Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год
Шрифт:
Штурвальные штыри быстро замелькали в руках рулевого. Сейнер круто свернул влево, чуть было не протаранив легкое суденышко.
Нас сильно швырнуло с борта на борт, но рулевой выровнял ход…
– Слышите, вроде человеческий голос? – резко подавшись вперед, спросил капитан.
– Точно, с этой посудины кричат, – немного помедлив, ответил старпом. – Вертать будем?
– Черт, вообще-то рискованно подставлять борт шторму, – проворчал Вдовин, – но надо спасать людей.
Рулевой до отказа переложил штурвал. «Седова» бросало теперь с такой силой,
Казалось, буря вот-вот опрокинет судно. К счастью, сейнер выдержал и на этот раз.
Судно, терпящее бедствие, теперь было рядом.
– Турок! – определил старпом.
Вторым прожектором осветили мелькающий среди волн серый корпус турецкого суденышка.
– «Эр-джи-яс», – по слогам прочитал его название капитан.
«Эрджияс» была намного меньше нашего сейнера и еще хлестче нашего плясала под заунывную музыку шторма.
На палубе турка появился коренастый человек, и до нас долетел чуть слышный в штормовом реве крик: «Эе-е-ей!»
– Давай конец! – приказал капитан.
Брошенный сильной рукой Пальчугина канат взвился над волнами, но, немного не долетев до «Эрджияс», плюхнулся в море. Василий вытащил его из воды и бросил снова. На этот раз конец оказался на палубе турецкого судна и тут же был схвачен коренастым. Вытравили буксирный трос и закрепили его. На «Эрджияс» эту операцию проделал все тот же человек, мы были удивлены: где же команда?
Как только забуксировали турка, с Пальчугиным произошла беда. Сильная волна ударила Василию в спину, он потерял равновесие и упал. Волна поволокла Пальчугина по палубе и чуть было не слизнула за борт, но в последний момент Василий успел ухватиться руками за поручни. Двое матросов, еще возившихся с тросом, вовремя подхватили Пальчугина. При падении Василий сильно разбил колено, и его унесли в каюту.
Из-за двойной нагрузки сейнер сбавил скорость. Мешали бесконечно хлеставшие волны и шквальный ветер, а с кормы к тому же задерживала «Эрджияс». В довершение всех бед из машинного отделения сообщили, что появилась небольшая течь.
Долго так продержаться мы не сможем – это понимали все. Без «Эрджияс» еще можно было бы выкарабкаться из этой передряги. Но с турком на буксире «Георгий Седов» шел слишком медленно.
Всю ночь шла борьба со штормом. Ни капитан Вдовий, ни старпом не отходили от рулевого. Приходилось через каждые 10—20 минут на несколько градусов менять курс корабля. Маневрирование давало возможность продержаться хотя бы до рассвета. Барометр обещал к утру ясную погоду.
И действительно, часов около семи волны стали оседать – пошли книзу, ветер стих, и впереди показалась линия горизонта. Небо расчистилось от штормовых туч и заяснело синевой. Море тоже стало синим, и лишь у самого горизонта еще виднелась черная штормовая полоса.
Только теперь коренастый с «Эрджияс» мог перебраться на палубу сейнера.
Он был невысокого роста, плечист, с короткими, но сильными и цепкими руками. Лицо его обрамляла маленькая черная бородка.
В каюте Вдовина ему налили стакан горячего шоколада и принесли завтрак.
– Мидхат, капитан «Эрджияс», – представился моряк после того, как сделал несколько жадных глотков.
На ломаном английском языке Мидхат поблагодарил за спасение и снова принялся за шоколад.
После того как все представились, Вдовин предупредил:
– Я должен доставить вас в Батуми.
– Конечно, конечно, – закивал турок.
– Что произошло на «Эрджияс»?
– Оборвались штуртросы, и отказал руль. Корабль потерял управление.
– А куда же делась команда? – спросил я.
– Команда?.. – усмехнулся Мидхат. – Команда струсила и сбежала в шлюпке.
– Ну а вы решили навеки остаться с «Эрджияс»? – пошутил я.
– Нет. Просто меня бросили. Эти трусы очень торопились и забыли о своем капитане, – вновь усмехнулся Мидхат.
– Вот сволочи! – старпом даже ударил кулаком по столу.
Мидхат, поняв, очевидно, его возмущение, с улыбкой ответил:
– Очень жаль, что ко мне в команду попали такие. Но море не прощает трусам. Об этом поется в одной нашей старой песне…
– А что у вас в трюме? – перебил его Вдовин.
– Рыба.
– Рыба? Эх, пропадет ваш товар, пока довезете до места – протухнет. Сами-то откуда?
– Из Пазара. Там каждый житель знает капитана Мидхата. Четыре дня назад я вышел на «Эрджияс» рыбачить. Погода подвела, вот и оказался в ваших водах. Мои храбрецы тоже, наверное, далеко не ушли…
Когда входили в порт, я спустился в каюту к Пальчугину. Он лежал с открытыми глазами, натянув до подбородка одеяло.
– Ну как?
– Плохо. Фельдшер сделал два укола, кажется, морфия, и ни черта не помогает.
– Резать будут?
– Фельдшер темнит, говорит, ногу не отрежут, но в плаванье больше не возьмут. Спишут. Не думал я, что последний раз в плаванье. Если бы ты знал, как неохота на берег, на вечный прикол… Теперь мне амба.
– Брось хандрить, Вася. Нормально все будет. Мы еще походим с тобой вокруг шарика.
– Иди ты. Нечего меня успокаивать. Я не слабонервный какой-нибудь, плакать или пускать себе пулю не буду. Обидно просто. Столько лет плавал, и ничего, а тут на тебе. Обидно. – Пальчугин немного помолчал. – А как турок? Все нормально?
– С турком порядок. Жив, здоров. Его команда бросила… Струсили.
Раздался гудок. Судно застопорило ход.
– Ну, бывай, Вась. Я скоро заскочу к тебе в больницу. Навещу.
– Бывай!
За Пальчугиным с берега пришел катер. Когда его выносили из каюты, Мидхат спросил у капитана:
– Что с ним?
– Ногу повредило во время шторма, – хмуро ответил Вдовин.
– Это когда спасали меня?
– Да.
Мидхат молча поклонился Пальчугину.
Спустя несколько дней я прочитал в газете, что буря выбросила на берег, в нескольких километрах от Кобулети, двух мертвых матросов с «Эрджияс». Рядом с ними на побережье валялись обломки спасательной шлюпки. Наверное, погибли и остальные.