Журнал «Вокруг Света» №12 за 1960 год
Шрифт:
— Ничего не случилось, разговаривать не хотят.
— Сделай, чтоб захотели: от Юрина колонны должны выйти с техникой, народ все новый, дорогу заметет — заплутаются. Видишь, буран...
Босьян берет моток провода, изоляционную ленту и идет к двери.
— Я у тебя связи подожду, можно? — говорит Зотов, подходя к койке и потягиваясь.
— Конечно, Виталь Николаич, я скоро...
— Ну, давай!
Босьян уходит.
Зотов ложится на его койку. Поднимает подушку, чтобы удобнее ее положить, и видит большой альбом для
Босьян, весь в инее, стоит под огромной, почти совсем голой пихтой и, задрав голову, смотрит вверх. В наступающих сумерках видны провода. Он идет дальше. Подходит к полоске леса, растущего вдоль по обрыву. Под деревьями острые камни. Босьян видит: провод, привязанный к пихте, оборван упавшею веткой. Босьян лезет на дерево, ловко зачищает концы провода ножом, опираясь на небольшой сук. Тот трещит под ногой Босьяна, вот-вот обломится.
Напевая что-то под нос, Босьян соединяет оба конца, забинтовывает их изоляцией и смеется, гордый своей победой. И в этот миг сук обламывается. Серго летит на острые гранитные глыбы, торчащие из-под снега...
В столовой две молоденькие поварихи разносят тарелки с супом.
— Мамаша пишет, — басит Жора, уплетая суп, — что они с папашей двух кабанчиков купили...
Леха встает с места и кричит одной из поварих:
— Второго хочу, королева!
Повариха ставит всем на столы порции второго и, заметив нетронутую тарелку супа, спрашивает:
— А это чья порция?
— Босьяновская.
— А где Серго? — спрашивает Зотов. — Где Серго? — еще раз спрашивает он.
Маленькая комната больницы. Весь перевязанный лежит на кровати Босьян. Возле него — Зотов и Темкин. Зотов ищет в белом эмалированном ящичке шприц и ампулу с камфарой. Неумело, покрываясь холодным потом, он делает Босьяну укол. У Темкина тоже на лбу выступает пот. Чтобы не смотреть, как мучается Зотов, он отворачивается к окну: там вовсю бушует пурга.
Зотов у телефона. Бьет по рычагу, дует в трубку. Слышит голос. Улыбается. Шепчет:
— Хорошо, Серега, что успел исправить... — Кричит в трубку. — Срочно высылайте хирурга!
Срочно! У нас фельдшер уехал за рентгеном. Слышите? И не выпускайте колонну: буран!
Слушает ответ. Зло кричит:
— Какого черта вы говорите мне про пургу?
Это я вам говорю про пургу! А мне хирург нужен! Вертолет? Так он же не сможет взять его! Не сможет, сами знаете! Что? Площадку? Будет! Будет, говорю!
Зотов бежит от одного строящегося дома к другому, кричит рабочим:
— Кончай работу!
Люди удивленно переглядываются. Кто-то спрашивает:
— Вы ж сами велели скорей дома класть — люди приедут.
— Кончай работу! Все на реку, площадку для самолета будем делать.
— А дома как же?
— Дома? Это ж для Босьяна площадка!
У постели Босьяна —
— Антон, ты море любишь?
— У Айвазовского. Я живого не видал.
— То-то ты мрачный всегда.
— Я не мрачный. Я сосредоточенный.
Босьян чуть улыбается, хочет что-то сказать, но боль искажает его лицо. Он долго лежит молча, закрыв глаза. Потом тихо говорит:
— Глупо все выходит. Как это в газете пишут? «В расцвете сил...»
— Если бы я не был сестрой милосердия сейчас, я бы сказал: дурак ты, Босьян.
Силин отходит к окну. Сумерки. Пурга. Ничего не видно. Только прожекторы освещают место на реке; там строят посадочную площадку.
По льду ходят бульдозеры, раскидывая снег, следом за огромными машинами идут люди с лопатами и ломиками. Они утаптывают площадку, сражаются со снегом, который заметает разровненное место.
Зотов вместе со всеми. В руках у него лопата. Он в одной шеренге с рабочими.
Слышно тяжелое дыхание людей.
— Выживет Сергошка? — спрашивает Зотова Сейфулин.
Зотов молчит. Сейфулин снова повторяет вопрос. И тогда Зотов, всегда молчаливый и сдержанный, орет:
— Замолчи!
У постели Босьяна дежурит Леха. Тишина. Леха дремлет. Босьян осторожно приоткрывает глаза. Прислушивается. В томительной тишине слышно далекое комариное жужжание. Босьян приподнимается на локтях. Жужжание теперь явственнее. Это летит самолет.
— Леха, — испуганно и счастливо шепчет Босьян.
Леха открывает глаза, слышит рев мотора и кричит:
— Что я говорил! Прилетел, голубчик!
Самолет идет на посадку. Видно, как ветер бросает машину из стороны в сторону. Люди в молчании следят за тем, как летчик безуспешно во второй, в третий раз пытается сесть. Потом самолет взмывает вверх и поворачивает обратно, становясь все меньше и меньше.
Босьян сидит в кровати, смотрит на Леху огромными, полными отчаяния глазами. Шум мотора постепенно замирает. Леха низко опустил голову. Потом, вскочив, кричит:
— Ну, что ты смотришь? Что?..
И убегает из палаты.
Зотов сидит в радиорубке и устало говорит в трубку:
— Алло! Алло! Алло! Товарищ Арсеньев? Меня на начальника строительства переключите. Товарищ Арсеньев? Да. Я. Плохо дело. Не сел самолет. Машину высылайте — пусть пробьются, как хотят, а хирург нужен. Умрет иначе парень-то мой.
Лицо Зотова светлеет, когда он слышит ответ. Он кивает, а потом кричит:
— Арсений Николаевич, постойте! Там еще повариху надо найти. Нина. Она теперь в орсе работает. Глаза у нее такие зеленые...
Зотов едва выслушивает ответ и совсем по-мальчишески кричит:
— Ой, спасибо вам, Арсений Николаевич!
Ночь. Босьян один. В палату входит Зотов.
Босьян отворачивается к стене. Зотов подходит к нему и спрашивает:
— Ну, как ты, Серго?
— Хорошо.