Журнал «Вокруг Света» №09 за 1988 год
Шрифт:
На острове Фаддея, например, близ побережья Таймыра, осенью 1940 года гидрографической экспедицией было найдено множество старинных вещей: медные котлы, русские нательные кресты, перстни с изображением сказочных птиц, нож с именной надписью, сделанной славянской вязью, монеты... Познакомившись с отчетом об этом открытии, я натолкнулся на такие подробности. Гидрографы сообщали: «Среди находок обнаружены... колокольчик медный, бусинки голубые разной величины...»
В следующем году в том же районе, в заливе Симса, исследователи нашли остатки избушки, остов лодки, скелеты трех человек — двоих мужчин и женщины — и целый склад различных вещей, среди них те же предметы — светло-голубые бусы и колокольчики. Ученые относят события, случившиеся здесь, к XVII веку. Однако тайна до сих пор полностью
Могила неизвестных русских мореходов, зимовье и остатки корабля обнаружены на острове Котельном. Наконец, уже ближние подступы к острову Врангеля, северное побережье Чукотки... Лето 1764 года. Отважный мореход и предприимчивый купец Никита Шалауров на своем корабле «Вера, Надежда, Любовь» отправляется на поиски новых земель. За Шелагским мысом судно было затерто льдом и прибито к берегу. По примеру прошлых своих зимовок Шалауров строит хижину, однако она становится для путешественников последним убежищем — все они погибают один за другим от голода и болезней. Впоследствии чукчи находили здесь немало разных вещей, в том числе и из меди...
И в дальнейшем русские люди не раз пытались пройти вдоль побережья Чукотки; Случалось, корабли попадали в ледовый плен или их угоняло в бурю. И вполне вероятно, что какой-нибудь из них был унесен к острову Врангеля.
Мыс Блоссом далеко выступает в море, это ближайшая к материку точка острова, мыс Фомы тоже приметный и очень важный в навигационном отношении пункт. Не след ли посещения острова неизвестными русскими мореходами голубая бусинка и медный колокольчик, найденные между этими мысами полярником Лазаревым? И нет ли какой-то связи между находкой Лазарева и заброшенной землянкой? Может быть, остатки полуподземного жилища, найденные Громовым и нами, принадлежали вовсе не онкилонам, а потерпевшим бедствие русским путешественникам, ступившим на остров Врангеля задолго до начала XX века? Или здесь побывали и те, и другие? И такое возможно.
...Час за часом бродим мы по затененному, неровному и мшистому подножию горы в надежде найти то, что в прошлый приезд я видел собственными глазами,— следы далекой жизни. Попадаются, и довольно далеко от берега, различные кости — черепа моржей, китовые ребра и позвонки, а место землянки — прямоугольная площадка с распавшимися гнилыми бревнами по сторонам — как сквозь землю провалилось! Так и не удалось в этот раз добраться до разгадки — кто жил в избушке на мысе Фомы, кого украшала голубая бусинка и кому или на ком звонил медный колокольчик.
Но недаром говорят: ищешь Индию — найдешь Америку...
Неподалеку от мыса Фомы, на левом берегу ручья Моржового, у самого впадения его в море, мы наткнулись на остатки гурия с торчащим из него обломком старой мачты.
В 1911 году к острову подошло ледокольное судно «Вайгач» Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Здесь, у горы Томас, наши моряки высадились на остров и подняли государственный флаг России. Существует фотография, запечатлевшая это событие, на ней изображена укрепленная гурием мачта с флагом и рядом — группа участников экспедиции. Плавание «Вайгача» имело чрезвычайное значение — благодаря ему были закреплены права России на владение островом. Так вот. Достаточно было беглого осмотра, чтобы понять: сооружение вполне соответствует знаку, изображенному на фотографии 1911 года. Берег мы основательно прочесали — нигде больше подобных сооружений нет, да и просто сланцевых плиток вблизи не видно, все снесены в гурий. Известно, что никакая иная экспедиция после 1911 года здесь не работала и флага поднять не могла. Выходит, мы обнаружили точку, где был впервые поднят флаг, возвестивший миру о принадлежности острова России.
Историческое это место — гора Томас! Никак нельзя оставлять его в забвении и небрежении. Здесь надлежит соорудить памятник с мемориальной доской или, на первое время, хотя бы памятный знак — чтоб было где поклониться нашим прадедам — открывателям острова.
«Остров раздоров»
Вот уже несколько дней, как я живу в маленьком балочке на восточной оконечности острова — мысе Уэринг, изучая вместе с моим старым другом, орнитологом Василием Придатке жизнь птичьего базара. Все наши маршруты обычно заканчиваются на вершине Уэринга, после подъема с припая. Привал! Можно отдышаться и обтереть пот. И посидеть, прислушиваясь к накатывающему волнами гулу базара, поглядывая с высоты на горизонт, заполненный льдами — торосами, ропаками, несяками...
Сверху хорошо просматривается выгнутая подковой бухта Драги с ее чистой, крупной, словно отборной галькой, залитая акварельными красками низкого солнца, а за ней — желтый монолит мыса Литке. Эта бухта, сейчас такая светлая, уютная, притихшая, стала однажды свидетельницей трагедии и отчаянной борьбы за жизнь. И совсем иначе, чем мы, увидели ее люди, гибнущие здесь...
Тоже июльские дни. 1914 год. На галечнике бухты — две белесые, истерзанные ветром палатки. В одной из них склонился над записями исхудалый, бородатый человек. Он строчит по-английски: «В нашей жизни есть только одно светлое пятно — полночное солнце. Время не играет роли, темноты нет и ночь ничего не значит... Все — против нас. Вокруг мясо, но оно добывается необычайно дорогой ценой. Июль оказался самым тяжелым в наших испытаниях, и мы часто доходим до голодовок. Мы ели хвосты и плавники, которые валялись вокруг нашей стоянки так долго, что сгнили и разложились, временами вынуждены были жевать кожу... Все мои внутренние органы перестали работать. В туманные дни я пытался чинить одежду, но она сгнила и не держит стежков. Мои силы все убывают, каждый шаг дается большим усилием воли. Что больше всего мучает, кроме истощения — это все нарастающее чувство одиночества. У меня нет ничего общего со спутниками, кроме отчаяния. Когда мы бодрствуем, единственная мысль: придет ли помощь? Упаси нас Бог зимовать здесь. Это безнадежно.
Будущее не в моих руках. Да свершится воля Твоя!»
Как оказались здесь эти люди?
«Карлук» — судно Канадской арктической экспедиции — отправился в Ледовитый океан для открытия новых земель. Ему с самого начала не повезло: попал в дрейф, и льды унесли его от побережья Аляски к острову Врангеля. Корабль не выдержал сжатия и затонул, а люди выбрались на лед и затем с большим трудом достигли берегов острова, в то время необитаемого. Но не все — восемь человек погибли во льдах. Капитан «Карлука» Роберт Бартлетт сделал героическую попытку спасти оставшихся: он в сопровождении эскимоса отправился на собаках через пролив Лонга за помощью. Тогда же по просьбе Канады шел на спасение и наш ледокол «Вайгач», но вынужден был вернуться из-за поломки винта.
О своем походе Бартлетт расскажет в книге «Последнее плавание «Карлука». А вот о том, как жили оставшиеся на острове спутники капитана, до сих пор мало что было известно. И лишь в 1975 году один из робинзонов, восьмидесятивосьмилетний учитель из Глазго Вильям Маккинли поведал миру об этом в своей книге «Карлук» — неизвестная история одной арктической экспедиции». Тогда, на острове, он — совсем еще молодой метеоролог — день за днем вел подробный дневник.
Их осталось здесь пятнадцать человек: канадцы, американцы, шотландец, норвежец, эскимосская семья с двумя маленькими детьми и еще несколько собак и черный кот по кличке Негритос. Сборный интернациональный экипаж, почти все встретились с Арктикой впервые. Без самых необходимых запасов продовольствия, оружия и снаряжения прожили они здесь полгода — с марта по сентябрь,— доверясь судьбе.
Самым большим лишением, как пишет Маккинли, было «отсутствие товарищества, душевного тепла». Даже само слово «Врангель» ассоциируется у автора с английским «wrangle» — раздор, ссора. Друг другу не доверяли, зорко следили, кто сколько съел, утаивали пищу. Исключением были эскимосы, они просто работали не покладая рук, без жалоб, упреков и раздражения, видно, такая жизнь не была для них чем-то необыкновенным. Охотник Куралук не только обеспечивал свою семью, но был главным добытчиком пищи для всех.