Журнальные публикации (сборник)
Шрифт:
— А-аа, внутренняя и внешняя.
— Да-да, внешняя и внутренняя. Сложная. Вы отлично все понимаете. И этого нельзя не принимать во внимание.
— Понятно.
Но, поскольку мое “понятно” явно означало, что я не понимал или делал вид, что не понимаю, они надолго замолкали, внимательно вглядываясь в мои как бы невинные глаза. Порою я выдерживал их взгляд. Порою нет. Но согласно данной формулировке вроде бы предполагалось, что в случае решительного исправления этих самых — будь они неладны! — обстановок, внутренней и внешней, возможны станут отдельные послабления и изменения, о которых нас всех, когда нужно и кого нужно, своевременно поставят в известность. К несчастью, историческое время столь катастрофически не совпадает со временем единичной личной хрупкой человеческой жизни, что надеяться на возможность увидеть живьем те счастливые годины не представлялось
Разговор наш с редакторшей происходил в тот еще относительно неуверенный, смутный период перехода от старого к новому. От старого, где ничего не дозволено, к новому, где будет дозволено практически все. И дальше, дальше, уже к тому совсем непроглядываемому, новейшему, когда снова будет все-таки кое-что не позволено. Но в то переходное время, в которое происходили описываемые события, некоторые сомнения и опасения были все же свойственны отдельным людям идеологической сферы, особенно ответственным, каковой и являлась моя собеседница.
— Так вот, — продолжала она, — главку придется опустить. В нашей конкретной ситуации она выглядела бы просто провокационной. Вы понимаете, какую ответственность берете на себя? — И строго так посмотрела на меня из-под очков. Я, по привычке робко стоящий перед столом любого начальника, не то что столоначальника, застыл в ее присутствии почти что с руками по швам. — К тому же она невелика. Главка эта. — И снова глянула на меня. — И написана, надо заметить, не лучшим образом. Вываливается из всего остального текста. — Все это строгим, не терпящим возражения официальным тоном.
— Да, собственно, идея изложена не моя, — сразу же инстинктивно начал я оправдываться. Зачем мне надо было вдобавок к своим многочисленным проблемам брать на себя вышеупомянутую нешуточную ответственность за чужие писания и сомнительные откровения?
— Тем более. — Голос ее, и до той поры не ведавший слабости и сомнения, утвердился окончательно. — Не знаю, ваша там или не ваша, но главку снимаем, — вполне безапелляционно заключила она.
Я облегченно вздохнул, отдав ей на откуп принятие решения.
— Ну если вы настаиваете…
— Я не настаиваю. Произведение все-таки ваше. Вы автор. Просто я настойчиво рекомендую. К вашей же пользе. Сейчас, после того как недавно Борис Николаевич принял в горкоме группу представителей известных патриотических движений, это может быть расценено как некий вызов.
— Действительно принял? — удивился я, ничего не знавший о великом событии.
Она если не подозрительно, то с некоторым недоумением взглянула на меня.
— Да, в горкоме. На прошлой неделе. Во главе с этим самым Ануфриевым. Фигура сомнительная, но… Не слыхали?
— С Ануфриевым? — Конечно, это неоднозначное имя я слыхал. Однако, видимо, даже малое знание не отразилось на моем лице.
— Вам понятно? — вглядывалась она в мои глаза, явно не вычитывая из них никакой реальной информации.
— Ну да. Теперь понятно, — подтвердил я.
— Вот и хорошо. — Она протянула мне неколько страничек машинописного текста. Я начал перебирать листки.
Быстро пробежав первые страницы, я понял, что имела в виду бдительная редакторша. Хотя и не мог полностью согласиться со всеми подозрениями и опасениями. Конечно, с ее стороны это был явный рецидив старого мышления. А мы, мы и в старые времена не избегали ничего подобного. И не испытывали подобных сомнений. И были последовательны в этом. И настаивали на том. И страдали порой! Господи, как страдали! Садились в тюрьмы! Были избиваемы и насилуемы! Претерпевали муки за малый глоток свободы и легкое, не обремененное цензурой и оглядками слово. Ей боязно сейчас! Господи! А нам не было боязно и в прошлом. Это нас и различало. Потому и сидели мы в разных местах и занимали разные посты. Вернее, мы никаких постов не занимали.
А содержание помянутой главки вполне соответствовало теории одного известного российского академика, доказавшего, что наши соплеменники, русские, суть те самые знаменитые, великие и мистические древние арии. Самые древние. Помнится, когда главка только пришла мне на ум, сразу же всплыло в памяти имя этого академика, пользовавшегося, правда, сомнительной репутацией в скучных научных кругах. Я достал его
Да-да, по мнению академика, а потом уже и по моему собственному, как раз в пределах русских земель, заросших в те времена непроходимыми лесами и покрытых бескрайними степями, в редких, но высоко, непомерно высоко развитых поселениях, городах и даже своеобразных, если можно так выразиться, мегаполисах, возникли древнейшие мудрые книги Веды — от древнерусского корня “ведать”. (Сравните — ведьма, ведун, медведь, водить, овод, вода и т. д.) Отсюда они впоследствии и распространились по всему свету, дойдя со временем и до легендарных берегов Инда и Ганга. Тогда же, синхронно с ними, а может быть — и даже наверняка, — намного-намного раньше, здесь же, на русских землях, возникли и разного рода мистические практики, нашедшие потом свое словесное воплощение и закрепление в священных Ведах. Одной из таких практик была мантрическая. Все давно и в подробностях описано, изучено и известно как практикующим, так и просто любопытствующим. Но все-таки кратко напомню, что упомянутая мантрическая практика была связана с многократным повторением небольшого священного текста или отрывка. Например, типа: или, или, лама савахфани — одного из немногих через многочисленные опосредования дошедших до нас в священных писаниях христиан. И дело не только в особом дальнейшем глубинном проникновении в значение сакральной формулы, но и, что не менее, если не более важно, в самой телесной и дыхательной практике произнесения: предполагается, что наиболее умудренные и изощренные после нескольких произнесений приходят в состояние некоего специфического телесно-дыхательного восхищающего ритма, который, в свою очередь, попадает в резонанс с ритмами Вселенной. И в зависимости от конкретной задачи и необходимости этот самый резонирующий ритм совокупно с порождаемой им энергией способен не только обслуживать внутренние потребности посвященного, но и может быть употреблен для общения с предстоящей медитирующему аудиторий, группой учеников, адептов или просто внимающих. То есть силой своего резонанса и подсоединения к ритмам Вселенной посвященный может включить в данный ритм внимающих и предстоящих ему. Это известно. Это существует и до сих пор, но в местах достаточно удаленных от центров нынешней цивилизации. Посему о том почти ничего не ведают в западных, поглощенных всяческими научными выкладками и подсчетами странах и народах.
Возникнув в пределах древней Руси, в ее пределах же сия практика развилась, разнообразилась и предельно утончилась, породив разнообразнейшие специфические секретные школы и отдельных сверхсильных адептов, которые могли впадать в ритмы Вселенной уже без всяких там дополнительных слов и мантр. Делали они это стремительно и мощно, моментально излучая наружу освобожденную и преображенную энергию космоса в неимоверных количествах и неописуемой силы. Этой энергии доставало, чтобы производить многие чудеса во внешнем мире. В обителях и ашрамах посвящали себя совершенствованию в разного рода тайных умениях. Были отдельные ашрамы, специализировавшиеся на левитации — свободном телесном независимом парении и передвижении по воздуху. На возлетании и вертикальном поднимании своего моментально теряющего всяческие физические параметры невесомого тела на непредставимые высоты, почти до полнейшего пропадания в неизвестных, непроглядываемых окраинах Вселенной. Однако возвращались. Некоторые возвращались. Достаточно многие. В других ашрамах посвященные своей энергией расщепляли твердые горные породы и взглядом проникали в недоступные никому иному глубины тайных земных укрытий. Третьи вникали в тайны человеческого организма, направленным взглядом видоизменяя его в нужном и предопределенном направлении, ускоряя очищение и приуготовляя к дальнейшим тайным модификациям и метаморфозам или фокусировались на тонкой медицине и воскрешениях. Иные же исчезали в неведомых измерениях, проводя там длительное время среди своих и чужих предыдущих существований.
Наиболее продвинутые представители этого рода занятий назывались богатырями, то есть богатыми энергией. Они становились прямо-таки предметом поклонения. Вокруг них возникали целые культы, в пределах которых их сокращенно (от “богатырь”) величали богами.
Отдельной была и секта боевых богатырей, одолевавших противников, соперников, вооруженных захватчиков и налетчиков. Уничтожавших в несметном количестве врагов и недругов посредством особого богатырского храпа, который и являлся внешним выходом этой неземной энергии.