Журнал «Вокруг Света» №09 за 1982 год
Шрифт:
— Понял...— Ерофеич нажимает кнопку, отключая «внешнюю связь».— Иваныч, пошли обратно. Вдоль берега до Поворотного...
— Ясно... Володя, прими наблюдение. Иваныч, пойдем перекусим...
Летчики, остававшиеся первые часы полета в полной форме, уже переоделись. На Юрии Ивановиче Тарасове, командире корабля, рубашка с короткими рукавами, спортивные брюки и тапочки. В тельняшке остался бортмеханик Александр Степанович Головнев. В спортивной майке с фигурами футболистов бортрадист Евгений Александрович Иванов. И лишь второй пилот Владимир Григорьевич Коновалов, он сейчас
— Восемь часов полета,— объясняет за летчиков Ерофеич.— Так проще и легче.
На обед мы расположились в просторном салоне. Завязался спокойный, неторопливый разговор.
— Здесь мы впервые, хотя на Дальнем Востоке мне, например, приходилось бывать. Но в основном на севере, в Магаданской области,— рассказывает Тарасов.— Мы сменили экипаж Александра Макаровича Грачева. Сегодня-завтра уже будем дома, в столице. Норму полетов выбрали. У нас ведь строго: в месяц не более ста летных часов. Будет наш Ерофеич с новым экипажем работать, а потом, наверно, опять мы прилетим...
— У нас вообще работа непостоянная,— говорит командир.— Ребята по всей стране летают. Геологов, геофизиков, моряков, строителей, газовиков обслуживаем. Антарктические экспедиции тоже наши. За границей работаем. Серьезная это организация — Мячковский ордена Трудового Красного Знамени объединенный авиаотряд воздушных сил...
В этом году,— продолжает свой рассказ Тарасов,— работали на севере, затем — Нижний Тагил, Уренгой. Трудились у газовиков-нефтяников. Возили грузы, оборудование, людей на Новый Уренгой. Грандиозная это стройка. А потом сюда. Море, собственно, для меня не впервой. На Балтике и Черном частенько летал с моряками. Принимал участие в обеспечении ледовой разведки во время хэдовых испытаний атомного ледокола «Арктика». А вот с рыбаками впервые...
— Давно с этим экипажем летаете?
— Два года уже. Ребята хорошие. Вместе более тысячи часов в воздухе. Примерно двести тысяч километров пролетели, считай, пять раз вокруг планеты.
— А сам командир сотню витков вокруг шарика сделал,— вступил в разговор Володя Стоянов.
— Ты за морем следи,— одернул своего помощника Ерофеич.
— А что смотреть-то? Туман опять...
Мы действительно летим в тумане, и по блистерам струятся ручейки.
— Иди обедать, Владимир. Я сам посмотрю,— говорит Ерофеич.
Минут через семь самолет вынырнул из тумана. В салоне стало светло.
— «Чайка», я — «Ураганный». Есть что-нибудь, Ерофеич?
— Есть.
— Буду становиться в замет. Делайте наводку...
Все разговоры прекращаются. Теперь вновь самым старшим на борту становится летнаб — «Чайка».
Внизу скользило и скользило море. Мы ходили по кругу, набирая высоту, затем Ерофеич иди Володя командовали обратный поворот, и самолет, совершив в воздухе восьмерку, начинал снижение. Внизу спешил к месту постановки трала сейнер «Ураганный». Ставит его на косяк Володя Стоянов.
— «Ураганный», я — «Чайка». Право... Еще тридцать право... Бросай буй... Прямо...
Судно послушно
— Я — «Чайка». Что там у вас, «Ураганный»? Спугнешь косяк. Быстрее круг замыкай. Так... Ботом, ботом рыбу держи. Не выпускай ее из ворот...
Сейнер почти завершил круг. Пенный след за кормой таял, оставляя лишь белые наплывы. У ворот трала, как пчела над цветком, кружил бот. Оставалось несколько метров до того момента, когда замкнется круг, но сейнер вдруг остановился. А когда наконец-то закрыл ворота и начал подбирать нижний полог трала, косяк коричневой жирной каплей проплыл прямо под днищем сейнера. Бот подскочил к борту слишком поздно...
— Ушла рыба.— Чувствовалось, что Владимир переживал вместе с рыбаками.— Почти весь косяк ушел, «Ураганный»...
В сердцах махнул рукой и тусклым голосом спросил:
— Ерофеич, будешь наводить?
— А есть кто?
— «Комсомолец Артека».
И все начинается сначала. Только экипаж выполняет теперь команды Ерофеича. И не успели еще замкнуть трал рыбаки «Комсомольца Артека», Ерофеич начал наводить на очередной косяк сейнер «Счастливый». Самолет движется по кругу, а внизу спешит к указанному месту сейнер, на палубе которого четко нарисована цифра 27.
— Приготовиться к замету.
— Есть приготовиться к замету.
— Влево десять... Торопись только. Так держать... Отдать буй!
— Есть, отдать буй!
— Пошли право... Право пошли! Бери на буй!
Земля вновь поперек кабины. На часах 9.45 по московскому времени.
«Чтобы не путаться в поясах»,— объяснил штурман.
В самолете тишина. Никто не пытается подсказывать, советовать. Идет серьезная работа. Большая рыбалка.
— «Счастливый», косяк в кошельке.
— Понял, Ерофеич. Спасибо, «Чайка»!
— Давай, давай! Выбирай аккуратнее.
В воде, ярко освещенной солнцем, теперь и я вижу рыбные косяки. Они принимают самую невероятную форму. Запятые, размазанные точки, кляксы, змейки... Но все они уже замечены и определены Ерофеичем.
— Почему прекратил движение, «Одельск»?
— Маленькая глубина. Не смогу...
— Давай 60 право. Как здесь? Еще десять... Ну как здесь?
— Нет, «Чайка», опасно...
— Тогда жди смены ветра. Сейчас все косяки идут к берегу.
— А сколько их, «Чайка»?
— Да еще десять-двенадцать. Жди вечера.
— Ясно, «Чайка». Счастливо!
— Счастливо! — Ерофеич нажимает другую кнопку.— Иваныч, давай на Уссурийский.
— Ясно.
Летим в Уссурийский залив, и сразу за Аскольдом снова попадаем в туман.
— Ерофеич, что теперь такое рыбацкое счастье, рыбацкая удача?
Улыбается:
— Они есть. Остались еще... Вот мы, например, улетели, а им ждать. Сменится ветер, начнется отлив, рыба на глубину пойдет... А сейнера не уйдут. Ждать будут. «Одельск»-то я наводил сразу на четыре косяка. Рыба есть, и они теперь отсюда ни-ни... А вот повезет или нет, сказать трудно. И тут одного везения мало. Умение мыслить требуется, опыт и знания...