Журнал «Вокруг Света» №09 за 1994 год
Шрифт:
Спешившись, мы с Ретифом, Холстедом и несколькими бурами-командирами направились к нему.
— Sakuba (Добрый день), Макумазан, (Так называли Аллана зулусы.) — сказал Дингаан. — Я рад, что ты приехал, и знаю, что ты передашь мои слова правдиво, будучи одним из людей Джорджа (Имеется в виду английский король Георг.), которого я люблю. Томаасу я не верю, хотя он тоже сын Джорджа.
Я передал Ретифу сказанное.
— О, — воскликнул он со значением, — мне думается, что вы, англичане, и здесь на шаг обогнали нас, буров. Потом он вышел вперед и пожал королю руку, напомнив, что уже навещал его раньше.
Ретиф, запустив пятерни в свои седые волосы, спросил Дингаана, не шутит ли он, требуя лошадей, которые ему не принадлежат. Он добавил, что этих лошадей уже вернули бурам, у которых в свое время их украл Сиконьела.
Когда Дингаан вроде бы удовлетворился этим ответом, Ретиф завел разговор о договоре. Король, однако, возразил, что белые люди только что приехали и он желает, чтобы они посмотрели их танцы, но после представления буров. А для дел можно выбрать другой день.
В конце концов буры исполнили «танец» для развлечения Дингаана. Разделившись на группы и пускаясь по очереди в галоп, они палили в воздух — на это представление зулусы смотрели с изумлением и восторгом. Когда люди остановились передохнуть, король потребовал, чтобы они открыли беглый огонь, но командант отказался, сославшись на нехватку пороха.
— Зачем вам порох в нашей мирной стране? — спросил Дингаан подозрительно.
Ретиф ответил через меня:
— Чтобы добывать пищу для самих себя или защищаться от людей, одержимых дьяволом.
— Здесь вам это не понадобится, — успокоил его Дингаан, — поскольку я дам вам пищу, и еще: покуда я в Зулуленде король, никто не станет вашим врагом в границах моего королевства.
Ретиф ответил, что рад это слышать, и спросил разрешения уехать с бурами в свой лагерь у ворот, чтобы отдохнуть с дороги. Дингаан позволил, и мы распрощались. Я еще не дошел до ворот, как меня догнал посланец, помнится, это был мой старый знакомый Камбула (Камбула был одним из крупных военачальников в армии зулусов.), и передал, что король хочет поговорить со мной наедине. Я ответил, что не могу говорить один на один без разрешения команданта. Тогда Камбула сказал:
— Пошли со мной, заклинаю тебя, о Макумазан, иначе тебя поведут силой.
Я приказал Хансу, моему оруженосцу, лететь к Ретифу и сообщить о ситуации, потому что заметил, как по знаку Камбулы меня уже окружают зулусы.
Когда Ретиф подошел, я рассказал ему все, переведя слова Камбулы, которые тот повторил в его присутствии.
— Он хочет сказать, что ты будешь схвачен, если не пойдешь сам или если я откажусь — они сделают то же?
На это Камбула ответил:
— Это так, инкоос (Здесь: господин (зул).), ибо у короля есть слова только для ушей Макумазана. К тому же мы обязаны выполнить приказ и доставить его к королю — живого или мертвого.
— Аллемахте! — воскликнул Ретиф. — Это принимает серьезный оборот. Думая, как мне помочь, он бросил взгляд на основной отряд буров, который к тому моменту уже входил в ворота, охраняемые большим числом зулусов.
— Аллан, — продолжал он, — если ты не боишься, я думаю, тебе надо идти. Может, у Дингаана есть что сказать мне по поводу договора и он передаст это через тебя?
И еще спроси этого кафра, даст ли тебе король гарантии безопасности?
Я обратился к Камбуле, и тот ответил:
— Да, на этот визит — да. Кто я такой, чтобы говорить не сказанное королем?
— Неясно сказано, — прокомментировал Ретиф. — Но иди, Аллан, ты ведь должен идти, пусть Бог хранит тебя. Ясно, что Дингаан не просил тебя идти со мной, незачем. Сейчас я уже жалею, что не оставил тебя дома с красивой женой.
Мы расстались, я направился пешком в резиденцию короля, без ружья, ведь разрешения на ношение оружия в его присутствии я не получил, а командант — в ворота крааля в сопровождении Ханса, ведущего мою лошадь. Спустя десять минут я стоял перед Дингааном, который принял меня довольно ласково и стал расспрашивать о бурах, не восстали ли они против своего короля и не бежали ли от его гнева?
Я ответил: да, они бежали, ибо им нужны новые земли, я сказал ему все, что уже говорил раньше. Он отвечал, что помнит то, что я уже говорил ему, но хочет, чтобы те же слова исходили из того же рта — чтобы он узнал, правда это или нет. Потому, помолчав немного, он посмотрел на меня пристально и спросил:
— Ты принес мне подарок — ту тонкую белую девушку с глазами как две звезды, Макумазан? Я имею в виду девушку, в которой ты мне отказал и которую я не мог взять, ибо ты выиграл спор, спасший всех белых людей; ту, ради которой ты сделал братьями всех буров, предавших своего короля...
— Нет, о Дингаан, — отвечал я. — Среди нас нет женщины. Более того, эта девушка теперь моя жена.
— Твоя жена? — воскликнул он сердито. — Ты осмелился сделать своей женой ту, которую возжелал Великий Черный? Теперь скажи, мальчик, ты, бравый хранитель ночи, ты, маленький белый муравей, который трудится в темноте и выныривает только в конце туннеля, когда тот кончается, ты, ящерица, которая с помощью колдовства может выхватить жертву прямо из рук самого великого короля на свете, ибо именно это колдовство убило стервятников на Хлома Амабуту, а не твои пули, Макумазан. Скажи, отчего я сразу не прикончил тебя за этот трюк?
Я скрестил руки и взглянул на него. Наверное, мы являли собой яркий контраст — этот мощный чернокожий тиран, стоявший с царственным видом, которым он, надо отдать ему должное, обладал, и я — «мелкотравчатый» белокожий юноша, да-да, внешне я таким и был.
— О, Дингаан, — произнес я с прохладцей, сознавая, что холодность — мой единственный козырь, — я отвечу тебе словами команданта Ретифа, нашего главного вождя. Ты что, принимаешь меня за ребенка, думаешь, я отдам тебе свою жену, тебе, у которого и так всего много? Да и к тому же ты не можешь убить меня хотя бы потому, что твой военачальник Камбула дал мне слово, что я нахожусь под твоей защитой.