Жюстина, или Несчастья добродетели. Преступления любви, или Безумства страстей
Шрифт:
Ничто не могло заставить юного Брессака поступить на какую-нибудь службу: он решительно отметал все, что могло бы хоть в какой-то степени ограничить его распутные прихоти.
Три месяца в году госпожа де Брессак проживала в замке, в котором должна была теперь служить Жюстина. Остальное время она проживала в Париже. Но эти три месяца сын должен был неотлучно находиться рядом с нею. Какое мучение для человека, ненавидящего свою мать! Любой день, проведенный им вне Парижа – центра всех мыслимых наслаждений, казался юному Брессаку потерянным.
Брессак приказал Жюстине рассказать своей матери все, что Жюстина уже рассказала ему. Как только она закончила рассказ, почтенная дама обратилась к ней с такими словами:
Бросившись в ноги нежданной благодетельнице, Жюстина принялась уверять ее, что у той не будет ни малейшего повода для неудовольствия. Все было решено тут же: служба Жюс-тины началась.
По прошествии нескольких дней справки, наведенные госпожой де Брессак, подтвердили справедливость рассказов Жюстины; она была осыпана похвалами за ее правдивость, и все горькие мысли тут же улетучились из ее сознания, уступив место самым радужным надеждам. Но, видно, так уж было начертано на небесах, что этому юному существу не суждена была благополучная жизнь, и за минутами безмятежного покоя неизбежно должны были следовать тяжелейшие потрясения.
Приехав в Париж, госпожа де Брессак поспешила потрудиться для своей камеристки: лживость обвинений Дельмонс была подтверждена, но это ничуть той не повредило. Выехав незадолго до этого в Америку для принятия выпавшего ей богатого наследства, она по воле небес осталась безнаказанной. Впрочем, так чаще всего и случается: преступник, уходя от возмездия, вполне может вкушать плоды своего преступления.
Что же касается пожара в тюрьме, то было установлено, что, хотя Жюстина и воспользовалась этим происшествием, в поджоге она никоим образом замешана не была, и судебное дело против нее было прекращено.
Тот, кто уже сумел достаточно узнать душу нашей героини, легко представит себе, как выросла ее привязанность к госпоже де Брессак Юная, чувствительная, доверчивая Жюстина радостно раскрыла свое сердце для чувства благодарности. Свято веря в тесные узы, связывающие того, кто творит благодеяние, с тем, кому оно оказывается, бедняжка впала всей своей непорочной душой в почти детское обожание благодетельницы. Но в намерения молодого человека никак не входило такое подчинение Жюстины его матери, которую он, как мы уже говорили, терпеть не мог. И теперь, мы полагаем, наступила пора более детально изобразить этот новый персонаж.
Брессак соединял в себе с обаянием молодости самую соблазнительную внешность. Если в его фигуре и в манере держаться и было что-то неприятное, так это некоторая расслабленность и та изнеженность, свойственная, как правило, женщинам. Ссудив его внешними чертами, присущими слабому полу, природа позаботилась и о том, чтобы привить ему и соответствующие вкусы. Но какая, однако, варварская душа скрывалась под этим женственным обликом! В ней можно было встретить все пороки, свойственные самым отъявленным злодеям: злобность, мстительность, жестокость, безверие, распутство, полное пренебрежение всеми человеческими обязанностями. Существом самым ненавистным на свете была для этого страшного человека его собственная
– Не думайте, пожалуйста, – однажды сказал Брессак Жюс-тине, – что моя мать по своей воле занималась так ревностно вашими делами. Поверьте, что, если бы я ей не надоедал поминутно, она едва бы вспомнила о том, что вам наобещала. Вы благодарите ее за каждый шаг, а ведь это все – только моя работа. Да, Жюстина, это я должен получать от вас ту признательность, которую вы высказываете моей матери.
Конечно, я для вас малоинтересен. Вы, юная, красивая женщина, знаете, что мне не нужны ваши прелести. Нет, мое дитя, нет, дело в другом: испытывая глубокое отвращение ко всему, что делает женщину женщиной, я жду от вас услуг совсем иного рода, и когда вы убедитесь во всем том, что я сделал ради вашего успокоения, я надеюсь найти в вашей душе тот отклик, на который я вправе рассчитывать. Подобные, повторяющиеся нередко, разговоры были Жюстине не совсем ясны, и она толком не знала, что отвечать. Но все же отвечала, и, может быть, с излишней легкостью. Стоит ли в этом признаваться? Увы, скрывать ошибки Жюстины – значит обманывать доверие читателя и забывать об интересе, который до сих пор вызывали в нем именно эти ее ошибки и неудачи.
Как бы недостойно ни вел себя с нею Брессак в первый день их знакомства, она оказалась не в силах противиться захватившему ее нежному чувству к молодому человеку. Росту этого чувства способствовала и благодарность, испытываемая Жюстиной к нему, и возможность ежедневно любоваться дорогим существом. Словом, Жюстина полюбила этого отъявленного злодея с тем же пылом, с каким она поклонялась своему Богу, своей религии – добродетели. Сотни раз размышляла она о жестокосердии этого человека, о его отвращении к женщинам, о его развращенности, об их столь разительно отличавшихся взглядах на мораль – и все напрасно: ничто не могло погасить разгорающееся пламя. Потребуй Брессак у Жюстины ее жизнь, она отдала бы ее, сожалея лишь о том, что не располагает ничем большим, что можно было бы отдать единственной радости своего сердца. Такова любовь! Вот почему греки изображали ее с повязкой на глазах.
Но о своей страсти Жюстина молчала, а неблагодарный Брессак был далек от того, чтобы задумываться, почему при встрече с ним глаза Жюстины наполнялись слезами. А, право, нетрудно было догадаться об этом по той стремительности, с какой она бросалась выполнять его желания. Правда, эту стремительность можно было объяснить себе и желанием скрыть, насколько позволяло Жюстине ее воспитание, грехи Брессака от неусыпного взора его матери. Но как бы то ни было, своим поведением, столь естественным для обольщенного сердца, Жюстина заслужила полное доверие Брессака, а все, что исходило от ее дорогого возлюбленного, приобретало в глазах Жюстины такую цену, что, воображая себя порою добившейся его любви, она была готова простить ему и его разврат, и его озлобленность, и даже самое страшное – все его замыслы против матери.
Невероятно, но Брессак осмелился однажды сделать Жюстине такое предложение: «Среди тех людей, Жюстина, – сказал он, – которых я совращаю, некоторые соглашаются на это только из любезности. К тому же им, чтобы прийти в то состояние, какое мне требуется, необходимо увидеть обнаженную молодую женщину. Конечно, это для меня несколько оскорбительно, я бы хотел сам приводить их в такое состояние, но что делать? И раз уж это необходимо, я бы предпочел тебя всем другим женщинам. Я уверен в тебе. Ты уединишься с ними в моем кабинете и приведешь их ко мне только тогда, когда они будут вполне готовы».