдатская палатка. Четыре солдата-косаря угощают нас чаем...
Прапорщик Саша Сидоров лихо доставляет нас к «соседям» на другом конце озера, где за узкой косой глухо ворочается штормовое море. Выясняется, что на маяк мне не попасть — надо ждать погоду. Это дня три-четыре в лучшем случае. Володя ушел к связистам, чтоб наладить связь. Потом мы долго сидели в бане. Деревянные ноги постепенно обретали форму, и все зароки перехода («ни за что назад своим ходом: катер, вертолет буду ждать неделю») забылись сами собой. К тому же Володе на вахту.
Обратный путь, разобравшись в своих ошибках, мы проделали всего за тринадцать часов, сразу уклонившись от петлявшей в пойме реки. Лишь на перевале попали в дебри стланика. Пришлось завернуть на курум — каменистую осыпь — и по ней выбраться на вершину. Северные ветры и все невзгоды позади» Здесь сияло солнце. Я спрятал наконец компас. Внизу ясно виделись губа Якшина и домики станции, и синева Джугджура в неизмеримой дали.