Журнал "Вокруг Света" №1 за 1998 год
Шрифт:
Записали? Кстати, запивать фондю хорошо вином или чем-то покрепче. Холодным пивом и тем более минеральной водой — не советую, это осложнит вашу жизнь в течение последующих нескольких часов.
А что делать тем, кто не потребляет спиртного? Есть такие, — усмехнулся Пьер. — Если им уж непременно захотелось отведать фондю, то пусть закажут чашку горячего чаю... Замечу, что сильно отличается по рецептуре фондю, которое готовят в италоговорящем кантоне Тичино. Они его называют «фондута».
К сырам там добавляют сырые яйца и молоко, а готовым блюдом заливают поленту-мамалыгу или вареную
Познавательную беседу пришлось прервать — пора было продолжить путь.
Тогда-то я и понял, что фондю — еда зимняя. Минувшим летом в Женеве я укрепился в этом мнении.
... Если на улице было просто тепло, то внутри недавно переоборудованного под «народный» ресторанчика было откровенно жарко. Поэтому мы смогли съесть не больше двух кусочков обмакнутого в сыр хлеба. Увы! Дело не спасло даже отличное белое вино. Столь вкусному, сколь и тяжеловатому фондю явно предписано согревать и объединять вокруг себя людей долгими зимними вечерами.
Владимир Житомирский
Шато д`Е, Женева
Земля людей: Гштатские мелодии
Гштад — это даже не заштатный городишко. Это всего лишь деревня с двумя тысячами жителей. Но в Швейцарии деревня зачастую может заткнуть за пояс иной город. Скажем, одна такая деревня, Санкт-Мориц, дважды была столицей Олимпийских игр. Гштад претендует на звание музыкальной столицы страны.
Уютно устроившийся на километровой высоте в одной из долин альпийского района Саненлэнд, город весь как бы пропитан музыкой и, словно магнит, притягивает музыкантов разных направлений из близких и далеких стран.
Именно здесь бросил якорь своего фестиваля классической музыки великий Иегуди Менухин. Сейчас этот ежегодный фестиваль проходит под патронажем Гидона Кремера, одного из выдающихся «выпускников» отечественной скрипичной школы.
В минувшем году на протяжении семи недель звучали произведения Шуберта, Шостаковича, Мендельсона, Брамса. Все деревенские отели Гштада (кроме двух пятизвездных здесь целая гроздь менее звездных гостиниц) были забиты мировым бомондом.
Когда мы приехали сюда сразу после окончания действа, в витринах еще стояли портреты Кремера, обрамленные свитками нот, и казалось, еще не угасло эхо великой музыки.
Похоже, в Гштаде музыка звучит всегда — либо вокруг, либо внутри тебя. Строгую классику здесь сменяют завораживающие ритмы кантри, потом фестиваль киномузыки — фильмы озвучивают не фонограммы, а живой оркестр. А там уже подоспел фестиваль народной музыки: фальцетные переливы неподражаемого пастушеского пения — йодля, аккордеоны, свирели.
Немыслимой длины деревянные альпийские рога перемежались с настоящими рогами живых коров, полноправно участвующих в церемониальном проходе и вплетающих в эту симфонию звон колокольцев.
Коровье соло на таком колокольчике хорошо слушать, поднявшись в подвесной кабинке по канатной дороге на гору Эгли. Выше по склону видишь упитанных рыже-белых производительниц самого высокосортного молока, пощипывающих ослепительно зеленую траву. Но вот что-то привлекло внимание одной из них, и она с неожиданной прытью галопом пустилась по склону вниз. В альпийской тиши раздалась весьма бравурная мелодия, правда, с несколько рваным ритмом.
Конечно, в этих краях, как и повсюду в Швейцарии, существует своя легенда. Она гласит, что, создавая эту страну, Господь опустил на землю длань, и ладонь его образовала Гштад, а пальцы — пять долин вокруг него. Может, оно так и было, только с птичьего полета Гштад своей извивающейся центральной и выгнувшимися боковыми улицами показался мне большим скрипичным ключом.
Когда Руди Верен вышел из своего шале и заиграл на аккордеоне, плавная мелодия вплелась в беззвучие альпийских лужаек, а затем полетела куда-то выше, к далеким пикам. Это был уже второй музыкальный инструмент, оказавшийся в его руках за те часы, что мы провели в его шале, — но об этом чуть ниже.
Его шале стоит на вершине горы Эгли. Вообще словом «шале» здесь, как я заметил, именуют практически любое деревянное здание — главное, чтобы крыша была распластана под тупым углом. Эти крыши напоминают крылья птиц, готовых взлететь.
Есть шале роскошные, в несколько этажей, есть скромные, но гордящиеся своим возрастом, подобно вот этому, принадлежащему Руди. Темно-коричневому сооружению 266 лет, но оно, похоже, простоит еще не меньше. Кстати, в деревне Санен довелось видеть шале вдвое старше.
Руди называет это свое хозяйство «верхней фермой» — в дополнение к «средней» и «базовой», куда по мере наступления холодов он перемещается вместе со стадом. Здесь у него сыроварня, тут он проводит летние месяцы, присматривая за двумя десятками своих коров и готовя знаменитый альпийский сыр.
... Огромный медный чан висит над открытым огнем.
— Сюда я налил вечернее и утреннее молоко, — рассказывает Руди. — Вначале нагрел его до 32 градусов, потом добавил сыворотку — ее мы получаем из желудка телят. Через полчаса молоко сделалось плотным, как йогурт. И здесь в дело идет арфа, — с улыбкой продолжает Руди, демонстрируя металлическое приспособление со струнами, действительно похожее по форме на означенный музыкальный инструмент. — У нас она называется «сырной арфой», — добавляет он, — ею хорошо расчленять плотную массу, которую затем полчаса надо размешивать. Потом вновь в течение получаса подогреваем до 52 градусов, а вот сейчас как раз и будем эту массу извлекать из чана...
Он опускает на дно чана марлевое полотнище, легкими движениями довольно долго орудует в горячем месиве обеими руками, с другой стороны полотнище подхватывает помощница.
Подняв края марли, Руди скручивает концы и легко перебрасывает тюк на стол рядом в заготовленную форму пластмассовый круг с высокими стенками. Оттуда стекает беловатая жидкость. Вначале прикрывает марлевый мешок крышкой, потом для более полного отжима опускает гнет — рычаг с веревкой и грузом.
— А теперь, — продолжает Руди, — оставим будущий сыр на десять часов в покое, чтобы потом на двое суток поместить в 30-процентный солевой раствор, а после этого отправить в погреб.