Жюстина
Шрифт:
– Я понял, о чем идет речь, монсеньер, – ответил духовник, – но приготовления отнимут много времени.
– Хорошо, тогда мы успеем поужинать, не правда ли, Дюбуа?
– Я всегда к вашим услугам, монсеньер, ваши желания – это мои желания, но я знаю Жюстину и боюсь, как бы эта задержка…
– Ручаюсь, что никуда она не денется, ведь в конце концов мы не будем спускать с неё глаз. Пока аббат настраивал новое орудие пытки, остальные перешли в обеденный зал, где разыгрались новые чудовищные сцены разврата, пьянства и обжорства. Но стоило ли жаловаться на них Жюстине, если они спасли ей жизнь? Перебрав вина и объевшись, епископ и Дюбуа свалились мертвецки пьяными под стол. Как только это случилось, наша героиня накинула на себя одежду Дюбуа, которую та сняла, чтобы продемонстрировать хозяину все свое бесстыдство, схватила свечу и поспешила к лестнице. В доме не было лакеев, и ничто не воспрепятствовало её бегству… Она оказалась на свободе. Она выбрала первую попавшуюся ей на глаза дорогу, которая, к счастью, вела в Гренобль. В гостинице ещё спали, Жюстина бесшумно проникла
– Ах, сударь!
И сотрясаемая рыданиями Жюстина рассказала обо всем, что с ней произошло.
– Надо скорее арестовать Дюбуа, – добавила она, – это чудовище находится в двух лье отсюда, я покажу дорогу. Подлая женщина! Помимо всех своих преступлений она ещё забрала мои вещи и пять луидоров, которые вы мне дали.
– О Жюстина! Видит Бог, вы самая несчастливая девушка на свете, но среди моря бед, которые вас преследуют, вас охраняет небесная рука, пусть же это будет для вас лишней причиной оставаться всегда добродетельной, а добрые дела никогда не остаются без вознаграждения. Однако Дюбуа мы преследовать не станем: я уже объяснил вам вчера, почему не стоит делать этого, а я возмещу урон, который она вам нанесла.
Через час портниха принесла Жюстине два комплекта верхней одежды, а белошвейка – рубашки.
– Пора в путь, – сказал тогда Вальбуа, – мадам Бертран предупреждена, она ждет вас.
– О добрейший человек! – прослезилась Жюстина, падая в ноги Вальбуа. – Пусть небо когда-нибудь воздаст вам за все, что вы для меня сделали! Я не перестану молиться за вас.
– Ступайте, милая девушка, – ответил этот честнейший из смертных, обнимая нашу несчастливицу, – счастье, которого вы мне желаете, у меня уже есть, потому что я вижу его в ваших глазах.
Вот так Жюстина покинула Гренобль, и если она и не нашла там всего того, на что надеялась, по крайней мере ни в одном другом городе она не встречала столько порядочных людей, которые её пожалели и пришли ей на помощь.
Глава двадцать первая
Приключения в Вильфранш. – Тюрьма. – Что получила Жюстина от друзей, за которыми она послала. – Как отнеслись к ней судьи. – Освобождение. – Поездка в Париж. – Последняя встреча
Жюстина и её спутница путешествовали в небольшой коляске, запряженной одной лошадью, которой правили по очереди. В коляске лежали товары мадам Бертран, с ними была крохотная девочка пятнадцати месяцев от роду, которую мать кормила грудью и которую наша чересчур чувствительная Жюстина, к своему несчастью, полюбила так нежно, как будто сама произвела её на свет. Эта Бертран была весьма противная особа: подозрительная, болтливая, любительница посплетничать, занудная и ограниченная – пожалуй, этими словами можно нарисовать весь её портрет. Каждый вечер они неукоснительно перетаскивали все вещи в гостиницу и спали вместе с ними в одной комнате. До самого Лиона все шло хорошо, но в этом городе, где они остановились на три дня по делам мадам Бертран, у Жюстины произошла встреча, которой она никак не ожидала. Однажды пополудни она прогуливалась по набережной Роны вместе с одной из служанок гостиницы и вдруг увидела достопочтенного отца Антонина из монастыря Сент-Мари де Буа, теперешнего настоятеля заведения, принадлежавшего его ордену и находившегося в Лионе. Монах сразу подошел к ней и, вполголоса попеняв ей за бегство, намекнул, что она подвергается большому риску вновь оказаться в родной обители, если он сообщит о ней начальству в Бургундии, к этому он добавил, что никому ничего не скажет, если она сию же минуту согласится посетить его жилище вместе с девушкой, которая её сопровождает – слишком свеженькой и смазливой, подчеркнул он, чтобы внушить ему кое-какие желания. Затем сказал, обращаясь к спутнице Жюстины и поглаживая её по спине:
– Мы вам обеим хорошо заплатим; нас в доме десять человек, от каждого вы получите по луидору, если будете любезны с нами.
Как нетрудно предугадать, Жюстина густо покраснела от такого предложения. Она попыталась было уверить монаха, что он принимает её за кого-то другого, но это оказалось бесполезно, и она начала делать ему предостерегающие знаки, что также не помогло утихомирить этого нахала – напротив, ещё сильнее распалило его. В конце концов монах сдался и ограничился тем, что попросил у девушек адрес. Чтобы от него отделаться, Жюстина назвала первый, пришедший ей в голову; он записал его и удалился, сказав, что скоро наведается к ним. Возвращаясь в гостиницу, Жюстина постаралась как можно вразумительнее и пристойнее рассказать предысторию этой злосчастной встречи своей спутнице. Но то ли она не совсем убедила её, то ли служанка обиделась за добродетельный порыв Жюстины, который лишил её обещанного заработка, – короче, она проболталась. Жюстина не замедлила понять это по поведению Бертран во время ужасного события, которое произошло в ту же ночь. Между тем монах не объявился, и они поехали дальше. Покинув Лион, в тот день наши путешественницы могли заночевать только в городке Вильфранш, куда они прибыли в десять вечера и сразу легли отдыхать перед завтрашней долгой дорогой. Не прошло и двух часов, как неожиданно их разбудил удушающий запах дыма. Поняв, что в гостинице пожар, они поспешно вскочили. И о праведное небо! Пламя уже подступило вплотную к их двери. Они, полуодетые, выбежали в коридор и увидели, что стены начали рушиться, услышали треск и грохот падавших досок
– Негодная тварь! – зарычала мегера, прижав к её виску ствол пистолета. – Ах ты, шлюха! Теперь ты у меня в руках и на этот раз не уйдешь!
– О мадам, это вы? – изумилась Жюстина.
– Все, что произошло, – моя работа, – ответила Дюбуа, – благодаря пожару я спасла тебе жизнь, и от огня ты и погибнешь. Я бы тебя нашла даже в аду, если бы потребовалось. Монсеньер взбесился, когда узнал, что ты сбежала, он грозил мне страшными карами, если я не приведу тебя обратно. Я опоздала в Лион на два часа и упустила тебя. Вчера я приехала в Вильфранш на час позже тебя, потом подожгла этот постоялый двор при помощи сообщников, которые у меня есть везде. Я решила или поджарить тебя или схватить, и вот ты со мной, и я везу тебя в тот дом, в котором из-за твоего бегства поселилось волнение; итак, девочка, там поступят с тобой самым жестоким образом. Монсеньер поклялся, что придумает для тебя невероятные пытки, и мы не выйдем из кареты, пока не приедем на место. Ну, так что теперь ты думаешь о добродетели? Не лучше ли было дать сгореть всем детям на свете, чем обречь себя на такие муки, тем более что ты даже одного ребенка не смогла спасти?
– О мадам, если бы понадобилось, я бы сделала то же самое ещё раз… Вы спрашиваете, что я думаю о добродетели… Так вот, я считаю, что она часто становится добычей порока, она бывает счастлива, когда торжествует, но только за неё Бог вознаграждает на небесах, пусть даже на земле злодейства людей иногда оскверняют её.
– Тебе недолго осталось ждать, Жюстина, чтобы узнать, правда ли, что Бог наказывает или вознаграждает наши поступки… Ах, если бы только в том вечном небытии, куда ты скоро отправишься, тебе было дано думать, как бы ты жалела о всех бесполезных жертвах, которые ты принесла из-за своего упрямства на алтарь призраков, потому что они всегда платили тебе самой черной неблагодарностью! Впрочем, ещё не поздно, Жюстина, если ты согласишься стать моей сообщницей. Еще раз, Жюстина: готова ли ты сделаться моей сообщницей? У меня есть отличный план, и мы осуществим его вместе; я спасу тебе жизнь, если ты мне поможешь. Наш прелат уединился в святилище распутства, и ты знаешь сама, чем он там занимается, когда предается удовольствиям; с ним живет только один лакей и ещё духовник. Человек, который правит лошадьми, я и ты, Жюстина – нас трое против одного. Когда распутный архиепископ будет млеть в экстазе, я завладею машиной, посредством которой он отнимает жизнь у своих жертв, ты его привяжешь, и мы убьем его; в это время мой человек расправится с обоими наперсниками. В доме есть деньги, Жюстина: больше миллиона, я это знаю; игра стоит свеч… Выбирай, дорогая: или смерть или ты служишь мне. Если ты меня выдашь, если сообщишь о моем плане, я сама обвиню тебя – не сомневайся, он поверит мне больше, чем тебе. Подумай хорошенько, прежде чем дать ответ, вспомни, что этот человек – злодей, значит, убив злодея, мы исполним волю закона, который давно приговорил его. Не проходит и дня, дитя моё, чтобы этот негодяй не убивал девушку, так разве мы оскорбим добродетель, если покараем порок? Неужели моё разумное предложение так и не сокрушит твои первобытные принципы?
– Вот в этом не сомневайтесь, мадам, – с достоинством ответила Жюстина.
– Ведь не с целью исправления порока вы замышляете это дело – для вас это повод совершить очередное злодеяние, следовательно, в том, что вы делаете, ещё больше зла и ни капельки справедливости. Более того, даже если бы вы вознамерились отомстить этому человеку за все его злодейства, все равно в этом не было бы ничего праведного, потому что это не ваше дело: для наказания виновных существуют законы, пусть действуют они, не в наши слабые руки вложил Всевышний меч правосудия, и когда мы берем его, тем самым совершаем грех.
– Нет ничего чудовищнее, чем твое заблуждение, Жюстина. Когда законы слепы, бессильны или несовершенны, человеку позволено самому вершить суд. Законы придуманы людьми, и люди вправе исправлять их. Мы ведем речь о деспоте, тиране… Вспомни ужасные максимы, которыми он в прошлый раз хвастался перед нами, злодей уничтожил бы весь мир, если бы имел возможность, согласись, девочка моя, что уничтожать тиранов – это обязанность добродетельного человека: на земле не осталось бы ни одного, будь на то моя воля. Разве достойно жить это гнусное отродье? Но ещё больше я ненавижу, если только это возможно, их куртизанов, их лизоблюдов – всех этих мерзавцев, которые жиреют милостями своего господина. Бедный люд трудится только для того, чтобы кормить эту свору; его кровью и слезами, его потом создана вызывающая роскошь, в которой купаются эти кровопийцы. И от нас требуют уважения к мерзким идолам, виновным в столь жестоких злоупотреблениях! Ну уж нет, я хочу предать всеобщему позору, всеобщему презрению этих негодяев, воображающих себя властителями мира, которые видят в своем опьяняющем могуществе лишь средство для злодейств и преступлений.