Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

де Вильморен Луиза

Нетрудно понять, что этот ответ сильно рассердил г-жу Фасибе. Она набросилась на него, затрясла его изо всей силы, хлопнула дверью и закричала:

— Вы хотите меня уверить, что я сошла с ума! Я слышала шаги, видела свет, а вы мне говорите: «Это я кашлянул!» Вы кто, чудовище или сумасшедший? И за кого вы принимаете меня? А! Вы опустили голову? Вы ничего не можете мне ответить? Прекрасно, — сказала она и разразилась рыданиями.

Тогда он тихо подошел к ней и положил руки ей на плечи:

— Бедняжка моя, любовь моя, все пугает в незнакомом

доме. В незнакомом доме воображаешь себе немыслимые, невероятные вещи. Дождь перестал и то, что вы приняли за шаги, было всего лишь равномерным течением воды, падающей из водосточной трубы, вон там, напротив стены, около лестничного окна. И тот неопределенный свет, который вас так испугал, был не чем иным, как отблесками молний, которые еще долго напоминают нам об уходящей грозе. Вы убежали прежде, чем это можно было понять; я же остался, чтобы до конца в этом убедиться. Поверьте мне, успокойтесь, это только то, что я вам сказал.

— Что же, если это всего лишь то, что вы говорите, то почему вы не сказали мне этого сразу? Почему вы ответили: «Я кашлянул»?

— Вы правы. Я подумал о водосточной трубе и, вместо того, чтобы вас ободрить, я сказал себе: «Посмотри, как протекает водосточная труба. Нужно до наступления зимы вызвать водопроводчика». Я был не прав, Рози, извините меня.

Рози посмотрела на него и, ощутив себя виновной в той грусти, которую увидела в его глазах, стала упрекать себя. Затем она вновь почувствовала, что оказалась в смешном положении, поддавшись страху и особенно не удержавшись от криков. Она подумала, что только каприз может оправдать ее поведение, которое она считала унизительным и которое хотела выдать за ребячливость.

— Останьтесь со мной, не покидайте меня, — попросила она, — я испугалась и потому сейчас я вся какая-то не своя.

В его глазах она видела выражение истинной печали. Осознавая, что она вправе бояться и жаловаться, он страдал от своей лжи и чувствовал, что ложь отдаляет его от нее и лишает его любимого существа. «Обманывая ее, я ее теряю, — говорил он себе, — так бывает всегда, и именно так люди в конце концов расстаются». И он сердился на Жюльетту, которую считал причиной такого разлада.

— Нет, моя дорогая, я не покину вас, я пойду, возьму одеяло и лягу здесь, на софе, у ваших ног.

Она согласилась, легла в постель и, подождав, пока он устроится, потушила лампу. Жюльетта уже давно спала, когда Рози, доверив свою усталость мягкой постели, не замедлила уснуть, тогда как Ландрекур, чье сознание не покидали разного рода тягостные фантазии, видел мысленно, как к нему тянется, как к нему приближается угрожающее лицо неблагодарной девицы, а лицо Рози удаляется и исчезает за облаком, поднимающимся от пудреницы и от пуховки, которой она размахивала, говоря ему: «Прощай».

Ландрекур уснул, когда уже светало, а проснулся, когда день был в полном разгаре. Он посмотрел на лежащую в алькове Рози. От ее красоты у него на душе стало грустно, и ее присутствие вместо того, чтобы успокаивать

его, вселяло в него страх ее потерять. Он бесшумно вышел, оделся и спустился в кухню приготовить завтрак для Жюльетты.

Ландрекур, не спуская глаз с подноса, который нес на чердак, тихо поднимался по лестнице, не подозревая, что Рози, красивая, отдохнувшая и одетая в домашнее платье из черного атласа, ждала его, свесившись с балюстрады лестничной площадки, и улыбалась как возможности застать его врасплох, так и удовольствию наблюдать за ним, когда он об этом и не подозревает.

— Вы что, волшебник, мой дорогой, — спросила она его, — откуда вы знаете, что я проснулась?

Он вздрогнул.

— О! Я не думал вас здесь встретить. Почему вы не в постели?

— Я? Потому что я вас искала, потому что я соскучилась по вас. — Заметив единственную чашку, стоящую на подносе, она спросила: — Почему же только одна чашка? Вы не будете завтракать вместе со мной?

— Я позавтракал на кухне, когда готовил завтрак вам.

— Очень жаль. Уже, наверное, очень поздно? Вы давно встали? И вы все еще меня любите?

— Уже десять часов. А вас я обожаю и хотел бы как можно скорее освободиться от этого разделяющего нас подноса.

— Потерпите немного, пойдемте, я хочу завтракать на свежем воздухе, под деревьями. Посмотрите на небо — можно подумать что мы находимся в Мексике, — и пока они спускались, она произнесла несколько слов по-испански.

Проходя через гостиную, в которой Ландрекур открыл окна, Рози остановилась и осмотрела эту комнату, увиденную ею впервые при свете дня.

— Эти шторы скрывают вид.

— А! — промолвил Ландрекур, и они вышли.

Он опустил поднос на литой столик, который поставил под деревьями на некотором расстоянии от дома. Трава была мокрой от росы, г-жа Фасибе сняла туфли и, чуть приподняв подол своего черного атласного платья, бросилась бежать босиком, как ребенок.

— Вы схватите насморк, вы заболеете, — закричал он.

Рози засмеялась и сделала вид, что чихает. «Какая обворожительная женщина, — подумал Ландрекур, — сколько очарования, грации, простоты. Это настоящая женщина, поистине совершенство» — и, смутившись, он заметил, что подумал об угре.

Пока Рози танцевала и пела, Ландрекур вытащил из кладовой два тростниковых шезлонга, подобных остовам доисторических животных, — трофеи, которые он тащил за собой и которые, казалось, были добыты во время какой-нибудь экспедиции в глубь времен. Он поставил их рядом так, чтобы можно было видеть и дом, и поле, с которого, размывая пейзаж, поднималась, обещая хорошую погоду, дрожащая дымка.

Рози болтала без умолку. Она смеялась над своими ночными страхами и не только не выражала недовольства своим завтраком без масла и молока, но даже сделала Ландрекуру комплимент и забросала его вопросами о его родителях, о прошлом, о доме «Под ивами» и о том, как в нем протекало его детство.