Зима мира
Шрифт:
– Почти готово, – сказала она, словно жалея, что придется заканчивать так быстро.
Потом она опустилась на колено, словно признаваясь в любви. Она начала осушать влажные участки на брюках легкими прикосновениями бабочки. Вытирая бедро, она напустила на себя вид пленительной невинности и подняла на него взгляд. Он завороженно смотрел на нее, раскрыв рот и тяжело дыша.
Вуди нетерпеливо осматривал яхту «Спринтер», чтобы убедиться, что ребята привели ее в полный порядок. Это был сорокавосьмифутовый гоночный кеч, длинный и узкий, как нож. Ее позволял брать «Корабельному
Его брат Чак, на год младше – ему было четырнадцать, – был уже на пирсе, перешучиваясь с парой цветных ребятишек. Чак обладал раскованной манерой общения, что позволяло ему легко со всеми ладить. Вуди, собираясь, как отец, заниматься политикой, завидовал его непринужденному обаянию.
На мальчишках были одни лишь шорты и сандалии, и вся троица представляла собой воплощение юношеской силы и жизнерадостности. Если бы у Вуди был с собой фотоаппарат, он бы с удовольствием их заснял. Он был хорошим фотографом и устроил дома лабораторию, чтобы проявлять и печатать свои фотографии.
С удовлетворением убедившись, что они оставляют «Спринтера» в таком же виде, в каком брали утром, Вуди спрыгнул на пирс. Компания подростков, человек двенадцать, вместе вышла со стоянки яхт – обветренные и загорелые, с приятно ноющими после работы мышцами, они со смехом вспоминали сегодняшние промахи, оплошности и шутки.
Когда они были на воде, работали вместе, чтобы удержать яхту на курсе – расстояние, отделяющее двух богатых братьев от ребятни бедняков, исчезало, но сейчас, на парковке буффальского яхт-клуба, оно появилось вновь. Там стояли бок о бок две машины: «Крайслер Эйрфлоу» сенатора Дьюара, с шофером в форме, ожидающим Вуди и Чака, – и пикап «Шевроле Родстер» с двумя деревянными скамейками в грузовой части для остальных. Вуди почувствовал себя неловко, прощаясь с ребятами, когда шофер распахнул перед ним дверцу. Но они, похоже, не обратили внимания, поблагодарили его и сказали: «До следующей субботы!»
Когда они ехали по Делавэр-авеню, Вуди сказал:
– Здорово было! Хотя не знаю, много ли толку от того, что мы делаем…
– Почему? – удивился Чак.
– Ну мы же не поможем их родителям найти работу, а на самом деле им только это и нужно.
– Это может помочь самим ребятам через несколько лет найти работу… – Буффало был портовый город, и в другое время можно было найти тысячи возможностей устроиться на торговое судно, из тех, что ходили по Великим озерам и каналу Эри, или на прогулочное.
– При условии, что Президент сможет снова привести в движение экономику.
– Ну так иди работать к Рузвельту, – пожал плечами Чак.
– А почему бы и нет? Папа же работал у Вудро Вильсона.
– Ну а я буду ходить под парусами.
Вуди взглянул на часы.
– Мы едва успеем переодеться на бал! – Они собирались на обед с танцами в теннисный клуб. От предвкушения сердце у него забилось чаще. – Я хочу к созданиям с нежной кожей, высокими голосами и розовыми платьями…
– Ха! – насмешливо сказал Чак. – Джоан Рузрок в жизни не носила ничего розового.
Вуди растерялся. Он думал о Джоан целыми днями и чуть ли не целыми ночами вот уже две недели, но откуда об этом узнал брат?
– С чего ты взял…
– Да ладно тебе, – презрительно сказал Чак. – Когда она приехала на пляж в той теннисной юбке, ты чуть в обморок не грохнулся. Любому ясно было, что ты по ней сохнешь. К счастью, сама она, кажется, ничего не заметила.
– Почему это к счастью?
– Я тебя умоляю! Тебе пятнадцать, ей восемнадцать. Это же курам на смех! Ей нужен муж, а не мальчишка.
– Ах да, благодарю, я и забыл, ты же у нас знаток женщин!
Чак покраснел. У него никогда не было подружки.
– Не надо быть знатоком, чтобы увидеть то, что у тебя под самым носом, – буркнул он.
Они всегда так разговаривали. Не старались друг друга задеть, просто были абсолютно откровенны. Они были братьями, и соблюдать приличия было ни к чему.
Наконец они приехали домой, в особняк псевдоготического стиля, построенный их дедом, сенатором Кэмом Дьюаром, и бегом отправились мыться и переодеваться.
Вуди был уже одного роста с отцом и надел один из его старых вечерних костюмов, немножко поношенный, но это ничего. Младшие ребята придут в школьных костюмах или блейзерах, но те, кто учится в колледжах, будут в смокингах, и Вуди стремился выглядеть старше. Сегодня он пригласит ее на танец, подумал он, намазывая волосы бриллиантином. Ему будет позволено держать ее в объятиях. Его пальцы будут ощущать тепло ее кожи. Он будет смотреть ей в глаза, а она будет ему улыбаться. А ее грудь во время танца будет касаться его пиджака.
Он спустился в гостиную, – родители уже ждали. Папа потягивал коктейль, а мама курила сигарету. Папа был высокий и худой и в своем двубортном смокинге походил на вешалку для костюмов. Мама была очень красива, несмотря на то что один глаз у нее был все время закрыт – она такой родилась. Сегодня она выглядела великолепно: на ней было красное шелковое платье в пол с черной кружевной отделкой и черная бархатная вечерняя жакетка.
Последней в комнату вошла бабушка. В свои шестьдесят восемь лет она была стройна и элегантна и так же худа, как ее сын, но миниатюрна. Она осмотрела мамин наряд и сказала:
– Роза, дорогая, ты выглядишь чудесно.
К своей невестке она всегда была добра. Со всеми остальными она разговаривала довольно едко.
Гас, не дожидаясь просьбы, сделал ей коктейль. Вуди ждал, скрывая нетерпение, пока она не спеша пила. Бабушку торопить не следовало. Она была уверена, что ни одно светское событие не начнется до ее прибытия: она была гранд-дамой, вдовой одного сенатора и матерью другого и главой одного из самых старейших и самых уважаемых семейств города.
Вуди спросил себя, когда он «запал» на Джоану. Он был с ней знаком почти всю жизнь, но всегда относился к девчонкам как к не представляющим интереса зрительницам захватывающих приключений мальчишек – пока два-три года назад девочки вдруг не стали интересней даже автомобилей и моторных лодок. Но и тогда его внимание привлекали в основном ровесницы или девочки помладше. Сама Джоан всегда смотрела на него как на ребенка – умненького ребенка, с которым можно время от времени поболтать, но уж никак не на мальчика, с которым можно дружить. Но этим летом, без какой-то видимой причины, она вдруг стала для него самой очаровательной девчонкой на свете. К сожалению, ее отношение к нему не претерпело подобного изменения.