Журнал «Вокруг Света» №09 за 1994 год
Шрифт:
— Готово-то готово, а что делать с Перейрой и его проделками?
— Опять этот Перейра, будь он проклят, — воскликнул Ретиф, ударив кулаком по доске. — При первом же удобном случае я поговорю с Дингааном и этим английским парнем, Холстедом. Если я пойму, что они говорят мне тоже, что и тебе, я обвиню Перейру в предательстве. Пусть его Бог осудит! Застрелю подлеца. Сейчас пока лучше ничего не предпринимать, но глаз с него не спускать, иначе будет паника в лагере. А если обвинение не подтвердится?.. Ладно, иди пиши письмо и дай мне закончить мое.
Я пошел и написал письмо, но рассказал Мари далеко не
Это письмо я отдал Ретифу, сначала прочитав ему, и он нацарапал внизу: «Я видел написанное и одобряю это, зная всю историю — правда это или ложь. Делай так, как приказывает тебе муж, но не говори об этом в лагере никому, кроме тех, кого он упоминает. Питер Ретиф».
Посланник уехал на рассвете и передал письмо Мари.
На следующий день было воскресенье. Утром я отправился навестить преподобного мистера Оуэна, миссионера, и он мне очень обрадовался. Он сообщил, что Дингаан в добром расположении духа и просил его, Оуэна, набросать текст договора о предоставлении требуемых земель бурам. Я задержался в хижине Оуэна по разным делам, а потом вернулся в лагерь.
Во второй половине дня король устроил для нас большой военный танец, в нем приняло участие 12 тысяч воинов. Это был завораживающий, прекрасный спектакль, участвовали в котором не только люди, но и животные.
На третий день — 5 февраля — снова состоялись танцы и показательные бои, столь длинные, что мы начали уже уставать от всех этих забав дикарей. К вечеру Дингаан послал за командантом и его людьми и просил их прийти, заявив, что собирается обсудить договор. Они пошли, но всего три или четыре человека, среди них был и я, мы были допущены к Дингаану, остальных задержали на расстоянии, и они могли видеть нас, но не слышали разговора.
Дингаан представил бумагу, написанную преподобным Оуэном. Это документ, как я полагаю, существует до сих пор, ибо его впоследствии нашли. Он был составлен в соответствии с законом (или «полузаконом»), начинался как листовка — «для всех, к кому попадет». Документ даровал земли от Тугелы до Умзимвубу в районе Порт-Наталя бурам в собственность. По требованию короля я перевел ему документ, написанный по-английски Оуэном, а потом, как только я закончил, то же проделал Холстед.
Этот факт был замечен бурами, и они отнеслись к нему весьма благожелательно, ибо убедились, что король желает точно знать, что именно он подписывает, чтобы не допустить никаких козней в будущем. Начиная с этого момента, Ретиф и его люди больше не сомневались в доброй воле короля и расслабились, полностью пренебрегая мерами предосторожности.
Когда перевод был закончен, комендант спросил короля, где и в какое время он подпишет договор. Тот ответил, что подпишет его на следующее утро перед тем, как делегация отбудет в Наталь. Потом Ретиф спросил у Дингаана через Томаса Холсте да, правда ли то, что бур Перейра, который живет у него и которого зулусы зовут Два Лица, просил его, Дингаана, убить Аллана Куотермэна, Макумазана?
— Да, это в некотором роде правда, ибо он ненавидит Макумазана. Но пусть маленький белый сын Джорджа не опасается, поскольку мое сердце мягко и по отношению к нему и я клянусь именем Большого Черного, что в Зулуленде ему не будет причинено никакого вреда. Разве он не мой гость, как и вы?
Затем король заявил, что, если комендант хочет, он может арестовать Два Лица и убить его, ибо тот требовал моей жизни. На что Ретиф ответил, что сам разберется в этом.
Пока мы шли обратно к лагерю, Ретиф по поводу Эрмана Перейры высказывался мало, но даже то немногое, что он сказал, выражало его гнев.
Когда мы прибыли в лагерь, он послал за Перейрой, Мараисом и еще несколькими старыми бурами. Помню, среди них были Харлит Бота, Хендрик Лабушане и Маттис Преториус — все состоятельные люди, рассудительные, солидные. Меня тоже попросили присутствовать. Когда Перейра пришел, Ретиф открыто обвинил его в заговоре против меня и спросил, что он на это скажет. Конечно, он все отрицал, обвинив меня в том, что я придумал все это и что вражда возникла из-за девушки, на которой я женился.
— Тогда, минхеер Перейра, — сказал Ретиф, — поскольку Аллан выиграл девушку, которая сейчас его жена, его проявления вражды бессмысленны, а твои можно подтвердить. Но у меня сейчас нет времени разбирать эти дела. Обещаю, что вернусь к этому позже, когда мы будем в Натале, и ты поедешь со мной, чтобы за тобой присматривали. Предупреждаю тебя, что я не бросаю слов на ветер. А сейчас скройся с моих глаз — мне не по нраву тот, кого кафры прозвали Два Лица. Что до тебя, Мараис, то не советую тебе связываться с тем, кто носит столь темное имя, хоть он и твой племянник, которого ты столь нелепо любишь.
Насколько я помню, никто из них никак не отреагировал на эту речь. Они просто развернулись и вышли. Но на следующее утро, в тот роковой день, 5 февраля, когда я встретил коменданта на лошади посреди лагеря отдававшим распоряжение по отправке в Наталь, он остановил лошадь и сказал:
— Аллан, Перейра ушел и Мараис с ним, но, думаю, мы еще встретимся в этом мире или на том свете и добьемся правды. Почитай вот это и верни потом — он протянул мне бумажку и ускакал. Я развернул сложенный листочек и прочитал:
«Коменданту Ретифу, губернатору мигрантов-буров. Минхеер комендант, я не останусь здесь, где на меня обрушилось столько гнусных обвинений от черных кафров и англичан, от Аллана Куотермэна, который, как и все представители этой расы, враг всех буров и — вы этого не знаете — предатель, затеявший заговор против вас с зулусами. Я покидаю вас, но готов держать ответ перед Верховным судом. Мой дядя Хенри Мараис идет со мной, поскольку его честь тоже затронута. Кроме того, он слышал, что его дочь, Мари, находится в опасности и он возвращается, чтобы защитить ее, чего не хочет делать тот, кто считает себя ее мужем. Аллан Куотермэн, который является другом Дингаана, может объяснить, что я имею в виду, ибо он знает о планах зулусов больше, чем я, в чем вы убедитесь в свое время». Далее следовали подписи Эрнана Перейры и Хенри Мараиса.