Журнал «Юность» №12/2022
Шрифт:
Девочка сидела за своим столиком и грустно смотрела на белый лист бумаги.
– Надя! Я с тобой разговариваю!
– Я думаю! – насупилась та.
– О чем?
– О том, как тебе ответить!
Надя постучала красным карандашом по столу и тяжело вздохнула.
– Меня обидел Кр-р-ракен!
Букву «р» Надя выговаривала с трудом, поэтому слово получилось старательно-протяжным. Марина приложила все силы, чтобы не усмехнуться.
– Чем же, не расскажешь?
– Он съел наш Новый год! Как кр-р-рокодил солнце в сказке, помнишь?
В слове «крокодил» буква
– С чего ты так решила?
– Любовь Васильевна сегодня сказала. Что Нового года не будет. И подарков не будет. И праздников! И конфет!
Из глаз брызнули слезы, и Надя протяжно заскулила. Марина отложила в сторону книгу и подсела к дочке.
– Ну чего ты! Будут тебе конфеты! И подарки! И праздник!
– Не бу-удет! Любовь Васильевна сказала-а-а, – все сильнее расходилась девочка.
– А я тебе говорю, будет! Любовь Васильевна, если хочет, может сидеть без конфет и без подарков!
– И без праздника-а-а!
– И без праздника! – согласилась Марина. – А мы будем с праздником.
– А можно я завтра не пойду в садик? – хитро заблестели детские глаза.
И Марина поняла, что ее переиграли. Усмехнувшись, она прижала девочку к себе.
– Ладно! Только если не будешь канючить!
– Не буду! Честно! – радостно запрыгала девочка и, снова усевшись за стол, погрузилась в рисование.
Уже уложив дочь спать, Марина остановилась возле стола, рассматривая новогоднюю открытку со снеговиком в главной роли. Положив открытку на место, Марина улеглась в кровать.
Но сон не приходил.
Это стало нормой. Лежать в ночной темноте, до боли вслушиваясь в происходящее за окном. В каждый шорох. В каждый стук. Прислушиваться к ощущениям – не кажется ли, что кровать под обманчиво расслабленным телом чуть дрогнула. Что по стене пробежала вибрация, а чашки и ложки в ящике на кухне задребезжали. Переворачиваться на бок и снова возвращаться назад, на спину. Потому что оба уха слышат лучше, чем одно, не закрытое подушкой. И лишь когда обессиленный организм сам, от усталости, перейдет в автоматический режим, ненадолго провалиться в беспамятство. Но даже в нем ждать и слушать. Слушать и ждать. Нового прорыва земной коры. Нового удара.
Когда это случилось впервые, паника накрыла город Н. плотнее, чем вырвавшаяся из-под земли тефра – смесь газов, пыли и пепла. Беспросветная, иррациональная, животная – паника в тот вечер нанесла гораздо больший урон, чем незначительные повреждения линии электропередач и водоснабжения. В тот самый-самый первый раз самой разрушительной оказалась паника. И во второй. И в третий. Лишь после того, как пробуждения Кракена стали частыми, а на панику не осталось сил, удалось выстроить четкую, отлаженную систему действий населения. Только вот население к тому моменту сократилось на треть. Кто-то навсегда ушел после первых прорывов. Кто-то спешно выехал в спокойные регионы.
А остальные ждали чуда. Каждый новый день. Каждое мгновение. Верили в то, что «это в последний раз». В пресловутое, такое всеми избитое «все будет хорошо». Еще было «мы непременно справимся» и «самое страшное мы уже пережили». Верили тихо, чтобы не сглазить. И громко, в каждом разговоре с каждым соседом. Верили так по-разному и в то же время так одинаково. И ждали, ждали.
Будильник прозвенел как всегда неожиданно. Как будто только и дожидался момента, когда глаза едва закроются. Марина с трудом отлепила себя от плоскости кровати и поплелась в ванную. Надя еще спала. Блаженным детским сном, в котором единороги и радуги, чудеса и волшебство. Марина была бы рада даже обычному сну. Без единорогов. Вообще без сновидений. Для нее чудом с недавних пор стал полноценный, глубокий сон. Но сна не было. Как и чудес.
Лишь когда завтрак стоял на столе, Марина разбудила дочку. Та поднялась быстро. И собралась еще быстрее – ожидание похода на мамину работу было лучшим мотивом для пробуждения и сборов. Спустя полчаса два космических человечка – в комбинезонах, респираторах и защитных очках – уже шагали к автобусной остановке сквозь серость полузимнего утра.
«До Нового года осталось пять недель».
Надпись на одном из рекламных экранов пробивалась фиолетовым неоном даже сквозь туман. Автобус пришлось ждать пятнадцать минут.
– Проходим, скорее! На том конце города дрожь началась. Не задерживаемся! – Водитель кричал сквозь респиратор, подгоняя нерасторопных пассажиров.
Народ засуетился. Начал напирать. Послышались нервные вскрики и ругань. Марина беспомощно огляделась – они с Надей стояли практически в хвосте очереди, а автобусное нутро стремительно заполнялось. Надя прижалась к матери и замерла. Очередь продвигалась медленно. Водитель ругался все громче, несмотря на респиратор.
– А ну! Дорогу! Мать с ребенком! – раздалось громогласное где-то над головой.
И в следующий миг Надя взмыла над толпой. Марина с трудом развернулась. Высокий мужчина посадил Надю на плечо и тараном двинулся вперед, раздвигая людскую массу своим телом. Со всех сторон послышались недовольные выкрики. Но великан не обращал на это никакого внимания. Марина ринулась следом, пока толпа за спиной нежданного спасителя не схлопнулась.
– Вот так! – Мужчина водрузил Надю на верхнюю ступеньку. Помог Марине взобраться следом и отошел.
Заскочившие следом тут же оттеснили Марину вглубь салона, не дав толком рассмотреть, кто это был. Все, что она запомнила, – спина, обтянутая черной курткой, без каких-либо опознавательных знаков. Автобус тронулся с места, а Марина оставила всякую надежду высмотреть неизвестного супермена в толпе.
«Поблагодарить бы…» – мысль вспыхнула и тут же погасла. В полном обмундировании понять, кто скрывался за респиратором и черным пуховиком, было невозможно.
– Мам, а нас дрожь не догонит? – Надя сняла респиратор и очки. Последние в автобусе сразу же запотевали.
Ребенок с интересом разглядывал угрюмых жителей, всех, как один, напуганных словами водителя. Дрожь – предвестник очередного прорыва. И даже несмотря на оповещение, что разослала служба безопасности накануне, каждый ждал чуда.