Жюльетта
Шрифт:
– Мадам, – начала я, – вы глубоко заблуждаетесь, полагая, что ваш муж отличается высокой нравственностью и безупречным поведением; ещё больше вы заблуждаетесь, если думаете, будто узнав о ваших занятиях, он будет гневаться на вас. Я предлагаю вам придти сегодня в мой дом чуть раньше, чем обычно, и вы увидите, что супружеские узы не мешают господину послу развлекаться, так же, как они не мешают и вам. Предстоящий спектакль наверняка успокоит вашу совесть и, без сомнения, избавит вас от необходимости принимать все те обременительные меры предосторожности, которые портят вам удовольствие.
– Знаете, Жюльетта, я почти не удивлена тем, что вы сказали, так
– Сегодня вы в этом убедитесь. Я приготовила для вас шестерых оборванцев, ловких карманников, грязнее и прелестнее которых я никогда не видела. Если не считать троих мальчиков, которых заказал к нынешнему вечеру ваш супруг.
– О чудовище!
– Он – страстный содомист, – скромно вставила я.
– Ага! Вот почему он вечно крутится возле моего зада, как будто хочет забраться в него. Вот откуда его необъяснимые отлучки и его смазливые лакеи... Ах, Жюльетта, я просто обязана застать его врасплох... Я должна узнать правду. Ведь вы поможете мне, моя радость?
– Ну, если вы настаиваете. Однако мне приходится думать о будущем, мадам. Удовлетворив ваше любопытство, я лишусь выгодного клиента, который платит не меньше, чем вы.
– Это неважно, я возмещу все ваши потери. Назовите сумму, и я заплачу с радостью, если это положит конец моим опасениям и тревогам.
– Вам не покажется слишком много, если я попрошу пятьдесят тысяч цехинов?
– Вы их получите вот в этом кошельке, который будет со мной. А теперь назначьте час и считайте, что мы договорились.
Устроив оба свидания, я поспешила домой, чтобы организовать комедию. По моим расчетам супруга уже оказалась в западне: ее врожденная распущенность была тому порукой. А вот с послом дело обстояло не так просто: здесь требовалось большое искусство, искусство соблазнения, ведь моим соперником был испанец, к тому же чрезвычайно набожный. Но трудности меня не страшили, я безупречно разыграла две первые сцены, а две последние должны были происходить в соседних комнатах; через одно отверстие в стене муж сможет стать свидетелем неверности жены, через другое – жена будет наблюдать за развлечениями супруга. Мне оставалось ждать появления жертв своего коварства.
Первым пришел муж. Я встретила его такими словами:
– Мой господин, мне кажется, что теперь, когда вы знаете о поведении своей супруги, вам не стоит сдерживать свои желания и отказывать себе в удовольствиях.
– Вы говорите такие веши... – начал оскорбленный Флорелла.
– Они вам неприятны, и вы совершенно правы, потому что женщины не доведут до добра. Но взгляните на этих очаровательных мальчиков, ваше превосходительство, – при этом я отодвинула занавеску, за которой стояли трое прекрасных юных созданий, совершенно обнаженных, увитых гирляндами роз, – разве вы откажетесь провести с ними время? Ну знаете, сударь, тогда я вообще ничего не понимаю: неужели даже после подлого предательства близкого вы собираетесь усугублять свои горести воздержанием?
Пока я увещевала гостя, обольстительная троица ганимедов, по моему знаку, окружила испанца, начала осыпать его ласками и нежными поцелуями и скоро, несмотря на все его сопротивление, пробудила в нем дремлющее мужское начало. Мужчины слабы, друзья мои, набожные мужчины слабы в особенности, тем более, если предложить им мальчиков. Существует большое сходство между верующими и содомистами, хотя оно редко бросается в глаза, а чаще всего не осознается ни теми, ни другими.
– Я вас оставлю, господин мой, – сказала я, убедившись, что дела идут так, как надо, – и вернусь, как только супруга ваша начнет свои проказы. Вы увидите их и сможете продолжить свои собственные со спокойной совестью.
Я оставила его на время, потому что в дом как раз входила посланница.
– Мадам, – шепнула я и подвела ее к потайному отверстию в стене, – вы пришли в самый подходящий момент. Можете полюбоваться, как его превосходительство проводит свободное время.
Действительно, ее благородный супруг – то ли под воздействием моей подлой шутки, которую я сыграла с ним, то ли под влиянием речей – уже почти разделся и погрузился в исполненную неги прелюдию, всегда предшествующую акту содомистской похоти.
– О, скотина! – задохнулась от негодования посланница. – О, подлый лицемер! Пусть только попробует упрекнуть меня теперь, после того, что я увидела, и я найду, что ответить. Это чудовищно, Жюльетта, это ужасно! Где мои мужчины, madre de Dios {Матерь Божья (исп.). В данном случае ругательство.} Давайте сюда моих мужиков, я должна отомстить ему. О, как жестоко я буду мстить!
Оставив донью Флореллу наедине с ее обычными мерзкими утехами, я поспешила к посланнику.
– Прошу великодушно простить меня, если я вам помешала, ваше превосходительство, но именно сейчас есть возможность убедить вас. Оставьте на минуту свои сладкие занятия и подойдите сюда. – С этими словами я подвела его к потайному отверстию, проделанному в нескольких метрах от первого, через которое наблюдала за ним жена.
– Теперь вы все увидите сами.
– Великий Боже! – негромко воскликнул благородный гранд. – Подумать только: шестеро мужчин, да к тому же из самых отбросов общества! Ах ты, мерзкая тварь! Возьмите свои деньги, мадам, вы меня убедили; я испепелен, я уничтожен... Уберите прочь этих детей, я больше не желаю даже слышать об удовольствиях. Это чудовище за стеной разбило мне сердце, вынуло из меня душу... Я не знаю, как буду теперь жить.
Мне же было совершенно неинтересно, удовлетворена или нет его похоть, – его жена видела начало, и этого было достаточно. Мою черную душу больше всего порадовали последствия этой шутки; ярко воспылали жаровни моего злого сердца, когда вскоре я узнала, что донья Флорелла была забита до смерти, и известие об этом наделало в городе много шума. Многочисленные дипломаты – эмиссары многих государств – немедленно опубликовали живописные, леденящие кровь описания этого события, и Флорелла предстал перед судейскими чиновниками великого герцога; не в силах вынести жестоких угрызений совести, не снеся свалившегося на его бедную голову позора, гордый испанец застрелился. Но в этой второй смерти моей заслуги не было – в лучшем случае я могла считать себя его косвенной причиной. И мысль эта невероятно огорчила меня. А теперь расскажу о том, что я предприняла для того, чтобы прийти в себя и в то же время ещё больше увеличить свое состояние.
Общеизвестно, что итальянцы широко пользуются ядами, в этом их жестокий характер находит более полное выражение и подходящее средство для мщения и для утоления похоти – двух вещей, которыми они по праву славятся во всем мире. При помощи Сбригани я истратила все запасы, когда-то приобретенные у мадам Дюран, поэтому пришлось заняться изготовлением тех ядов, рецепты которых она мне дала. Я в большом количестве продавала свои изделия, давала рекомендации по их употреблению, и эта коммерция сделалась неиссякаемым источником наших доходов.