Журнал "Вокруг Света" №12 за 1997 год
Шрифт:
Вот и долгожданный «сувенирный» бульвар Османн. По обе стороны стояли небольшие, похожие на пряничные, деревянные домики. Из каждого доносилась национальная музыка — это торговцы из разных стран прилетели в Париж перед Рождеством. Суматошные толпы штурмовали домики. Как тут не вспомнить Салтыкова-Щедрина, который более ста лет назад воскликнул, побывав здесь: «На каждом шагу в Париже встречается масса вещей, потребности в которых вы до сих пор не подозревали, но которые обязательно купите».
Я искала «домик» с традиционно французскими сувенирами, желая избавить
Трехцветный французский флаг, красные банты на елках, золотые и серебряные колокольчики, бутылки с французскими винами — вот она, заветная «лавка чудес». При свете рождественских фонариков все казалось таким привлекательным, но, приглядевшись, я немного растерялась. Вазы из размалеванного гипса под севрский фарфор, псевдобронзовые каминные часы под рококо, грустные амурчики с поблекшей позолотой... Как ни странно, весь этот французский «антик» покупали сами французы. Увидев откровенное недоумение на моем лице, продавщица, как бы оправдываясь, сказала:
— Конечно, это не совсем старинные часы, не те, что висели над камином у моей бабушки, но так похожи...
В рождественскую ночь можно порадовать себя и таким невинным обманом, милой иллюзией, если нет денег на подлинные шедевры, напоминающие о величии своей истории и культуры...
Я бродила от одной разнаряженной лавки к другой, не решаясь сделать выбор. В одной сидел седовласый француз и продавал сувенирные книжечки из фарфора. Миниатюрные и трогательные, они привлекали взгляд своей невычурной красотой и мастерством. Непроизвольно я достала из сумки свою книгу о приключениях русского путешественника и протянула ее художнику, извинившись:
— К сожалению, она на русском языке...
— Ничего, ничего, — радостно воскликнул он. — Вы же тоже творили. Вот возьмите и от меня сувенир.
И в моей ладони оказалась крохотная бордовая книжечка, на которой было написано: «Наслаждайтесь Парижем!»
Неподалеку мексиканский ансамбль исполнял зажигательную румбу. Все вокруг было веселым — воздух, магазины, рестораны, даже улицы и площади. Немного кружилась голова. Я решила зайти в небольшое бистро, разукрашенное рождественскими веночками и золотистыми шарами.
В основном все заказывали грог, напиток горячительный и веселящий.
Рядом со мной сидел мужчина и поспешно ел, практически не поднимая глаз. Еще бы — наедаться перед обильным рождественским ужином! И тут я вспомнила не о легкой французской кухне, каковой она многим представляется, а об откровениях французских писателей, поведавших нам о великане-обжоре Гаргантюа и мушкетерах, обладавших отменным аппетитом. Помнится, Бальзак предлагал «заключить дипломатическое соглашение, в силу которого французский язык был бы языком кухни». Не успела я до конца вспомнить всех французских гурманов, как услышала негромкий голос:
— Вы, наверное, осуждаете меня. Не подумайте, что я плохой католик или редкий обжора. Я прихожанин собора Парижской Богоматери. Сегодня пою в хоре. Вы же знаете, мы поем всю ночь. Если я не поем, то могу упасть в обморок. А месса будет прекрасная. Приходите обязательно!
Мы попрощались, и я вновь отправилась на поиски подарков. Французы и туристы скупали все подряд. Природная бережливость французов, живущих по законам «экономь сантимы, франки придут сами», «одалживают только богатым» или «тот, кто платит по своим долгам, обогащается», в канун Рождества превращается в несвойственную им расточительность.
Свернув в переулок, я стала свидетельницей настоящей драмы. У дверей почты, которая недавно закрылась, стоял мальчуган лет шести и тихо плакал. Сквозь негромкие всхлипы мне удалось разобрать лишь одно слово: «письмо». Вскоре кто-то из работников почты все-таки обратил на него внимание. Дверь открылась, и служительница спросила:
— Ну, что у тебя за беда?
— Я, я, — всхлипывал малыш, — забыл послать письмо Папе Ноэлю. Значит, не будет у меня в башмачке угром подарка.
— Давай скорей твое письмо. Может, успеем.
— Правда? Это правда? Папа Ноэль успеет?
В канун Рождества все французские почты работают на пределе. Сотни писем приходят от детей. И на них непременно отвечают добросовестные служащие почты. Ведь на ночь малыши обязательно выставят вязаные или сделанные из картона красные башмачки под елку, чтобы «Пер Ноэль» положил им заветный подарок за хорошее поведение.
Недалеко от почты кружилась, как заводная юла, шумная карусель.
— Давай покатаемся! — предложила я мальчугану.
Как и подобает галантному французу, он сдержанно согласился, но через минуту не удержался и побежал вперед, к карусели...
Я шла по улицам Парижа, и глаза неотрывно следили за витринами, среди которых не было и двух одинаковых. Вот из обыкновенных мельхиоровых ложек владелец магазина ухитрился создать серебряное солнце. А по соседству из женских шляпок был устроен такой прелестный пейзаж, что даже если вы совсем недавно купили шляпу, все равно закрадывалась мысль: а не купить ли новую? В одной из витрин кукольные циркачи показывали головокружительные трюки, рядом — в зимнем лесу дружно веселились зайцы и лисы. Как не остановиться перед водопадом, льющимся из гигантской бутылки шампанского, которое пузырится, бурлит и будто зазывает — подставляйте бокалы!
Постепенно огни и краски города становились все ярче на фоне надвигающейся ночи. Не переставая мигали огромные пластиковые снежинки, превращая все вокруг в фантастический разноцветный мир.
Внезапно я осознала, что вокруг не слышно французской речи. Слышалась русская, японская, испанская... Парижане поспешили домой, чтобы накрыть рождественский стол. А туристы продолжали ходить большими толпами и делать покупки, шумно обсуждая увиденное под звуки не менее шумного любительского духового оркестра. Я спохватилась: надо идти в гости, а я все еще в водовороте рождественской суеты.