Журнал «Вокруг Света» №11 за 1982 год
Шрифт:
Ко времени появления европейцев на Южно-Американском континенте численность их была колоссальной. Десятки миллионов гуанако паслись в Патагонии и на Огненной Земле, еще больше — на пустынных высокогорьях Анд. Но это в прошлом.
Добытчики пищи издревле первыми оценили достоинства крупной дичи. Охотники за шкурами проявили избирательный вкус, безжалостно выбивая молодняк гуанако — «чуленго», чтобы добыть мягкие, прочные коричневые шкурки удивительно красивой и разнообразной расцветки.
Создание колоссальных ранчо — эстансий на континенте, особенно на юге его, разделило бескрайние угодья гуанако непроходимыми для животных изгородями,
На карте лишь отдельные точки на самом юге материка, означающие сегодняшние районы обитания, остались на месте сплошных ареалов гуанако.
Викунья, или вигонь, весит килограммов пятьдесят. Она предпочитает горные высоты около четырех тысяч метров. Из-за более скудных условий проживания рост ее до метра в холке, расцветка скромная — светло-коричневая.
Альпаку ценили особо и одомашнили в незапамятные времена из-за тонкой и длинной шерсти. Только альпаковую шерсть пускали во время оно на накидки, плащи верховных правителей инков.
Самое крупное, и самое важное в нашем рассказе, животное — собственно лама. Она весит до 120 килограммов, шубу носит богатую из длинной, густой и тонкой шерсти. Ламу и используют под вьюками по всему горному бездорожью Альтиплано.
Среди специалистов-ламоведов нет даже единого мнения ни о сроках одомашнивания ламы и альпаки, ни о точных их предках.
Тому есть особые причины. После столетий колонизации материка ученым достался для изучения изуродованный мир, где многие экологические связи были непоправимо разрушены.
Всех четырех — весь род — объединяет удивительная приспособленность к жизни на высотах. Гемоглобин их извлекает больше кислорода из разреженного воздуха, чем гемоглобин других теплокровных.
Все эти особенности безгорбого верблюда Южной Америки — а род ламы относится к семейству верблюдовых — и сделали ламу нужным и ценным для индейцев домашним животным. Но и путь каравана таков, чтобы быть наиболее удобным для ламы, ибо она не только служит, но и диктует свои условия.
...Соль, которую взялся доставить караван Серхио, была и в глыбах и рассыпная. Рассыпную распределили по мешкам из очесов грубой ламьей шерсти. Мешок перекидывали через спину животного, так что соль разделялась на равные части, и приторачивали свитой из шерсти же веревкой длиной метра в два с половиной. Соляные глыбы тоже подбирали равными по весу и паковали в солому. Каждое взрослое животное тащило фунтов по пятьдесят товара — эта единица поклажи и есть стандарт при обмене.
Обычный дневной переход начинался на позднем зимнем рассвете, часов в девять. Выходу в путь предшествовала долгая, утомительная и шумная процедура погрузки. Но при всем том дело шло раз навсегда заведенным порядком. Перво-наперво подгоняли животных с пастбища поближе к груде клади. Затем длинную веревку подковой укладывали на земле. Как только ламы оказывались внутри «подковы», свободные концы веревки поднимали, сводили вместе и связывали, как можно туже стягивая подвижную и непокорную толпу животных. Теперь веревочный «корраль» стискивал стадо на уровне боков. Второй веревкой перетягивали табун по ногам. Один помощник вталкивал самых строптивых внутрь, а погонщики забирались в гущу
Погонщики сновали от кучи груза к связанным ламам, приторачивали мешки и глыбы скользящим узлом. Когда вся пятерка навьючена, веревки снимали и отпускали этих лам попастись, пока нагрузят остальных. Спустя час, навьючив бивачную утварь на трех безропотных — сравнительно с ламами — осликов, с воплями сгоняли животных на тропу и трогались в дневной переход. Утренняя процедура занимала никак не меньше часа.
Разгрузка происходила подобным же образом, только в обратном порядке. Со временем погонщики навострились обходиться без корралей. Всего и дела-то: согнать лам в плотную кучу, ухватить одной рукой и ослабить скользящий узел, а другой — снять пятидесятифунтовый груз!
Но даже при ускоренном темпе нужно снять мешки и тюки, распутать и смотать веревки, снести груз в одну кучу и сложить из него ветрозащитную стенку. Каждый погонщик прекрасно отличал своих лам, вьюки и веревки. Лишь закончив со своими делами, помогали новичкам.
Один помощник немедленно отправлялся за водой, другой сооружал из камней очаг. Наскоро заморив червячка болтушкой из муки и подсахаренной холодной воды, все рьяно бросались собирать хворост и кизяк для костра.
Едва заходило солнце, караванщики, теснясь вокруг огня, ждали, когда сварится горячая, вторая за день, еда. Серхио и Грегорио готовили по очереди. И голод заставлял всех вычищать миски до блеска, хотя меню было незатейливо и скудно. И утром и вечером погонщиков ждало «лахуа» — тушенка из муки, сала, картошки, морковки и луковицы. В котелок закладывали порой кусочек тощего вяленого ламьего мяса с костью.
Поначалу путь каравана пролегал мимо деревушек и полей. Но по мере того как углублялись в горы, идти пришлось через продуваемые высотными ветрами плато и ущелья. Тогда холод поднимал всех среди ночи. Приплясывая, позевывая, проводили они время, прижимаясь к тощему огоньку костра, накутав на себя куртки, свитеры, пончо.
И все же даже в самых глухих и холодных местах можно было заметить следы давнего пребывания человека. Круглые пастушьи хижины из камней и соломы, клочки картофельных полей, одинокие пастухи, женщины с привязанными на спинах младенцами... Тропы, пробитые в незапамятные времена охотниками.
Шли дни и ночи, похожие друг на друга. Только ночи становились все холоднее. И чаще замечали погонщики на щебенке и на стенке ущелий, когда приходилось буквально протискиваться в скалах с грузом, капли крови.
На каждой ночевке и так забот хватало: осматривали и чинили мешковину, подправляли растрепавшуюся соломенную упаковку, заменяли и перевивали веревки. А теперь, значит, вечером надо разыскать в табуне поранившихся животных, подлечить наиболее опасные раны. Грегорио осматривал копыта, выковыривал ножом осколки щебня. Очистив рану, смазывал ее жиром ламы. Если копыто было сильно повреждено, накладывали шину — оборачивали ногу куском ламьей кожи и стягивали сыромятными шкурками. Иногда животное щеголяло в такой «сандалии» несколько дней, пока не выздоравливало. Ослабевших животных освобождали от части груза, переложив его на других. Чем ближе подходили к долинам, тем тщательнее следили за здоровьем животных. Обидно ведь потерять транспорт перед самым финишем.