Журнал «Вокруг Света» №3 за 2003 год
Шрифт:
Всего же в собрание V&A из Этнографической коллекции бывшей Ост-Индской компании было передано около 1,5 тысячи предметов.
Экспозиция музея размещается в 145 залах, рассредоточенных на шести этажах. Музей, надо сказать, действительно огромен – чтобы только обойти его целиком, мне понадобилось 3 дня. Основная часть экспозиции построена по географическому и хронологическому принципу: европейское искусство – от Средневековья до XIX века, британское искусство, искусство Японии, Китая и так далее.
Самые же, пожалуй, интересные и запоминающиеся – так называемые европейские залы. Хотя тем, кто привык ходить в художественные музеи, представленная в них экспозиция может показаться несколько странной и даже сумбурной.
Отдельные и, кстати, самые большие залы – почти весь 6-й этаж – отданы керамике. Здесь – километры стеклянных шкафов, в которых в несколько рядов выставлены тысячи предметов – от крошечных фарфоровых фигурок до гигантских напольных ваз. И ходить в этих залах нужно с известной долей осторожности – некоторые экспонаты стоят не в витринах, а прямо на полу, так что можно ненароком и наткнуться. Есть залы, отданные стеклу, металлу, скульптуре, костюму. В тех, где выставляются костюмы, наличествуют не только манекены, наряженные в платья разных эпох, но и, например, монитор, по которому можно посмотреть фильм, повествующий о зарождении моды на мини-юбки, вошедшие в нашу жизнь в 60-е годы прошлого столетия.
Каждый из представленных здесь предметов сам по себе вполне может быть отнесен к шедеврам, но дело в том, что в экспозиции нет установки на шедевр – как в большинстве других музеев, например в Лувре, где «шедевральную» картину принято отгораживать от всех других, выстраивая тем самым определенную иерархию художественных ценностей. Здесь зрителям показывают не отдельные, хоть и уникальные, вещи, а единое культурное поле, в котором каждый следующий предмет дополняет предыдущий. Так, при выходе из зала, посвященного истории костюма, как будто невзначай натыкаешься на огромные картоны Рафаэля – живописные эскизы для гобеленов. Эти семь картин, с 1623 года принадлежащие британской королевской фамилии (в музей они были переданы в 1865-м), считаются одними из лучших творений Рафаэля. Но в V&A они выставлены не столько как шедевры живописи, сколько как ранние образцы промышленного дизайна. И ты, совершенно неожиданно для себя, начинаешь понимать, что, с этой точки зрения, не такая уж и большая разница между Рафаэлем и, например, Версаче, между картиной – и платьем, между скульптурным бюстом – и кинжалом, между соусником – и стулом. И именно такова цель V&A – музея, посвященного прежде всего истории стиля, или, если угодно, истории моды на стиль.
Сохранив демократические идеалы XIX века, музей Виктории и Альберта работает 362 дня в году – это единственный музей в мире, где практически не бывает выходных. Открыт он и по понедельникам, когда большинство музеев закрыты, и в дни так называемых «банковских каникул», когда в Великобритании не работают не только банки, но и практически все учреждения и большинство магазинов. Закрыт V&A бывает только на протяжении трех рождественских дней – 24, 25 и 26 декабря.
В обычные дни музей открыт с 10 до 17.45, а по средам и каждую последнюю пятницу месяца – до 10 вечера.
До недавнего времени V&A был платным, что вызывало справедливое возмущение англичан, ведь в Великобритании все государственные музеи, включая Национальную галерею, галерею Тейт, Британский музей, – бесплатные. Такова британская культурная политика – музеи не должны превращаться в коммерческие предприятия, так как предназначены для обучения и просвещения. И это возымело свое действие – с 22 ноября 2001
Следуя педагогическим задачам, положенным в идеологию музея, сегодня в V&A работает множество образовательных программ. В нескольких его залах разместилась самая большая в Великобритании Национальная библиотека книг по искусству.
У V&A существует еще и три филиала: Музей Бентал-Грин (здесь расположен Национальный музей детства), Музей театра в районе Ковент-Гарден и Музей Веллингтона – в Эпсли-Хаусе.
Николай Молок | Куратор проекта Анатолий Голубовский
Арсенал: Стальные армады
«…Нет ничего более ужасного, чем танковый бой против превосходящих сил. Численный перевес здесь ни при чем, мы к этому привыкли. Но когда у противника танк лучше, это – страшно. Ты даешь полный газ, но твой танк слишком медленно набирает скорость. Русские танки такие быстрые, на близком расстоянии они успевают взмахнуть на холм или проскочить болото быстрее, чем ты можешь повернуть башню. И сквозь шум, вибрацию и грохот ты слышишь удар снаряда в броню. Когда они попадают в наши танки, по большей части раздается глубокий затяжной взрыв, а затем ревущий гул вспыхнувшего бензина, гул, слава Богу, такой громкий, что мы не слышим воплей экипажа…»
Командир танка PZ. IV из немецкой 4-й танковой дивизии – о боях с т-34 в районе мценска (Орловская область) в октябре 1941 года.
Беспощадные и умелые действия советских танкистов на Т-34 в боях под Москвой повергли как немецкое командование, так и рядовых танкистов в настоящий шок. Все понимали, что нужно немедленно что-то предпринимать, причем в максимально сжатые сроки – контрудары Красной Армии становились все опаснее, а с Т-34 и КВ эффективно могла бороться только знаменитая 88-миллиметровая зенитная пушка. Таких орудий у вермахта было не слишком много, а основное противотанковое средство – 37-миллиметровая пушка – за свою абсолютную бесполезность вполне заслуженно получило в те дни от немецких солдат прозвище «рождественская хлопушка». Правда, у немцев имелось еще 50-миллиметровое противотанковое орудие PaK 38, которое могло пробить лобовую броню Т-34 на дистанции менее 100 м, но в вермахте было очень немного артиллеристов, обладавших настолько крепкими нервами, чтобы подпустить советский танк на такое близкое расстояние. К тому же «тридцатьчетверка», обладавшая высокой скоростью и маневренностью, просто не давала ни одного шанса противнику на прицельный выстрел в упор, давя своими широкими гусеницами и пушку, и расчет.
Хайнц Гудериан, разумеется, не мог терпеть подобное положение вещей и в октябре 1941-го в своем рапорте на имя командующего группой армий буквально потребовал срочно прислать на фронт специальную комиссию, чтобы разобраться с проблемой на месте. 20 ноября такая комиссия, в которую вошли ведущие немецкие танковые конструкторы Ф. Порше, А. Освальд, Э. Адерс, а также представители Управления вооружения сухопутных войск и Министерства вооружения, прибыла в расположение 2-й танковой армии Гудериана. Специалисты тщательно осмотрели подбитые советские и немецкие танки, а также опросили танкистов и артиллеристов. Мнения солдат конструкторам совершенно не понравились – фронтовики видели единственный выход в точном копировании Т-34. И дело было не только в личных амбициях конструкторов и не в их отвращении к подражанию, но главным образом в технической невозможности сделать точную копию советского танка. Германская промышленность просто не могла освоить выпуск отличного советского танкового дизеля В-2, так как в его конструкции было много алюминиевых деталей, а в Германии на тот момент уже ощущался острый дефицит цветных металлов.