Журнал «Вокруг Света» №08 за 2006 год
Шрифт:
Где в сегодняшней КНР найти музыкантов для свадьбы? В любительских оркестрах при домах культуры, в первичных музыкальных училищах
Переполох в спальне
Пир горой сопровождается шумными играми и тостами — хорошо еще, что гостей насильно не заставляют во всем этом участвовать. Я, например, предпочла тихую беседу с бабушкой жениха по отцу, рядом с которой случайно оказалась посажена. Старушка многословно радовалась браку внука, и особенно тому, что церемония — традиционная, «а то вот у соседей и младший сын женился раньше старшего, да вскоре и развелся, говорят, снова женится на другой девушке. Это все несерьезно… А с нашей свадьбой и семья должна быть крепка».
Веселье продолжалось до позднего вечера, пока не зажглись фонарики и веселые гости не потянулись к дому, где предстояло разыграть еще один, последний акт обряда. Одна из комнат была заблаговременно «переоборудована» в спальню новобрачных и украшена соответственно: по стенам забавные фигурки, вырезанные из бумаги, золотые фонарики. В центре «композиции» — кровать, убранная красным постельным бельем, с нарядным пологом.
Справа — трюмо, на котором, как и на окнах, развешаны даосские обереги (иероглифические заклинания, выведенные красной тушью по желтой бумаге). Здесь же — тяжелый костяной гребень. Наша толпа едва помещается в тесной комнате, так что за головами впереди стоящих мне едва видно, как свекровь вводит молодую жену, следом входит муж и вносятся дымящиеся чашечки с лапшой долголетия, которую вскоре дадут отведать молодым.
Сперва новобрачный, а затем его супруга садятся на постель. Им подают два бокала, перевязанные у основания красной лентой. Их трижды наполняют фруктовым вином, смешанным в специальном сосуде. От хмельного напитка у девушки кружится голова и сильно розовеют щеки: под всеобщий добродушный и радостный смех она отирает лоб салфеткой. Теперь пришла пора обменяться обувью в знак согласия не расставаться всю жизнь. Ножка Ли Пинпин при этом оказывается почти того же размера, что у ее благоверного, — вот вам очередной повод для хохота, восклицаний, замечаний, переходящих в ритуальную ругань. Все открыто обсуждают достоинства и недостатки молодых — доходит даже до сальностей. «Это «переполох в спальне», — за спиной у меня вдруг возникает все та же бабушка жениха, — если этот переполох не устроят гости, то демоны и прочая нечисть не упустят случая пошутить пострашнее!» Тем временем муж и жена берут чашечки с лапшой долголетия и принимаются кормить друг друга. Самые смелые из присутствующих в шутку начинают мешать им. Ну, теперь дело затянется еще часа на полтора, не меньше. А мне, между тем, пора и честь знать. Благодарю родителей жениха и невесты и выхожу из дома.
Ирина Чуднова
Мао на войне с культурой
Прошли десятилетия, гибельные последствия великого возмущения вроде бы удалось без особой огласки преодолеть (во всяком случае, в экономике и политике). Тем не менее в 1999 году, когда Срединное государство уже прочно стоит на рыночных рельсах, пекинские власти КНР предъявляют американскому историку Сун Юнъи, изучавшему «культурную революцию» на территории КНР, обвинение в краже государственной тайны. Мирный гражданин США провел год за решеткой и был вызволен лишь благодаря серьезным дипломатическим усилиям. Какой же великий секрет до сих пор скрывает коммунистическое руководство от мира? Что такого мог выведать историк Сун, чего не знали все мы?
В конце 1965 года Мао Цзэдун, Великий Кормчий, авторитетнейший из партийных лидеров нового Китая, решил, что пришло время стать единственным. Пора наконец как следует взяться за укрепление личной власти посредством «обострения классовой борьбы» и «продолжения революции в условиях диктатуры пролетариата»!
Обычная
Нельзя сказать, что это было сделано без предупреждения: впервые он заговорил о классовой борьбе в социалистическом обществе еще восемью годами раньше. Однако теперь посыпались тезисы о «ревизионизме» — причем ревизионизм «внутренний» плотно увязывался с тлетворным влиянием «международного», словно речь шла о новой форме гриппа, принесенной ветром из СССР и других стран соцлагеря. А где ревизионизм, там происки буржуазии. Контрреволюция. После якобинцев всему миру было известно о том, как бороться с контрреволюцией.
По мысли Председателя, буржуазные ренегаты проникли повсюду: в партию, правительство, армию, затесались в среду интеллектуалов и обольстили деятелей культуры. Власть, узурпированную «капиталистическими попутчиками», нужно было срочно отвоевать. На практике это означало чистку: ликвидацию в верхах всех не согласных с политикой Мао (такие еще существовали!). Энергичное впихивание Китая в казарменный коммунизм. Отказ от любого неидеологического стимулирования любой частной деятельности. Плюс — яростное искоренение всего иностранного. Как из перевернутой телеги с яблоками, посыпались лозунги: «В промышленности учиться у дацинских нефтяников!», «В сельском хозяйстве учиться у дачжайской производственной бригады!» И конечно — «Усилить подготовку к возможной войне» и опять-таки учиться: «всей стране — у армии!» Чугунным цеппелином раздулся, взлетев в небеса, и культ личности вождя, который неуклонно превращался в Мао Чжуси — «Председателя Мао», корифея, сверхмудреца, стоявшего над ЦК, над Политбюро, над страной. Во главе «культурной революции».
Как Мао Цзедун разжаловал Хай Жуя
23 декабря 2005 года в возрасте 74 лет от диабета умер Яо Вэньюань, главный (после Кормчего) идеолог тех печальных событий. По иронии судьбы именно этот дольше всех проживший член «Банды четырех», на которую потом свалили вину за все жертвы террора 60-х, первым дал отмашку к ее началу. Именно от выхода зимой 1965 года в газете «Вэньхуэй бао» его критической статьи «Долой историческую постановку «Хай Жуй»» отсчитывают теперь историю «культурной революции».
Характерно, что автором пьесы, вызвавшей гнев Яо (точнее, гнев его начальника, секретаря того же горкома Чжан Чуньцяо и могущественной супруги вождя, Цзян Цин — они дали автору прямое указание сочинить статью), оказался также партийный функционер. Четырьмя годами ранее пекинский партиец У Хань вывел в своей драме бескорыстного чиновника XVI века, защитника крестьян от землевладельцев и продажных судей. Для героя пьесы правдоискательство закончилось печально — он лишился должности. Автору тоже не поздоровилось, после того как бдительный критик «разглядел» под маской Хай Жуя бывшего министра обороны КНР Пэн Дэхуая, который на партконференции 1959 года смело обрушился на Мао, призывая власти вернуть крестьянам землю, коллективизированную во времена кампании «Трех красных знамен», — фактически речь шла о частичном восстановлении частной собственности! А еще Пэн осудил «Большой скачок» — китайский аналог советской индустриализации, доведенный до абсурда (скажем, мини-домны для выплавки металла в каждом деревенском дворе), и народные коммуны.
Естественно, маршал Пэн немедленно распрощался тогда с большой политикой и всеми званиями. А китайский народ, привыкший мыслить метафорически и прочитавший критическую статью, получил доходчивый, красивый и простой лозунг для борьбы с теми недальновидными, кого ничему не научила судьба военного министра: «Вырвем с корнем антисоциалистическую ядовитую траву».
У Ханю, первому козлу отпущения, не помогло ничто — ни яростная самокритика, ни «раскаяние» в том, что он заставил партийных интеллектуалов задуматься о перегибах в политике Мао. 16 мая 1966 года ЦК КПК принял «великий исторический документ», удивительно созвучный известному ждановскому постановлению 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград». Открываясь привычной уже бранью по поводу злосчастной пьесы, он затем недвусмысленно освещал более общие вопросы: «В последние годы Председатель Мао Цзэдун часто указывает, что для решения вопроса «кто кого» в революции потребуется очень длительный исторический период. При неправильном решении этой задачи в любой момент может произойти реставрация капитализма. Никто не должен думать, что после одной-двух или трех-четырех великих «культурных революций» все пойдет благополучно».