Журнал «Вокруг Света» №10 за 1979 год
Шрифт:
Впрочем, предаваться подобным размышлениям у Фогара не было времени. Главное — как можно быстрее подобрать Мауро, который с трудом держался на воде в своей намокшей вахтенной робе. Перевалившись через борт плотика, Амброзио схватил одно из коротеньких весел и, опустившись на колено, как в каноэ, принялся отчаянно грести к другу.
«Доплыть до него и втащить на плотик было делом считанных минут, — позднее вспоминал Амброзио Фогар, — но после этого я почувствовал себя таким обессиленным, словно принял участие в многомильных соревнованиях по гребле. Не знаю, сколько прошло времени, пока мы стали отчетливо воспринимать окружающее — сказалось, видимо, нервное потрясение, да к тому же Мауро изрядно нахлебался, — но когда мы взглянули друг на друга, то прочли в глазах один и тот же вопрос: «Что же дальше?»
Положение
«Кораблекрушение! Для меня это слово стало синонимом тягчайших страданий человека, синонимом отчаяния, голода и жажды... На всем земном шаре в мирное время ежегодно погибает таким образом около двухсот тысяч человек. Примерно одна четвертая часть этих жертв не идет ко дну одновременно с кораблем, а высаживается в спасательные шлюпки и т п. Но скоро и они умирают мучительной смертью».
И Амброзио Фогар и Мауро Манснни, оба опытные яхтсмены, прекрасно знали эти слова француза Алена Бомбара, молодого врача, который без запасов пищи и воды, один, в маленькой резиновой лодчонке за 65 дней пересек Атлантический океан, чтобы доказать, что люди могут прожить длительное время за счет лишь даров моря. Правда, у двух итальянцев не было ни снастей для ловли рыбы и птиц, ни даже сетки для планктона. Зато они твердо усвоили главную заповедь Бомбара: нужно преодолеть самое сложное препятствие — подавить убийственное отчаяние, смертоносную безнадежность. Если жажда убивает быстрее голода, то отчаяние убивает гораздо быстрее жажды. «Помни-, человек, ты прежде всего — разум!»
Так началось сражение двух людей, затерянных в Атлантике, за разум, а значит — за жизнь. Они не вели дневника, да и в любом случае записи в нем были бы похожи, как две капли воды, которую Фогар и Мансини мерили буквально по капле. Ведь она — главное. Без пищи можно протянуть и месяц. Без воды — максимум неделю. Единственный выход — понемногу пить, как советовал Бомбар, морскую воду. Однако Ален компенсировал избыток соли соком рыб. Увы, как ни напрягали свою фантазию мореходы, они так и не обнаружили на плоту ничего, что могло бы заменить крючок и леску. Изобретательный Мауро ухитрился сделать из двух штормовок некое подобие мешка-ловушки. Однако когда его опустили в океан на нейлоновом шнуре, не пожалев для приманки нескольких ломтиков ветчины, даже те немногие рыбы, что сопровождали плот, моментально исчезли, видимо, решив — и не без основания, — что неведомое чудище не сулит им ничего хорошего. Правда, эксперимент дал и положительные результаты: после того как импровизированная «сеть» проболталась целый день за кормой спасательного плотика, в ней набралось несколько ложечек планктона. И хотя итальянцы не могли, подобно китам, переключиться исключительно на планктоновый рацион, цинга им впредь не грозила. К тому же «сеть» вполне была способна заменить плавучий якорь, чтобы плот не развернуло бортом к волне во время шторма.
...Удача пришла совершенно неожиданно. К. концу второй недели волочившейся на шнуре ветчиной заинтересовалась какая-то большая морская птица. Когда она подплыла поближе, Фогар сумел оглушить ее ударом весла. Ощипав птицу, изголодавшиеся мореходы тут же съели по несколько ломтиков сырого мяса. И хотя оно сильно пахло рыбой и было жестким, как брезент, маленькие порции настоящей пищи придали им новую надежду: если удалось поймать одну птицу, рано или поздно «клюнет» и другая. Забегая вперед, следует сказать, что судьба еще несколько раз была милостива к потерпевшим кораблекрушение. Четыре или пять птиц — Фогар не помнит точно, сколько их было, — соблазнились приманкой из головы и перьев. К тому же Фогар обнаружил, что на бортах плота появилась целая колония блюдечек — крошечных моллюсков, которые стали чуть ли не главной частью рациона.
...Дни тянулись однообразной чередой. Жажда, голод, безжалостное солнце днем и пробирающая до костей, пропитанная солью сырость ночью. Чтобы сберечь силы, Фогар и Мансини старались делать как можно меньше движений. Чуть ли не сутками они лежали на дне плотика в полусне-полузабытьи, лишь изредка обмениваясь короткими репликами, дабы удостовериться, что еще живы. Порой Амброзио Фогару приходилось силой разжимать зубы Мауро, чтобы тот проглотил чуть-чуть планктоновой кашицы или «икры» из блюдечек, сделал глоток-другой соленой влаги да принял «противоядие» — считанные капли пресной воды.
Впрочем пятигаллонный запас подходил к концу. Согласно выводам Бомбара человек может существовать на одной морской воде без необратимых нарушений в организме лишь в течение 5—6 дней. Решить своими силами неразрешимую проблему невозможно .
«Помни, человек, ты прежде всего — разум!»
Бомбар пишет, что он собирал ночную росу, конденсирующуюся на поверхностях. На плотике все просолено. Значит, нужно любой ценой очистить от соли хотя бы что-то. Целая кружка «эликсира жизни» уходит на то, чтобы вымыть спину штормовки — если натянуть ее между весел, ночью роса будет осаждаться на ней — и лоскуток носового платка. Им можно вместо губки собирать влагу и затем досуха высасывать его.
И вот когда, казалось, появился проблеск надежды, судьба нанесла Фогару и Мансини еще один неожиданный удар. Это произошло ровно через месяц после кораблекрушения — Фогар точно запомнил этот день по календарю на наручных часах. С утра ничто не предвещало опасности. Однако к полудню ветер стал крепчать, и вскоре разыгрался настоящий шторм. Огромные пенные валы то подбрасывали спасательный плотик, словно мячик, чуть ли не в поднебесье, то низвергали в сумрачные пропасти, по обе стороны которых вздымались бутылочно-зеленые стены водяных гор. Стоило обрушиться одной из них, и людям пришел бы конец. Но океан, подобно кошке, играющей с мышью, не спешил. Вместо многотонной гибельной лапы «девятого вала» он решил «фыркнуть» на двух непокорных сквозь свои седые усы внезапным сильнейшим шквалом в тот момент, когда плот взмыл на гребень высоченной волны. И хотя мореплаватели, как перышки, вылетели из своей спасительной скорлупки, каким-то чудом они все же не выпустили из ослабевших пальцев бортового шнура. Фогар не может утверждать, руководил ли ими слепой инстинкт или разум, но они попытались взобраться обратно на плот лишь тогда, когда тот начал плавно подниматься на относительно пологой волне. Обессиленно распластавшись на дне, оба поняли: выигран еще один раунд в смертельном поединке.
Постепенно шторм стал утихать, словно неистовый океан тоже признал победу людей. Однако цена ее оказалась слишком высокой: морская вода пропитала абсолютно все. Впредь нечего было и думать собирать ночную росу. Ни Фогар, ни Мансини не сказали друг другу пи слова. Но каждый понимал: теперь их жизнь измеряется глотками оставшейся в канистре пресной воды.
«Итак, смерть близка... Но какая издевка: в последний момент упиваться, захлебываться сладкой, как нектар, водой... Если бы она была на самом деле, я бы сейчас не умирал... Значит, организм все же сильнее разума, если на пороге небытия заставляет его чувствовать то, чего сам страстно жаждет...»
Таковы были первые мысли Амброзио Фогара, когда к нему вернулось сознание. И лишь через несколько минут, кашляя и задыхаясь, с трудом глотая падавшую сплошным потоком на лицо воду, он понял: это не галлюцинация, а настоящий ливень!
Ура! Разум и стойкость оказались сильнее стихии!
Внезапный короткий, но сильный дождь действительно спас двух итальянских мореходов. Но надолго ли? Сколько смогут полумертвые от голода люди сопротивляться отчаянию? Ведь никто не знает о постигшей их катастрофе, а следовательно, и не ищет. Да если бы и искали, обнаружить крохотный спасательный плотик в безбрежном океане было бы чудом...