Жюльетта
Шрифт:
Поначалу Сен-Фон совершил ритуальный обход: он усаживался в кресло, стоявшее перед каждой из трёх ниш, Пальмира, единственная из моих служанок не занятая в альковной сцене, становилась позади кресла и рукой возбуждала ему член, а он тем временем ласкал член Делькура и мои ягодицы, любуясь тем, что происходило в алькове. Лесбиянка старательно ласкала девушку, поворачивая её и так и эдак, демонстрируя тело девочки в разных позах, потом распутник подзывал девственницу к себе и сам целовал и ласкал её. Таким образом Сен-Фон обошел все три ниши и вернулся к первой, где получил основательную порку от Делькура, а затем, пока его содомировал один из лакеев, я сосала ему член. Перед третьим альковом я почувствовала, как орган его разбухает и начинает подрагивать, это случилось перед нишей, в которой Блезина развлекалась с Фульвией. Тогда он поцеловал нежные ягодицы девочки и, наклонившись ко мне, прошептал на ухо:
– Вот кого мы будем колесовать. Представляю,
Завершив обход, министр улегся на низенькую, обитую красным бархатом скамью, и начался невероятный по своей мерзости парад: все присутствующие, не исключая никого, подходили по одному, приседали над ним на корточки и испражнялись ему на лицо. Первой подошла Пальмира; облегчившись, она опустилась на колени, взяла член его светлости в рот и ласкала его в продолжение всей церемонии. От этих мерзостей распутник перешел к ужасам: приказал Делькуру высечь всех семерых женщин, а во время экзекуции я терла его член о мёртвые головы, которые сняла со стены по такому случаю.
После того, как он обошел все три алькова и насладился сценами самого утонченного разврата, начался следующий акт: двое моих копьеносцев содомировали двух моих лесбиянок, третью порол розгами Делькур, а у ног Сен-Фона лежала одна из девочек, которую он готовился лишить невинности, в чем помогали ему мы с Пальмирой – она сократировала [Автор намекает на то, что, по свидетельствам современников, Сократ занимался содомией.] его искусственным членом, а мне выпала честь ласкать его орган. Распутник с отчаянной свирепостью совершил подряд три дефлорации влагалища, перевернул Фульвию на живот, вогнал свое копье в её задний проход и через минуту испытал долгожданный оргазм. После того, как я, губами и языком, обласкала натруженное оружие, чтобы вдохнуть в него новую энергию, Сен-Фон приказал палачу подвести к нему всех женщин, не исключая и меня; каждая из нас получила двести ударов, потом каждая ложилась животом ему на колени, подставляя зад Делькуру, который занимался с нами содомией.
Вслед за тем министр увел обреченных девушек в дальний кабинет и некоторое время провел с ними наедине. Мы так и не узнали, что он там делал и не посмели спросить об этом, когда они возвратились. По всей вероятности, он внушал им мысль о неизбежности мучительной смерти, потому что все трое вернулись, обливаясь слезами отчаяния. Пока министр отсутствовал, Делькур сказал мне, что обыкновенно за объявлением приговора следует небольшой эпизод сладострастия и что с тех пор, как узнал этого могущественного, вельможу, он, Делькур, постоянно видел, что объявляя приговор, его светлость изнемогает от какого-то сладостного и непонятного чувства, похожего на тайное страдание. Этого следовало ожидать и в данном случае, так как Сен-Фон вышел из кабинета сильно взволнованный, покрасневший и чрезвычайно возбужденный, судя по состоянию его органа.
– Очень хорошо, – озабоченно произнес он, потирая руки, – давайте посоветуемся, как будем их умёртвлять. Агония их должна быть ужасной и беспрецедентной в своем роде – это ясно всем. Делькур, мальчик мой, пошевели мозгами, ибо я ожидаю от тебя изобретательности; эти молоденькие поросятки должны пройти все круги ада, и я буду очень огорчен, если муки их будут недостаточны.
Говоря так, он подарил Фульвии ласковый поцелуй – положительно, она возбуждала его сильнее, чем остальные.
– Делькур, – продолжал он, – позволь рекомендовать тебе эту прелестницу, она будет великолепно смотреться на твоем колесе, а эти пухленькие розовенькие полушария как будто специально созданы для твоих шипов.
С этими словами он впился в тело девочки зубами и начал кусать его; снова потекла кровь, а после одного, особенно удачного укуса её левая грудь осталась без соска, и, блаженно улыбаясь, злодей проглотил его. На короткое время он сунул свой член в её задний проход, затем вытащил, взял в руку внушительную колотушку Делькура и направил её в освободившееся отверстие.
– Палач обязан совокупиться со своей жертвой, – важно сказал он. – Этого требует протокол.
Пока Делькур исполнял то, что требовал протокол, Сен-Фон ногтями царапал и рвал детские ягодицы, бедра, груди и слизывал струившуюся по её телу кровь. Потом подтащил к себе Пальмиру, к которой, очевидно, питал особую слабость, и сказал ей:
– Смотри, смотри, как я обращаюсь с маленькими девочками, когда они возбуждают меня.
Не успев произнести последнее слово, он проник в её анус и после нескольких мощных толчков уложил её в кресло, чтобы лучше видеть ягодицы девушки, в такую же позу встала Делия; трое обреченных девочек опустились перед ним на колени полукругом, и он принялся терзать их, поручив Блезине целовать свой член. Он втыкал булавки в почти детские тела несчастных, резал их перочинным ножиком и тут же вонзал дымящееся от крови лезвие ещё глубже и расковыривал рану. А я? Я занималась тем, что поддерживала его возбуждение на должном уровне, приняв, по его указанию, член Делькура в свое чрево и массируя в каждой руке по лакейскому члену. Министр, завершив этот эпизод, связал всех троих коленопреклоненных жертв веревкой спиной друг к другу и, выбрав плеть с заостренными железными наконечниками, превратил в кровавую массу детские груди; после этой вакханалии он прижался лицом к ягодицам Пальмиры и долго сосал отверстие, чтобы восстановить силы.
– Ну довольно развлекаться, – сказал он, поднимаясь на ноги, – пора переходить к главному. Сейчас займемся поркой для начала.
Семерых женщин – меня оставили в покое – привязали к специально сооруженным столбам, каждая держала в поднятой руке распятие, на таких же распятиях, лежавших на полу, стояли четверо лесбиянок и с явным удовольствием попирали их ногами; троих жертв поставили на утыканные гвоздями доски, которые немилосердно терзали им ступни. Груди их туго опоясали ремнями, поначалу сырыми, которые по мере высыхания все сильнее сдавливали их; на голову каждой водрузили хитроумный агрегат с винтовым механизмом, посредством которого Сен-Фон, вращая ручку, мог опускать находящийся внутри тонкий, остро заточенный стержень и вдавливать его на нужную глубину в череп бедной девочки; другое орудие, напоминавшее большую вилку с двумя зубьями, также очень острыми – их проверил сам министр, – было укреплено перед глазами каждой, а ещё один острый стержень упирался им в пупок на тот случай, если, не выдержав ударов кнута, они вздумают наклониться вперед. Возле каждой жертвы стояла лесбиянка, которая, разумеется, была избавлена от этих обременительных доспехов.
Первым делом Сен-Фон использовал розги, которые подал ему Делькур: каждой из девочек выдал по сотне ударов, а каждой лесбиянке – пятьдесят. Во втором эпизоде вступила в действие плеть с множеством хвостов, увенчанных железными наконечниками: жертва получила двести ударов, лесбиянка довольствовалась двенадцатью. Вслед за тем Сен-Фон начал крутить ручку закрепленных на голове механизмов, и бедные, окованные острым железом, дети ответили таким надсадным воплем, который мог растопить сердце любого человека, сделанное не из столь прочного материала, как наше. Почувствовав небывалый подъем в чреслах, где вскипала его готовая излиться сперма, Сен-Фон поспешно схватил Луизу – шестнадцатилетнюю Луизу, которую он первой намеревался предать казни. Долго, бесконечно долго, он целовал, облизывал и ласкал её кровоточащий зад, совал ей в рот свой член и заставлял целовать анус, потом передал её Делькуру, который вначале обследовал своим копьем оба её отверстия, после чего прикрепил её к длинному столу и подвергнул той знаменитой китайской пытке, состоящей в том, что человека заживо кромсают на двадцать четыре тысячи кусочков по нескольку сантиметров каждый. Сен-Фон, сидя на коленях у лакея, вернее на его колу, наблюдал это ужасное зрелище и, стискивая бедрами Елену, следующую свою жертву, с восторгом рвал ногтями её ягодицы и впивался языком в рот Пальмиры, предоставив мне ласкать свой член. Пытка, через которую прошла вторая жертва, заключалась в следующем: ей вырвали глаза и, распятую на кресте, раздробили заживо тяжелыми железными инструментами. Сен-Фон принял деятельное участие в этой операции, и я, в который уже раз, порола его розгами. С переломанными членами и вывернутыми суставами девочку вновь поднесли к нему, и во время акта содомии Делькур прикончил её деревянным молотком, вышибив из неё мозги, и они забрызгали лицо Сен-Фону.
Оставалась очаровательная Фульвия, и могла ли она, окруженная ужасными останками двух своих подруг, сомневаться в своей участи? Сен-Фон указал на колесо.
– Взгляни, – сказал он, – я приготовил для тебя самое лучшее.
Коварный злодей не преминул обласкать её и нежно поцеловать в губы и, прежде чем отдать в руки палача, совершил с ней акт содомии. Потом её привязали к колесу, и когда оно начало вращаться, послышались душераздирающие стоны и крики. Теперь Сен-Фона содомировали оба лакея по очереди, сам он обрабатывал зад Делькура и целовал наши с Пальмирой ягодицы, а руками тискал чьи-то оказавшиеся под боком прелести. Очень скоро нечеловеческий, возносившийся в небо крик нашей жертвы возвестил о том, как сильна её боль, и о том, что она страдала невероятно, вы можете судить хотя бы по такой детали: кровь струилась из тела наподобие мелкого дождика, разбрызгиваемого сильным ветром. Сен-Фон, желая довести дело до конца, приказал изменить композицию. На этот раз, в быстром темпе меняя партнерш, он содомировал четверых моих лесбиянок, а остальные участники, включая Дель-кура, образовали новые живописные группы для услаждения его взора. Шипы барабана добрались до нервов, и жертва, захлебнувшись криком, лишилась чувств; как раз в этот момент Сен-Фон, утомленный всеми ужасами и жестокостями, сбросил, наконец, свое семя в роскошную задницу Пальмиры; испытывая оргазм, он лобзал зад Делькура, одной рукой стискивал ягодицы Монтальм, другой – мои и наблюдал, как один из лакеев содомирует Блезину на полу возле смертоносного колеса; кроме того, его хлестала розгами Делия и одновременно сосала ему язык, чтобы ускорить извержение.