Зиэль
Шрифт:
Много поучительного, забавного и странного из дворцовой жизни мог бы рассказать Когори Тумару своим друзьям, без боязни выдать государственные тайны в ненадежные руки, ибо знал, с кем имеет дело, я даже видел по его жирному лицу, как желание поболтать еще о чем-нибудь этаком — несколько мгновений боролось в нем с привычкой к сдержанности… Привычка победила.
Костер, за которым скромно пировали рыцари, был расположен локтях в пятидесяти от «верховного» шатра, обиталища главнокомандующего походным войском рыцаря Когори Тумару, а сам шатер — в пятистах локтях от навесного моста через пропасть, на восточной его стороне. Вплотную подле главного шатра стоял другой, поменьше, принадлежавший главному походному колдуну Татеми Умо, которого Когори Тумару невзлюбил прочно и с первого взгляда. Навязал его для похода лично император и сие не подлежало обсуждению, несмотря на то, что старый император уже мертв, а новый ничем не подтвердил полномочия назначенного колдуна.
— Толку от него ни малейшего не предвидится, — высказался однажды Когори. Его единственный
Татеми Умо воителем не был, в рыцарских посиделках и советах участия не принимал, большую часть времени сидел безвылазно в своем шатре, вновь и вновь перебирая поштучно свое немалое жреческое имущество: обереги, заклятья, порошочки, жидкости, предметы с волшебными свойствами… Если бы кто-нибудь из рыцарей захотел и смог заглянуть внутрь всегда бесстрастной оболочки старого колдуна, он бы с изумлением обнаружил все то же извечное, человеческое: сомнение в собственных силах, томление и трепет перед неизвестностью, ужас и тоску одиночества… Впрочем и воины для мага значили не многим больше, нежели выводок крыс и горстка мусора. Просто приходилось действовать совместно, выполняя повеление высших сил — о чем тут спорить?
Трое высших рыцарей, по предложению их предводителя, Когори Тумару, отправились в очередной, ставший уже привычным, обход по рубежам стоянки, за ними в свиту немедленно пристроились с полдюжины молодых и самых ловких дворян, во главе с Керси Талои, а я, тем временем, перелетел разумом своим к северной границе, туда, где ожидалось наступление своей части Морева. Кем ожидалось? Да мною одним и ожидалось, ибо в тамошних пустошах некому и некогда было чуять пришествие конца времен. На севере догорало роскошное лето, вот только-только начала его сменять яркоцветная, чуть более прохладная осень… Все в мире относительно: здесь, на изнеженном севере даже зима иной раз бывает мягче, нежели обычное лето в южных пределах империи.
Я обозрел просторы и даже рассмеялся от увиденного: оказывается, не только человеки способны создавать смешное бытованием своим… Эй, куда путь держите, милые охи-охи?
Северная оконечность Плоских Пригорий. От веку такой там кошмар обитает, я бы даже сказал: клубок древних кошмаров и ужасов, что более юному кошмарику, сиречь людям, просто не прижиться на постоянной основе! Демоны, звери, оборотни, мелкие стихии, цуцыри, тургуны, драконы, всякая растительная дрянь, ядовитая и хищная — а ведь они тоже Империя! Все что смогли сделать там люди — это выстроить дороги сквозь Пригорья, и раз в десять лет их чинить, в дневное время, под жестким прикрытием мощных имперских войск. Остальное время там царствует более древняя нечисть, демоническая и звериная. Нечисти привольно и почти всегда сытно, ибо природа благодатного юга обильна, зелень растет круглый год, люди в тех краях дичь почти не истребляют и землю не пашут, луга и леса не губят. Травоядное зверье, молочное и ящерное, плодится в огромных количествах — только знай пожирай, его и тех, кто на него охотится. И вот, в самом нутре Империи, на Плоских Пригорьях, цветет себе, процветает, жуткое царство хищных нечистей всех возможных разновидностей, а в самом подбрюшье этого царства расположился некий удел, постоянно тревожащий и задирающий кошмарных соседей: буйное княжество сильных, умных и предприимчивых четвероногих животных охи-охи! Ростом с очень рослых горулей, но гораздо длиннее и зубастее, не говоря уже о когтях. Охи-охи волшебные звери, у каждой взрослой особи две головы: одна большая, в которую они жрут, и маленькая, сторожевая, что растет на кончике длинного хвоста. Охи-охи уступают силой и тургунам, и цуцырям, и медведям, и драконам, однако превосходят их свирепостью, стайной сплоченностью, умом и невероятным упорством в драках, в свою очередь уступая во всем этом только людям. Вышеупомянутые звери и демоны, властители «пригорного» царства, с опаской относятся к зверям охи-охи, все остальные — откровенно боятся, включая и людей. Охи-охи так расплодились за последние десятилетия, что вырытые ими пещеры на южных склонах Пригорий стали похожи на подземный город. Сотни, тысячи, десятки тысяч… да кто их считал? — воинов-добытчиков, сварливых мамаш и веселых детенышей охи-охи… И всем им хочется жрать, а в пищу для них годится даже цуцырь, даже сахира, если уж совсем голодом припрет! Но несмотря на непритязательную всеядность, охи-охи своей плодовитостью сумели-таки нарушить пищевое равновесие в природе: их стало больше, чем необходимо для сытого бытия. Не раз и не два главное стойбище охи-охи исторгало из себя крупные стаи раскольников-изгоев, решивших искать себе места для собственных стойбищ где-нибудь подальше, в иных пределах, и до поры это помогало. Но сейчас, как я видел, дело дошло до края: вожди охи-охи своим звериным умом решились на нашествие в южные земли, населенные человечеством… Изредка и раньше такое случалось в империи и каждый раз становилось для нее нешуточной бедой, память о которой жила потом столетия… И в то же время, надо же такому случиться, две раскольничьи шайки охи-охи, примерно по пять тысяч морд в каждой, с разных сторон и одновременно, мчались на полном ходу к главному стойбищу: грызть противников и отвоевывать древние вотчины… Видимо, новые места им не понравились. Звери-то они звери, а ума — как у людей, то есть, совсем немного… Вот потому-то я и рассмеялся, что глубинное сходство уловил: самый близкий враг для тех и других — это себе подобный. Чуть
Я даже испытал искушение: побыть здесь и дождаться, пока одни полчища вторгнутся в другие и грянет вселенская битва охи-охи!.. Нет, нет и нет. Сначала вернусь на западный рубеж, потом скоренько прыгну вдоль южной дороги и найду там моего воспитанника, Докари Та-Микол, да поболтаю с ним «наяву», а не "во сне", а вот потом уже…
День на западе вошел в полную силу и исподволь приготовился угасать: южный ветерок с каждым порывом набирал силу и холод, пар от человеческого дыхания стал гуще, надвинулись из-за холмов облака, зыбкие, пустые, более похожие на туманы, нежели на тучи, беременные снегом, либо дождем… Главная рыцарская троица возвращалась с пешего обхода установленных рубежей, причем, на этот раз, по прямому приказу Когори Тумару, почти с самого начала обхода их сопровождал войсковой колдун Татеми Умо.
Вот ничего такого грозящего не слышно и не видно за тысячи шагов вокруг: те же всхолмления, те же ветры, те же искореженные камнями равнины по обе стороны моста и расщелин… Но мрачен и задумчив был рыцарь Санги Бо, угрюм и молчалив маркиз Короны Хоггроги Солнышко, обеспокоен и словно бы растерян верховный маг Татеми Умо…
Или это я чересчур глубоко погрузился в собственные ожидания и заботы, настолько, что обычная служебная сосредоточенность воинов и магов представлялась моему разуму неким предчувствием, продолжением моих предчувствий?
Между тем, Когори Тумару, в отличие от спутников своих, не имел права долго молчать, ибо огромный войсковой муравейник, для того, чтобы ему жить и действовать установленным порядком, нуждается в постоянной опеке, в приказах и распоряжениях…
— … даже утроить, а не удвоить! Ничего, пусть глядят на камни, на тени, на ветки — все лучше, чем потом кормить собою червей да мизгачей. Выполнять!.. Может, это перед ураганом такое затишье, а, судари? Или перед землетрясением каким? Санги, помнишь тогда?… Ну, когда мы в землетрясение попали?
— Помню, но тогда предупредительные знаки нам были от Уманы: щуры и нафы загодя прочь побежали… Ныне я даже нафов не чую. А я их очень не люблю и всегда ощущаю верхним чутьем, за долгий локоть в любую сторону… Может, это мы друг на друга так влияем, а как войдем в шатер, да как отварчику горяченького навернем — и все пройдет. Одно плохо, запас моих трав…
Маркиз Хоггроги прямо посреди шага развернулся, стремительно — аж воздух взвыл от его разворота, взвыл и тут же коротко взвизгнул — это маркиз выхватил из-за плеча свой знаменитый меч… Юный воин первым понял случившееся и гаркнул во всю мочь своих легких:
— В мечи!!!
Рыцарь Когори Тумару, несмотря на великую тучность свою и зрелый возраст, оказался невероятно проворен: одноручный меч и секира словно сами впрыгнули в толстые руки, он двумя прыжками вскочил на плоский валун, нарочно предназначенный, чтобы лучше видеть окрестность и короткими лающими приказами в сторону свиты и караула привел в движение всю боевую мощь войска. Только два человека действовали еще быстрее него: маркиз Короны и Санги Бо, они уже приняли на себя положенные им боевые права и, в меру полномочий, помогали своему командующему. Горбатая равнина за пределами войскового рубежа покрылась волнами мутного огня, это полыхала заранее разлитая в положенных местах горячая смола, предназначенная, скорее, для ночного боя, но тут уж некуда беречь, впрок не пригодится…
Вообще-то говоря, все это выглядело довольно странно, ибо никакого такого вражеского войска в округе, я, пролетая над местными валунами да утесами не видел и не ощу…
НАЧАЛОСЬ!
Схватка вспыхнула вдруг, безо всякой разминки с обеих сторон: только что имперские дозоры вглядывались в остатки ночи на окоеме — уже рубятся в ближнем бою. Я, само собой, вмешиваться не стал, но поближе подлетел, чтобы рассмотреть…
Жуть — она разная бывает. То, что я увидел взором своим, удивило даже меня: вся западная равнина была покрыта… этим… вражеским войском Морева… так, что ли? Странное это было войско: не люди, не боги, не демоны, не звери, не растения — черно-багровые сгустки силы… Человеческими словами описать это трудно, самое приблизительное сравнение — это как бы комки смертоносной маны, насквозь прокаленные и пропитанные солнцем. Мне наблюдать сие — в великое любопытство, а что люди бы делали, узрев это все так, как оно есть — даже не знаю… Но они видели иное, все одинаково, от могущественного жреца Татеми Умо, до случайного старца-кашевара, за мгновение до гибели оказавшегося здесь, на передовой. Впрочем, как я полагаю, им и этого увиденного хватило, чтобы напоследок испытать настоящий ужас. На имперские полки напало неведомое войско: сплошь пешие ратники, вооруженные лишь мечами и секирами, все в черных доспехах, мутно-серые лица их мертвы и безглазы. Никакой ярости, никаких криков, лишь звон мечей и кольчуг… Я нарочно присмотрелся и вслушался: имперский ратник бьет секирою по тому месту сгустка, где ему чудится шлем — получается вполне правдоподобный звук… Вот только черный безглазый ратник оседает мертвым кулем на землю гораздо реже, чем подлинный человек от удара безглазого… Да, совершенно точно: вся кровь, все куски мяса и костей на поле битвы принадлежат плотским людям, а не этим… багрово-черным… Те — так и оседают сгустками, только бесформенными и неподвижными.