Журнал «Вокруг Света» №09 за 1978 год
Шрифт:
У абашевцев монументальный характер присущ изображениям не только крупных зверей и животных, к примеру, таких, как лев или корова, но даже и птиц. Ну как не подивиться, глядя на абашевских кур с утками: батюшки-светы, да за что же им, худородным, честь такая — словно с герба старинного, с княжеского сошли...
В корне природы абашевской пластики лежит удивительное умение ее мастеров освободить форму от каких бы то ни было признаков натурализма. Строению изделий своих они, кажется, придают такую устойчивость, что из состояния покоя их не выведешь. И наконец (и, может, это самое главное) — артисты они великие по части создания энергичного, островпечатляющего силуэта. Именно «силуэтным» соображениям обязано своим существованием столь характерное для здешних народных художников влечение к теме животных, увенчанных рогами. Для каждого животного традициями отработан свой тип рогов: плавно округлого очертания для коровы — при нраве ее кротком и телосложении солидном других и быть не должно; наоборот, рога грозные, саблевидные присвоены прославленным на деревне драчунам — козлу с бараном. А об олене что и говорить, уж очень полюбилась здесь гордая осанка этого из далеких, чужих краев пришельца, в знак чего целое сооружение, костру пылающему подобное, высится над его головой.
Прослеживаемый у абашевских гончаров своеобразный культ «венчания» головы животных распространяется и на птицу — украшения их голов соблазнительно сравнить с кокошниками, А можно ли сомневаться в том, что когда далекие праматери наши для кокошника покрой искали, то мысленно примеривали на себя венцы с головы дочерей царских из волшебных сказок?.. Цветовое оформление абашевской керамики — вопрос непростой. Мы уже отмечали, что присутствие масляной краски представляется весьма спорным: под густым слоем непрозрачной краски полностью пропадают те тонкости рельефа, которые составляют особенность и достоинство здешней пластики. Как отделывали абашевские изделия в прошлом, старики местные выяснить не помогут, хуже даже, домыслами своими в сторону от действительности уведут — «вспомнят», что игрушки окрашивались, подобно яйцам пасхальным, наваром из шелухи от лука. Однако сохранившиеся в музеях немногие образцы абашевских игрушек начала нашего столетия дают основание считать, что игрушки не окрашивались, а покрывались глазурью неброских цветовых оттенков. Подобная отделка практикуется и в наше время в ряде промыслов в областях Ивановской, Горьковской, Костромской. Из рассказов абашевских ветеранов можно установить, что в начале тридцатых годов иссякли запасы материалов для глазури, приобрести их стало невозможно — страна переживала трудности, а тут деревенскую кооперацию буквально заполнили всевозможных цветов масляные краски; на них абашевские мастера и переключились, им они даже по душе пришлись. Поначалу обожженные изделия расписывались маслом, а поверх покрывались лаком; когда же широкое распространение получили эмалевые краски, перешли на них — излишен стал этап лакирования.
Абашевские мастера избегают пользоваться красками открытых цветов — их палитра представлена цветами более сложными, приглушенными, а это, в свою очередь, освобождает керамику от присущих детским игрушкам черт простодушия и переводит ее в план скульптуры.
Цвет в абашевской керамике подобен аккомпанементу, который как бы оттеняет звучание солирующего голоса. И как сольное исполнение может существовать без аккомпанемента, так и абашевская керамика не перестает оставаться художественным произведением, когда она после обжига никакой отделке не подвергается.
Сами мастера, конечно, отчетливо осознают преимущественное значение лепки своих изделий перед их раскраской. Не случайно в этом едва ли не единственном игрушечном промысле, где в производстве участвуют и мужчины и женщины, лепку взял на себя пол «сильный». Лукавят мужики при этом, прикидываются: дескать, по силам ли бабе лепными работами заниматься! Как будто все, кроме абашевского, игрушечные промыслы женскими не являются, от самого начала рабочего процесса — заготовки глины, до самого его конца — упаковки и отправки готовой, весьма тяжеловесной продукции. Впрочем, будем объективны: не потому ли и «мужественна» абашевская пластика, что лепят все же мужчины?
Употребление масляной краски в качестве декоративного средства мастеров все же не удовлетворяет полностью — не могут они с их тонким чутьем не испытывать угнетающего чувства при виде того, как «аккомпанемент» заглушает «солиста». Они даже предпринимают попытки, к сожалению недостаточные, добиться с помощью краски более глубокого в художественном отношении звучания поверхности изделия, визуального преобразования глины в иной, более благородный материал. А то, что это осуществимо, убеждаешься, когда встречаешь старые образцы абашевской продукции, в которых под влиянием времени слой краски утратил свою «жирность», пастозность и уже не влияет искажающе на пластику.
Так уж ведется, что ни об одном народном промысле нельзя точно сказать, когда и при каких обстоятельствах возник он в том или ином месте. Не является исключением и абашевское гончарство. По свидетельству стариков, которые ссылаются на дошедшие до. них предания, гончарству здешнему никак не меньше трехсот лет, и породила его нужда в хозяйственной посуде, а с другой стороны — наличие под руками качественной глины. Производство глиняной игрушки в Абашеве возникло позднее.
В период расцвета игрушку делали, почитай, в каждой избе, не одна сотня сельчан занята была этим делом; определились и ведущие роды мастеров, среди которых первое место на протяжении многих лет занимали Боткины и Еськины.
Сейчас в Абашеве работающих игрушечников — считанные единицы, прочие эту профессию, хотя и искушены в ней достаточно, несерьезной считают, зазорной, стыдятся даже. «Хранителем огня», а если предъявить серьезные требования, то и единственно полноценным мастером в Абашеве на сегодня является представитель славной фамилии Зоткиных — Тимофей, внук гончара Семена и сын игрушечника Никиты. Прославленным мастерам прошлого, имена которых успели обрасти легендами, Тимофей Никитич, надо думать, не уступает, хотя ему только за сорок.
«Вся семья наша при игрушке состояла, — рассказывает он, — отец, мать и брат с сестрой; кто лепил, кто красил. Я тоже около отца вертелся, с трех лет силы пробовать стал, а с шести в запряжку взошел. В Отечественную не до игрушки было, тяжко, голодно жилось. Войне конец пришел, в армии положенное отбыл, а вскорости и сам в делаки заделался...»
Известно, что в каждом художественном промысле тон задают те изделия, которые выполняются по образцам, дошедшим из далекою прошлого. Однако в наши дни отдельные мастера стремятся к поискам новых вариантов этих образцов, а то и вовсе новых по форме и живописному декору решений, не всегда созвучных с традиционными. В качестве примера можно упомянуть талантливую и «беспокойную» мастерицу глиняных игрушек из курского села Кожля Валентину Ковкину. Не таков Тимофей Зоткин. Он не испытывает потребности в расширении ассортимента своей продукции, и список изделий, к нему по эстафете перешедший, его вполне устраивает. Закономерность такого поведения мастера можно понять, побеседовав с Тимофеем Никитовичем, человеком, правда, не очень разговорчивым, но мыслящим не поверхностно и не стандартно.
В русском языке существует редко применяемое, но, на наш взгляд, очень точно передающее мысль Тимофея слово «особь». Именно такой особью и является каждое его произведение. Создавая изделие, первоначальную жизнь которому сообщил далекий его предшественник, копировать механически Зоткин не будет да и не способен. Из-под его рук оно выйдет обновленным, одухотворенным. И произойдет это в силу того, что в пластическом даровании мастера щедро представлено то ритмическое начало, которое происхождением своим обязано не разуму, а чувству. В творчестве Тимофея Зоткина разлито какое-то исполненное мудрости спокойствие. Правда, это не мешает ему в работе быть одержимым. Он жаден до познания всего нового в его специальности, вне которой он не представляет себе своей жизни. Ему чужд ремесленнический подход к своему труду, как и чуждо безразличное отношение к любой его стадии, какой бы тягуче однообразной ни казалась она постороннему неискушенному свидетелю.
Но кому передаст Тимофей Зоткин свое мастерство? Этот вопрос мучает и художника, и многих искусствоведов, которые понимают, что традиции уникальной абашевской керамики не должны кануть в Лету.
Л. Рондели
Вальдемар Болдхид. Операция «Ватерлоо»
2531 год, 23 мая,
время: 10.00.