Журнал «Вокруг Света» №11 за 1980 год
Шрифт:
— Эту болезнь вполне можно назвать хронической, ведь длится она больше двух столетий. Пожалуй, с тех самых пор, как генуэзцы уступили Корсику Франции, — рассказывал мне Франсуа Жиро, преподаватель одного из лицеев Аяччо. — Во Франции сменялись монархи, империи, республики, а Корсика всегда оставалась задворками метрополии...
Социальные проблемы острова во многом обусловлены отсталостью экономики. Среди всех департаментов Франции Корсика занимает первое место по уровню безработицы, темпам роста стоимости жизни, здесь самые низкие доходы на душу населения и самые высокие цены. Ведь почти все продукты питания и промышленные товары завозят с континента. И естественно, что пока, например, пачка сливочного масла
На протяжении многих лет на острове свертывается сельскохозяйственное производство. Как это ни парадоксально, но если в 1800 году, когда местные крестьяне мотыгами обрабатывали свои участки, на острове было 144 тысячи гектаров плодородной земли, то в 1960 году осталось лишь 3600. Точнее, земля все та же, плодородие ее не упало, но вот обрабатывать тысячи и тысячи гектаров стало некому: в результате деятельности Европейского экономического сообщества, установившего низкие закупочные цены на продукцию сельского хозяйства, масса мелких и средних крестьянских хозяйств разорилась. Правда, на восточном побережье французы, вернувшиеся в 60-х годах из Алжира и Марокко, после того как эти государства провозгласили независимость, создали крупные современные виноградарские хозяйства, конечно, не без помощи государственных субсидий. Сегодня практически все равнины в восточных районах острова превращены в один огромный виноградник. Однако корсиканским крестьянам подобная «аграрная революция» принесла лишь новые трудности, поскольку торговля вином и виноградом полностью оказалась в руках французских компаний.
Мне представилась возможность своими глазами увидеть некоторые симптомы «корсиканской болезни». Однажды Франсуа Жиро сказал мне:
— Мои друзья, которые живут неподалеку от Аяччо, приглашают меня к себе. Может, вы составите компанию?
Я охотно согласился, и в пятницу часа в четыре дня мы уже выезжали из Аяччо. Скоро город остался позади, мимо замелькали горные склоны, поросшие густым кустарником и высокой травой.
— Смотрите, — заметил Франсуа, — это и есть знаменитые «маки». В таких зарослях во время войны на Корсике и во Франции скрывались партизанские отряды. С тех пор слово «маки» прочно вошло во французский язык.
Еще час пути — и нас уже радушно встречали друзья Франсуа.
На следующее утро мы отправились побродить по горам. Не успели пройти и сотни метров, как Франсуа остановился и сказал:
— Не люблю бесцельных прогулок. Давайте, вместо того чтобы просто лазить по скалам, навестим одного моего знакомого. Он крестьянин, живет километрах в четырех отсюда.
Проплутав часа два по каменистым тропинкам, мы подошли к приземистому серому дому под двускатной черепичной крышей. Рядом загон для овец, апельсиновая роща. Невдалеке небольшой виноградник.
Хозяева — Роже Бланшар и его жена — оказались дома. Они только что пообедали и собирались снова идти на работу. Но, увидев гостей, сразу же повели нас в дом. В просторной комнате, обставленной массивной темной мебелью, которую, по-видимому, смастерил еще дед месье Бланшара, на столе, покрытом выгоревшей клеенкой, появились тарелки с домашним сыром, виноградом, апельсинами, бутыль вина.
Беседа скоро пошла о проблемах, которые больше всех волновали наших хозяев.
— Жить с каждым годом становится труднее, — говорил месье Бланшар. — Эти деятели из «Общего рынка» совсем загнали нас в угол. Они сидят у себя в Брюсселе и, видно, считают, что разбираются в корсиканских делах. Многие из них на Корсике-то ни разу в жизни не были, а берутся решать, по каким ценам мы должны продавать свои апельсины. Поэтому, наверное, и получается, что в магазинах цены каждый год подскакивают на двенадцать процентов, а закупочные цены на нашу продукцию растут в пять-шесть раз медленнее. Выходит, работаем мы больше прежнего, а денег получаем все меньше. Каждый год кто-нибудь из соседей разоряется. В прошлом году мой приятель даже не смог продать свою ферму — не нашел покупателей. Сам уехал в Бастию искать работу, а сыновья отправились на континент — может, хоть там повезет.
— Ну уж вы-то, Роже, продержитесь, хозяйство у вас крепкое, — попытался подбодрить хозяина Франсуа.
— Продержимся... — с иронией произнес хозяин. — Пока Испания и Португалия не вступят в «Общий рынок». Тогда мы со своими апельсинами и виноградом вообще никому не будем нужны.
— Насчет апельсинов не знаю, а на корсиканское вино всегда есть спрос, — не отступал Франсуа.
— Так нам от этого все равно нет прока: это раньше мы сами делали вино и сами его продавали, а теперь я несу весь виноград оптовикам из Восточной долины. И деньги за вино, конечно, остаются у них в кармане.
За беседой прошло два часа, месье Бланшару пора было идти на виноградник — помогать старшему сыну и невестке, которые работали там с утра. Мы с Франсуа поблагодарили хозяев за гостеприимство и, простившись, отправились в обратный путь.
...Сегодняшняя Корсика — это настоящая промышленная пустыня: около пяти тысяч человек заняты на нескольких мелких предприятиях. Пятнадцать тысяч работают в строительной промышленности. Пожалуй, единственной процветающей отраслью экономики остается туризм: Корсику ежегодно посещает миллион туристов из Франции и других западноевропейских стран. Но самим корсиканцам это «процветание» не дает, в сущности, никаких преимуществ. Индустрия туризма полностью контролируется крупными французскими и западногерманскими трестами. Почти все необходимое для обслуживания туристов они ввозят с континента, а местную рабочую силу практически не используют.
Сейчас туристские компании разрабатывают проекты, цель которых превратить Корсику в гигантский средиземноморский пляж «Общего рынка». На побережье близ Аяччо, Бастии и других городов появляются новые гостиницы, порты для частных яхт, намываются искусственные песчаные пляжи. Сами корсиканцы к этому буму не имеют никакого отношения, хотя средняя заработная плата жителей острова на треть ниже, чем у рабочих и служащих во Франции. Корсика по-прежнему остается захолустной провинцией метрополии, а решение ее социальных и экономических проблем, по-видимому, забыто в «долгом ящике», запертом еще двести лет назад.
...И «корсиканский парадокс»
На Корсике не осталось следов непосредственного влияния арабской культуры. Однако, как и во многих средиземноморских городах, в облике Аяччо виден восточный колорит, и здесь трудно заметить разницу между столицей Корсики и, скажем, Алжиром или Касабланкой.
На этом фоне выходцы из стран Северной Африки, которых в Аяччо можно встретить повсюду, поначалу не привлекают внимания человека, впервые попавшего на Корсику. Но лишь познакомишься с городом, как сразу понимаешь, что рабочие-иммигранты, приезжающие сюда в надежде заработать кусок хлеба, остаются здесь такими же чужаками, как в Париже, Марселе, Лионе...
Есть в Аяччо свои «арабские» кварталы — попросту самые убогие и грязные районы города. Сюда я забрел во время одной из прогулок. На узких, мрачных улицах, куда почти не проникает солнечный свет, полно мусора. Потоки грязной, с тошнотворным запахом воды сбегают вдоль тротуара. Над мостовой на натянутых через улицу веревках сушится белье. Возле мусорных бачков и пустых картонных ящиков играют дети. Многие здания имеют такой вид, словно они построены еще современниками Наполеона и с тех пор ни разу не ремонтировались. Но снять комнату даже в таком доме многим рабочим-иммигрантам не по карману. Поэтому и живут они в грязных конурах по шесть-семь человек.