Журнал "Вокруг Света" №2 за 1997 год
Шрифт:
— На наш век хватит, — уверенно ответил я, тем самым давая понять, что наша миссия выполнена до конца и «Комсомолец» теперь можно оставить в покое.
Анатолий Сагалевич / фото Юрия Володина
Загадки, гипотезы, открытия: Дворцы, сокрытые пылью
Молоденькая француженка-археолог бережно достает из коробки огрубевшими от работы пальцами головку глиняной статуэтки. Черты лица почти стерты долгими столетиями. Возможно, это было изображение Александра Македонского... В 329 году до н.э., после пяти лет Войны, уничтожившей Власть Персидской империи, Александр Великий вторгся
Меж тем Афрасьяб,
беспощаден и яр,
Велит наносить за ударом удар.
(Этот и остальные эпиграфы, приводимые в очерке, взяты из знаменитой поэмы Абулькасима Фирдоуси «Шах-наме» — прим. автора.)
Афрасиаб — это огромное холмистое плато, лессовая пустыня площадью более двух квадратных километров: городище древнего Самарканда, около восьми веков назад стертого с лица земли Чингисханом. Много и других кровавых событий помнит оно. Достаточно сказать, что само название «Афрасиаб» отождествлено с именем легендарного свирепого властителя-тирана, повелителя среднеазиатских кочевников, извечного врага Ирана, жившего более двух тысячелетий назад. Однако городище это упоминается и в связи с завоеваниями Александра. Значит, оно было еще древнее. Но насколько? Прошлое неохотно начало отдавать свои тайны лишь менее столетия назад, когда за дело взялись пришедшие в Среднюю Азию русские...
Поднимаясь по Ташкентской улице мимо палево-серых афрасиабских холмов, окаймленных пояском зелени, я вышел к памятнику Улугбеку. Фигура мудреца возвышалась над ступенями небесных сфер. По высокой лестнице, окруженной купами плакучих ив и туй, я взобрался на вершину холма — там поднималась башня мемориальною музея и находились остатки обсерватории царственного звездочета. У двери, открывающейся в сумрачную расщелину Улугбекова октанта — одного из крупнейших астрономических инструментов XV века, я увидел надгробие. На нем было высечено: «Археолог В.Л.Вяткин, родился в 1869 году, умер в 1932 году».
Это был человек, который начал планомерные раскопки древнего Самарканда. Сын семиреченского казака, получивший учительское образование и ставший археологом, Василий Лаврентьевич еще в начале века добился назначения на должность хранителя древностей Самарканда и с тех пор совершал одно удивительное открытие за другим. Он и обнаружил обсерваторию Улугбека, прочтя забытую поземельную грамоту, где упоминался «Холм обсерватории»...
Однако завеса над далеким прошлым Самарканда начала приподниматься лишь в послевоенное время. И тоже благодаря русским археологам. Поэтому мне трудно понять странное предпочтение, отдаваемое в нынешнем Узбекистане зарубежным исследователям. Впрочем, те имеют некоторые преимущества: они более свободны в выборе приоритетов, чем когда-то советские. Античность составляет главный интерес франко-узбекской экспедиции, работающей на Афрасиабе с 1986 года под руководством доктора Франса Гринэ и академика Поля Бернара. И, похоже, Поль Бернар намеревается реконструировать реальную историческую географию Средней Азии того времени...
Раскоп был глубок, как каньон, и все вокруг казалось серо-желтым от лессовой пыли. Даже лица людей. Увидев, что мое внимание привлек широкий «бруствер», отвесно обрывающийся к древнему потоку Сиаба, самаркандский археолог Игорь Иваницкий сказал:
— Это как раз остатки античной стены III-II веков до нашей эры, внешняя часть которой обвалилась в русло Сиаба, когда городище было уже заброшено.
— Это та стена, что нашли во время раскопок 60-х годов?
— Да. Судя по всему, ее возвели в период Греко-Бактрийского царства, когда Согд находился под властью наследников греко-
македонской империи...
— Выходит, до прихода греков, у города не было внешней стены? И если под словом «город» мы понимаем укрепленное поселение, то имеет смысл, вослед легенде, связывать его основание с именем Александра? Точнее — его ближайших наследников?
— Увы, до конца 80-х годов с этим можно было бы частично согласиться. — Вместе с Иваницким мы выбираемся из раскопа, и он указывает мне на невысокую холмистую гряду. — Но несколько лет назад московский археолог Ольга Николаевна Иневаткина обнаружила там остатки древней крепостной стены, относящейся к эпохе персидской империи Ахеменидов. Она толщиной до семи метров, и кирпичи ее по размерам близки к тем, что применялись персами. Строительство относят к концу VI века до нашей эры, ко времени создания этой империи. Вероятно, одним из первых действий персов было возведение большой крепости на укрепленном природой Афрасиабском плато, где расположились власти сатрапии и гарнизон... Это и есть начало.
Похоже, я на ложном пути, пытаясь отталкиваться от легенды. Однако не сдаюсь:
— Повторяет ли эллинистическая стена очертания более древней?
— Лишь частично, ведь та была во многих местах разрушена. Повторяет, например, там, где укрепления возвышались над обрывом, прижатые к руслу Сиаба. Но и тут греческие фортификаторы старались выпрямить изгибы укреплений, соблюсти стройность пропорций. Они по-своему отстраивали город...
Вот оно, это слово! По-своему... Самарканд в эллинистическую эпоху — это уже иной, гораздо менее «восточный» город, и неслучайно достаточно редки находки Персидской эпохи. Невольно память восстанавливает события, происходившие при завоевании Александром Согда.
...Мараканду он занял без боя. Однако, продвигаясь дальше, наткнулся на ожесточенное сопротивление. Больше двух лет шла кровавая борьба, и победа в ней настолько возвысила царя в собственных глазах, что, если он вошел в Согдиану «лишь» как сын бога, то в Индию войско двинулось уже под предводительством бога.
В результате этой борьбы многие согдийские города были настолько опустошены, что царь вынужден был заново заселить некоторые из них, а также воздвигнуть несколько новых крепостей-колоний, включая Александрию Эсхату, то есть Дальнюю, — нынешний Ходжент. Дважды в этой войне предводитель согдийских всадников Спитамен захватывал Мараканду, осаждая в цитадели македонский гарнизон, пока не был убит собственными союзниками-саками. Вероятно, город, за исключением цитадели, во время боев был практически разрушен. Отстраивать заново его стали сразу же, причем на самых важных участках; например, в цитадели работы шли еще при Александре. Орошаемые древним каналом Даргом и множеством родников, холмы Афрасиаба были идеальным местом для укрепленного города, пока понижение уровня подземных вод — уже в средние века — не обрекло развалины на запустение.
Мы еще стояли с Иваницким у подножия холмистой гряды, когда на машине подъехал Поль Бернар. Я поспешил ему навстречу. Пожилой академик охотно согласился побеседовать, но чувствовалось, что сейчас ему хочется поскорее взять в руки мастерок археолога, и он внес контрпредложение:
— Месье Войлошникофф, давайте встретимся на раскопках дворца. Там и поговорим?
В глазах Искендера давно уж равны
Прах черный с кафуром, пир —
с громом войны.
Утром следующего дня, проснувшись, я некоторое время недоуменно разглядывал волнистые голубые росписи на стенах и живописную «ступеньку» на потолке. До меня долетали детское хныканье, кашель, охрипший женский голос пришептывал что-то по-таджикски. Наконец я сообразил, что это Мамура, молодая жена хозяина, успокаивает свою малышку: «Мафтуна!» — «Дорогая!»
На улице было еще не жарко. На мой «салом!» из-за достархана ответили двое обожженных гиссарским солнцем таджиков. Это строители, приехавшие на заработки из-под Душанбе и выкладывающие хозяину дома, художнику Джалолу, баню. Чтобы заплатить им, Джалол сдал свой новый дом под базу археологов, а семья ютилась в старом.