Зима была холодной
Шрифт:
— Я не стану настаивать, мистер МакРайан, — сухо ответил Лоуренс, — но уверен, что мы ещё вернёмся к этому разговору.
— Не тратьте понапрасну время, капрал. — Киллиан холодно сверкнул глазами. — Моё «нет» всегда означает «нет» и ничего другого.
— Благодарю за честность, сержант, — коротко кивнул Лоуренс, поднимаясь и забирая со стола кепи. — Не скажу, что доволен нашим разговором, но определённо рад знакомству.
Проследив взглядом за капралом, который присоединился к своим людям за соседним столом, Киллиан одним махом опрокинул в себя остатки виски и вышел из салуна, щурясь на оказавшееся чересчур ярким
Нахлобучив шляпу, Киллиан вытащил изо рта потухшую сигару, повертел в руках и с сожалением отправил в стоявшую на выходе плевательницу. Стоило заглянуть к Дженкинсу, пополнить запасы перед отъездом.
— Мистер МакРайан! Киллиан! Добрый день!
Из-за забора, отделявшего двор кузницы от дороги, ему махала Мередит. Киллиан кивнул, собираясь пройти дальше, когда услышал звонкий переливчатый смех. «Да чтоб тебя!» — раздражённо вспыхнуло в голове. Он подошёл к забору, облокачиваясь на него. Мередит тут же повернулась, принимаясь оживлённо рассказывать, как долго Фрэнк помогал им выбирать лошадь, а потом и повозку. И вот теперь учит Алексис ей управлять.
— Алексис говорила, что умеет управлять двуколкой, но эта повозка — сущее наказание! — заключила Мередит, приложив руку козырьком и глядя вперёд. Судя по тому, как повозка кренилась на поворотах, Киллиан готов был с ней согласиться: казалось, она вот-вот потеряет колесо.
— Надо сказать Коулу, чтобы скинул пару долларов и заодно посмотрел ось. — Фрэнк открыто любовался Алексис: её горящими от азарта зелёными глазами, тем, как она в волнении прикусывает нижнюю губу, входя в поворот. Повозку тряхнуло, Алексис подпрыгнула, и Фрэнк легко поймал её, придержав за талию. Натянув поводья, она остановила повозку и, не переставая улыбаться, решительно убрала чужую руку.
— Спасибо за помощь, мистер Салливан. — Алексис расправила юбку на коленях и посмотрела на Фрэнка.
— Фрэнк, миссис Коули, — растянулся в улыбке Фрэнк. — В последний раз по фамилии меня называла мамаша. Надеюсь, её котёл в аду как следует прогревают, — добавил он вполголоса.
— Фрэнк, — согласно кивнула Алексис. Опустившись на землю, погладила пегую лошадь, которая теперь перешла в её собственность. Как давно она не ездила верхом!
— Вот видите, теперь у вас есть лошадь, — раздался знакомый голос, и Алексис обернулась. Младший МакРайан стоял у изгороди рядом с Мередит, причём, видимо, довольно давно. Вместо сигары во рту он держал тонкую соломинку, и её кончик непрерывно плясал в воздухе.
— Я подумала, раз вы решили заготовить сена, то ему не стоит пропадать зазря.
Настроение было слишком хорошим, чтобы портить его общением с Киллианом. Поэтому Алексис, не переставая улыбаться, прошла мимо, беря под руку Мередит.
Мягкие сумерки погружали лес в тишину, смазывая чёткие силуэты деревьев. В амбаре тихо фыркала лошадь, припасы, купленные у Дженкинса, уже были разложены, а Алексис сидела на крыльце, закутавшись в шаль, и неспешно пила кофе. Жизнь постепенно налаживалась, и сегодня, вернувшись из города, она чувствовала, что возвращается домой. Или почти домой, — конечно, назвать это место своим домом было бы слишком поспешно.
Почти все сбережения ушли на лошадь и повозку, обошедшиеся почти в пятьдесят долларов, и теперь стоило решить, отдать ли часть оставшихся денег, чтобы погасить долг у Дженкинса, или же дождаться первого чека от комитета*, а пока приберечь их? Где-то в горах залаял койот, коротко подвывая. Алексис откинулась к стене, прислонившись к тёплым, прогретым за день доскам, от которых слабо пахло сосной и пылью. Подняв глаза к небу, она наблюдала, как зажигаются звёзды: сначала по одной, неспешно. А потом их уже невозможно было отследить — так быстро возникали светящиеся точки на фиолетовом, почти чёрном небе. Во всём этом сверкающем великолепии тёмная громада горы казалась таинственной и жутковатой. Где-то там, на её склонах, жили индейцы. Алексис не пичкали с детства страшными сказками про жутких краснокожих. Напротив, отец любил повторять, что уж если краснокожие дети знают два языка, то Алексис и думать не должна о том, чтобы лениться за французским!
Но впервые увидеть их удалось только во время войны. Когда армия Конфедерации проходила через Вирджинию, в её числе был и батальон индейцев — разведчиков и снайперов.
Сначала полная надежд и задора от победы при Булл-Ран, после битвы при Чаттануге разбитая и окровавленная, армия вернулась сотнями повозок с раненными. Там погиб её Джон… Тогда, в госпитале, забитом под завязку, она искала его, заглядывая в измученные, искривлённые от боли лица, и не находила. Десятки лиц, одинаковых в своём страдании. Именно тогда Алексис и увидела индейцев.
Не хотелось об этом вспоминать. Хотелось забыть, как страшный сон, и больше никогда не задыхаться от запаха смерти, забивающего ноздри и пропитавшего одежду. Не чувствовать, как горит кожа, стягиваясь под коркой чужой крови, на лице и руках. Не смотреть на отрезанные конечности и не помогать резать их самой. Заново родиться…
Алексис тяжело вздохнула и открыла глаза. Тишина. Здесь было по-прежнему тихо и спокойно, только звёзды безмолвно смотрели с вышины. Ветер шумел в листве, принося аромат ночных цветов и хвои. Потянувшись, она поднялась и, бросив последний взгляд на гору, вошла в дом.
Утро воскресенья, яркое и солнечное, застало Алексис в раздумьях. Застыв над раскрытым сундуком, она разглядывала скудный гардероб, решая, что лучше надеть в церковь. Два повседневных платья, две юбки, три блузки. Зимняя одежда в другом сундуке. И роскошь, настолько непозволительная и чуждая здесь — три бальных платья из прошлого. Занимающие почти весь сундук. Перевезённые через весь континент. Шёлк, парча, тафта и вышивка. Нижние юбки и глубокое декольте. И запах. Непередаваемый запах Юга. Зачем она везла их с собой — Алексис и сама бы не смогла ответить. Зато точно знала — она никогда больше не наденет эти наряды. Куда?
— Алексис!
Каннинги уже приехали, когда Алексис, воткнув последнюю шпильку в тугую косу, уложенную в корону на голове, поправила косынку на плечах и, подхватив соломенную шляпу с широкими полями, вышла из дома. Мередит пересела к ней с младшими, а Джон покатил впереди с остальным семейством.
— Я взяла яблочный пирог, кофе и сендвичи. — Мередит кивнула на объёмную корзину, прикрытую клетчатым платком.
— У меня только кофе и конфеты детям, — смущённо проговорила Алексис.