Журнал «Вокруг Света» №10 за 1988 год
Шрифт:
— Нам знакомы разные истории о шахтах,— устало проговорил Говард.
Он было погрузился в свои мечты: как бы вложить заработанные деньги с наибольшей выгодой — чтобы и жить со всеми удобствами, и чтобы деньги, без особых с его стороны усилий, удваивались, учетверялись, и чтобы, в конце концов, капитал его вырос в сто раз. Вопрос Лакода разрушил его мечтания.
— Да, верно, о тебе-то мы совсем забыли,— сказал он. Тут Доббс и Куртин тоже подняли головы. Куртин рассмеялся:
— Видишь, как мало ты для нас значишь. Мы даже не вспомнили о тебе, хотя сражались вместе,
— Ты вроде бы разработал какой-то план? — спросил Доббс.— Вот и осуществляй его сам. Даже если он пахнет десятью тысячами. Мне они ни к чему. Я хочу в город, хочу видеть девушек, хочу сидеть за столом, чтобы официант подавал тарелки на белую скатерть, хочу наблюдать, как люди готовят пищу для других и унижаются за гроши.
— Но тут пахнет не десятью тысячами,— сказал Лакод.
— Где это? — спросил Куртин.
— Ну, мой план...
— А-а, вот оно что,— Куртин зевнул.
— И валяется все это у нас под ногами!
Лакод старался заинтересовать троицу, но Доббс сказал:
— Валяется, так подними, зачем добру пропадать. А то вовек себе не простишь. Ты, по-моему, из тех людей, которые всегда о чем-то сожалеют и имеют на то причины. Привет, я пошел спать.
Говард с Куртином тоже неуклюже поднялись, потянулись, зевнули и направились к палатке.
— Просто ума не приложу, что об этом парне и думать,— сказал Говард.— Иногда мне кажется, будто у него не все дома. Если бы знать, чем он занимался последние полгода и где был, я бы вам точно ответил — то ли он из вечных золотоискателей, то ли спятил в здешних лесах. А может, и то и другое.
— Вечный золотоискатель? — с любопытством переспросил Куртин.
— Да, один из тех, кто вечно ищет и ищет, знает с десяток мифических историй о засыпанных и забытых шахтах, носится с десятком планов или чертежей — не в голове, так в кармане,— которые должны указать ему путь к заброшенной шахте. Вот он и ищет. В самой дикой гористой местности, где его повсюду подстерегает опасность, он преисполняется особой уверенности, что вот-вот выйдет на жилу толщиной в руку. Но никогда и крошки золотой не отыщет, хотя убежден, что стоит на золоте и завтра найдет эту жилу. Это род безумия, такой же опасный для остальных людей, как и любое другое сумасшествие.
— На меня он такого впечатления не производит,— сказал Доббс.— Видать скорее, что он себе на уме.
— Может быть,— согласился Говард.— Но сейчас у меня нет желания ломать себе голову над этим... Пусть он окажется кем угодно. Не знаю только, как мы поступим, если он, например, попытается уйти отсюда вместе с нами. Он среди нас лишний.
— Завтра он, конечно, увидит нашу шахту,— сказал Куртин.
— Теперь об этом жалеть нечего,— ответил Говард.— Мы ее закроем, а если он останется и откроет — его дело.
На другое утро, наскоро перекусив, Говард, Доббс и Куртин пошли работать. К их удивлению, Лакод не выказал желания пойти с ними к шахте. Они, правда, ему этого не предлагали, но ожидали, что столь важная в их деле вещь, как золотая шахта, его заинтересует. А он даже ни о чем не спросил. Выпив свой кофе, встал и пошел к ведущей в долину дороге.
Когда они сваливали подпорки у шахты, Доббс загнал в руку большую занозу. Разозлился и проворчал:
— На кой черт мы вообще занялись разборкой, а? Оставим все как есть и пойдем своей дорогой.
— Когда мы принялись за дело, то договорились, что, если где что разроем, потом разберем и засыпем,— напомнил Говард.
— Время зря теряем. А зачем — неизвестно,— продолжал ворчать Доббс.
— Ну так, парень. Во-первых, я считаю, что гору, оказавшую нам такое гостеприимство, мы должны отблагодарить хотя бы той малостью, что не оставим ее поруганной и закроем рану, которую сами в ней прорубили. Бросить на ней весь крепежный лес, превратив ее сад в захламленную стройку,— это неприлично. Гора действительно заслуживает, чтобы ее красоту уважили. Мне хочется запомнить ее такой, какой она нас встретила, а не представлять себе мысленно свалку, вспоминая прожитое здесь время.
— Твои рассуждения о личности горы меня удивляют,— сказал Куртин.— Но я тоже считаю, что если уж ты попал в чистую комнату, подмети ее перед уходом — даже если рядом нет никого, кто бы тебя за это поблагодарил.
— Есть и другая причина,— продолжал старик.— Может случиться так, что, пока мы будем в пути, сюда кто-то поднимется. Сразу прикинет, чем мы тут занимались, и с полдюжиной головорезов бросится вслед за нами. А если мы подчистим здесь все, как сможем, будет похоже, что здесь кто-то долго жил и занимался чем угодно, только не намывал золотишко.
Доббс отставил лопату в сторону, сел, набил трубку:
— Я теперь вот о чем думаю,— начал он издалека.— Полностью удовлетворенными мы себя сейчас чувствовать еще не можем. Нет, я не о том, сколько мы заработали, я насчет того, что, пока мы все наше добро не пристроим надежно в городе, не сядем тихонько за стол в своем гостиничном номере, чтобы на нем лежали перевязанные пачки денег, мы не имеем права считать, что они нам уже принадлежат.
— Последние недели мне эта мысль тоже покоя не дает,— сказал старик.— Возвращение будет трудным. Это, пожалуй, самый трудный этап. Тут и бандиты, и всякие неожиданные несчастные случаи в пути, и полиция, любопытствующая узнать, что это мы везем. Обнаружит она желтый песок, вот и выйдет, что мы либо украли его, либо намыли сами, но без лицензии и уплаты налогов. Да мало ли что может случиться! Пораскиньте-ка мозгами, как нам похитрее упаковать и провезти в город наш товар.
Доббс с Куртином выслушали его молча, потом наморщили лбы, словно напряженно размышляя о чем-то, и даже застонали, потому что думать они не привыкли, думать — это потяжелее самой изнурительной работы в шахте; потом, тяжело вздохнув, поднялись и пошли разбрасывать кучи вырытой земли.
Ближе к вечеру все опоры и крепежный лес были сложены в кучу и подожжены. На другой день предстояло прикрыть место пожарища слоем земли, потом посадить здесь кусты и молодые деревца, которые они выкопали в других местах, положить в некоторых местах площадки пласты дерна. И старик заметил как бы между прочим: