Журнал «Вокруг Света» №11 за 1986 год
Шрифт:
К вечеру четвертого дня Владыкин сообщил нам, что две трети пути к Морю гранитов, до Хан-Богдо, пройдены. Лагерь разбили возле Марсианского кратера. Так мы окрестили это место. Справа — красноватая скала, слева — ущелье. Но первый колышек для крепления палатки Владыкин лихо вбил чуть ли не на самом краю уступа. Я живо представил себе, как вываливаюсь темной ночью из спального мешка и лечу в пропасть.
— Послушай,— пробую его уговорить,— всего в нескольких метрах отсюда прекрасная ровная площадка...
— Не возникать,— с напускной серьезностью прерывает меня Николай и с улыбкой добавляет:— Ты бы получше взглянул на свое безопасное место.
Распорядившись насчет ужина — «Есть будем тушенку с гречкой и запивать кумысом»,— Николай одернул свою мешковатую робу с нарукавным ромбиком «Мингео», вскинул на плечо молоток размером с добрую кувалду и стал спускаться в ущелье. Степенный, даже медлительный в Иркутске, здесь, в пустыне, Владыкин просто преобразился. Никто не мог так быстро, как Николай, разжечь на гобийском ветру паяльную лампу и приспособить ее для походной печки. Или сварить украинский борщ, заправив его, как положено, старым салом. Он словно чувствовал приближение дождя и, нырнув в чрево «динозавра» — так мы назвали наш ГАЗ-66,— заблаговременно вытаскивал мешок с полиэтиленовой пленкой...
В своих «Гобийских заметках» замечательный писатель и ученый Иван Ефремов — он был в этих краях руководителем трех экспедиций — точно определил одно из главных достоинств пустыни: «Земля как бы сама выставляла свои недра напоказ внимательному глазу ученого...»
В последующие дни я часто невольно вспоминал эти слова. Нам встречались и россыпи агатов — нежно-розовых, пурпурных, лиловых; и редчайшей красоты яшма с желтыми, красными, голубыми вкраплениями, иногда складывающимися в причудливый рисунок. Проходили мы и долиной с остатками окаменелых болотных кипарисов — пни торчали в три-четыре обхвата.
Владыкин собирал камни, внешне ничем не примечательные, а называл их необычными. Когда же я начинал допытываться, чем поразил его тот или иной экземпляр, Николай неизменно отвечал: «Так я ж, братцы, смотрю на него другими глазами. Стихи прозой не перескажешь!» И снова склонялся над каким-нибудь невзрачным осколком, потом вытаскивал полотняный, сшитый из лоскутков мешочек — их у него было несметное количество,— прятал туда свою находку и туго завязывал его тесемкой. Но каждый из собранных Владыкиным камней мог впоследствии оказаться и открытием, как уже случалось дважды.
На фестивале дружбы советской и монгольской молодежи Николай Владыкин преподнес делегации ревсомола тонкую агатовую пластину с изображением карты МНР. В нее был вкраплен кусочек коричневатого камня — второй открытый советским ученым в Гоби минерал, который он решил назвать монголитом. Однако прежде чем дать такое имя минералу, нужно получить согласие правительства страны. И вот что написал Владыкину Председатель Великого народного хурала МНР: «Позвольте мне прежде всего отметить большую плодотворную работу совместной советско-монгольской геологической экспедиции АН СССР и АН МНР и поздравить вас и ваших товарищей с открытием нового минерала, который предлагаете назвать монголитом.
От имени правительства Монгольской Народной Республики я официально заявляю о согласии назвать новый минерал монголитом в честь нашей страны, на территории которой он найден.
Желаю вам и всем сотрудникам совместной советско-монгольской геологической экспедиции
Но до того, как этот кусочек гранита стал монголитом, ему пришлось пройти сложный путь лабораторных испытаний, которые и доказали — в таком невзрачном куске породы есть природные соединения элементов, которые раньше не встречались...
По колдобинам и впадинам, через барханы мы все дальше уходим на своем «динозавре». За день спидометр накручивал до полутораста километров. К ночи едва хватало сил дотянуться до спального мешка, настолько выматывала дорожная тряска. И каждый раз Владыкин, лукаво глядя на нас, громко, нараспев, как тибетский лама, вопрошал:
— Ну что, научились радоваться препятствиям?
От его бодрого веселого голоса куда только девалась усталость. Для него же самого словно и не было такой длинной и нудной дороги, способной обессилить кого угодно, но только не Владыкина. И неудивительно. Как ученый Николай, можно сказать, вырос в Гоби — он провел здесь уже 16 полевых сезонов, хотя с самого начала прекрасно понимал, что «дороги в пустыне не устланы коврами». Это выражение Пржевальского запомнилось Владыкину со студенческой скамьи. Истинность сказанного великим путешественником и исследователем теперь подтвердили и мы...
Сомон Хан-Богдо появился на горизонте неожиданно, как мираж. Протер глаза — юрты, домики под зелеными крышами. Однако до Моря гранитов мы тряслись в машине еще не меньше часа. И вот...
«Вид абсолютно дикий. Валуны и гряды огромных камней необыкновенной формы. Едем навстречу закату, такому сочному и яркому — на четверть неба,— которого никогда раньше не видел. Слева от нас тянется метров на пятнадцать туша аллигатора, словно выточенная из гранита. Прямо под нами скала, похожая на голову старца...» — тут же записал я в блокнот.
— Море гранитов,— негромко проговорил Владыкин, когда машина остановилась.— Вы разбивайте лагерь, готовьте ужин, а я ненадолго отлучусь...
Закипал чай, и мы, сидя посреди пустыни за раскладным столиком, понемногу отходили от дневной суеты и дороги. А я все чаще поглядывал в сторону багровых в лучах закатного солнца каменных идолов, куда ушел час назад Владыкин, уже начиная волноваться за него и понимая несостоятельность своих переживаний.
Николай объявился, когда почти стемнело. Он молча сел к столу, разложил на нем с десяток мешочков, заполненных собранными образцами и, чему-то улыбаясь, стал пить чай. Тут я не удержался, начал допытываться у Владыкина, каким образом в таком разнообразии гранитов он смог отыскать, определить нужные ему камни. Сначала Николай просто отшучивался, мол, дело несложное — нагнулся и поднял. Затем, немного помедлив, задумчиво произнес:
— Главное — знать, что ищешь...
Однако после недолгого молчания отставил кружку с чаем в сторону, достал из мешочка небольшой с острыми краями образец и, проведя кончиком ножа по черной змеевидной линии, пояснил:
— Вот это — вкрапление щелочного амфибола. Его присутствие означает, что камешек рудный и представляет для нас интерес уже как руда редких элементов. Он может указать и на целое месторождение...
Я и раньше знал, что в гранитах содержатся почти все элементы таблицы Менделеева, в том числе и редкие. Однако их количество измеряется ничтожно малыми долями процента. Но так как граниты занимают огромные площади, то в одном его кубическом километре, по подсчетам ученых, тысячи тонн лития, ниобия и других редких элементов. Да только таких богатых пород среди гранитов всего примерно около пяти процентов, которые надо еще найти. Поиском их и занимаются Владыкин и его коллеги...