Зима на разломе (Ближний Восток, 1993-94)
Шрифт:
Но напрасно я бродил по белым улицам и выгоревшим холмам. Естественным наукам трудно ужиться там, где люди уверены, что знают простой ответ на все вопросы, пусть даже взятый с потолка. В основном в Ирушалаиме обитают гуманитарии.
Плюнув на безнадежные поиски, я дождался темноты и ушел пешком в Бет-Лехем, библейский Вифлеем. Считается, что этот арабский город - очень опасное место для посещений, но под покровом ночи можно спокойно выспаться даже на нейтральной полосе линии фронта. Поспав в апельсиновой роще и там же позавтракав, я осмотрел достопримечательности и смылся, пока ужасные террористы досматривали последние сны.
Собственно говоря, мне вряд ли что-нибудь угрожало. По внешнему виду меня можно было принять скорее за западного туриста, чем за израильтянина. Так что я спокойно погулял по лабиринту Старого Города и даже посмотрел закрытые для неверных уголки мечети Аль-Акса, рассказав мулле, что я сын татарского коммуниста, собирающийся принять ислам.
Вечером вернулся в Тель-Авив, перетащил вещи в будку сторожа, искупался в море, едва не достававшем до моего рабочего места, и приступил к исполнению обязанностей.
За ночь я успел отлично отдохнуть, познакомиться с дельфинами и рыбками в морских аквариумах и почитать книжки из маленькой библиотеки. Утром мне поручили перемыть стекла в аквариумах, чем я и занялся с удовольствием ведь уже почти год я нигде не работал.
Тут выяснилось, что моя новая профессия имеет большой недостаток. Дельфинарий стоял в самом центре города, и нигде поблизости не было дешевой забегаловки, только очень дорогие рестораны и кафе. Готовить в моей будке тоже было не на чем. Получалось, что практически вся зарплата будет уходить на питание, а ведь я рассчитывал отложить за зиму хотя бы тысячу долларов, чтобы съездить на лето в Индию.
На всякий случай я зашел в контору, которая нанимала добровольцев для работы в киббуцах. За столиком сидела веселая зеленоглазая девчушка в военной форме, с нимбом кудрявых волос, густыми веснушками и маленьким, чуть вздернутым носиком.
– Я тебе не советую, - сказала она.
– Там почти ничего не платят, а работа тяжелая.
– Так где же они берут добровольцев?
– Ну, молодежь приезжает из Америки и Европы, чтобы поработать в коммуне. Многие трудятся не за деньги, а за идею, хотя не очень знают, за какую. Кто-то рад хорошей тусовке, а кто-то просто слышал, что там можно устроиться, и уже не интересуется другими возможностями.
– По-моему, ты не очень любишь киббуцы.
– Я выросла в киббуце.
– Можешь не продолжать. Я тебя понимаю. Я вырос в России.
– Вот как?
– она рассмеялась.
– Ваши обычно идут в киббуцы, только если у них несколько детей и деваться больше некуда.
– Все понятно. Хочешь поплавать с дельфинами?
– С кем?
– девушка наконец-то заметила, что перед ней живой человек, а не объект профессионального взаимодействия.
– Я пока работаю тренером в дельфинарии. Заходи вечерком, посмотришь.
– Ой, давай. Тебя как зовут?
– Вови. А тебя?
– Надин. Когда приходить?
Я задумался. До десяти вечера в дельфинарии оставались люди, но столь позднее время встречи наверняка вызвало бы у нее подозрения.
– Встретимся в полдевятого.
– Я надеялся, что она опоздает хоть на полчасика.
– Не забудь купальник.
Ровно в девять я встретил ее на пляже и повел ужинать, потратив почти все оставшиеся деньги. Тут я с удивлением узнал, что работа в киббуцном бюро - ее армейская служба. Часть новобранцев, от которых в войсках нет особого проку, направляют на "общественно полезный труд".
Сейчас, правда, Наденька была одета в короткие шорты и футболку, и трудно было представить себе человека, столь мало совместимого с понятием "армия".
В десять вечера я оставил ее смотреть аквариумы, а сам взял у директора связку ключей.
– Посторонних не пускать, - напомнил он мне, садясь в машину, дельфинов не дразнить, на дежурстве не спать.
Что ж, Надин уже не была для меня посторонней, дразнить дельфинов мне бы и в голову не пришло, а спать в эту ночь, я надеялся, не придется.
Мы зашли в зал, где фыркали и плескались дельфины, разделись и подошли к бассейну. Когда девочка скинула шортики и майку, оказалось, что она очень загорелая и аппетитная. Дельфины испугались было, но узнали меня и радостно подплыли навстречу.
– А они не кусаются?
– спросила Надин, когда мы спускались по лесенке в воду.
– Нет. Только старайся не пугать их: не делай резких движений и не пытайся удерживать под водой.
Как это здорово - оказаться в теплом бассейне с упругими, гладкими, не знающими ни минуты покоя дельфинами и очаровательной, нежной, столь же подвижной и веселой девушкой. Надин отлично плавала, но я все же иногда поддерживал ее на поверхности, а каждый резкий взмах дельфиньего хвоста почему-то заставлял нас прижиматься друг к другу. Наконец мы выбрались на бортик, едва переводя дух, раскрасневшиеся и возбужденные.
Надин была такой хорошенькой в мокром виде,что я не сдержался, обнял ее и поцеловал. Это было настолько неожиданно, что она в первую минуту растерялась и ответила на мой поцелуй. А потом спорить со мной было уже поздно, к тому же мы немного замерзли в бассейне, и ей, наверное, не хотелось отрываться от теплого меня. Кажется, я поцеловал ее по разу на каждую веснушку, прежде чем она немного отстранилась и кокетливо улыбнулась:
– Я вся соленая...
– В душ!
– радостно скомандовал я, затащил ее в просторную душевую, включил воду и, не давая ей опомниться, освободил от остававшихся на теле тряпочек.
Когда я уже прислонил ее спинкой к кафелю и, обхватив под коленками, положил ее ножки себе на бедра, она вдруг вяло произнесла:
– Не надо... Я не хочу... Мне пора идти...
Трудно представить себе более глупые слова в подобный момент. Даже слепой понял бы, что надо, что она хочет каждой веснушкой молодого здорового тела, и что никуда не торопится. Но ничего не поделаешь, почти у всех девушек сидят в подсознании идиотские установки, вколоченные туда матерями и ханжеской культурой завистливого к счастью общества.