Зима на разломе
Шрифт:
На следующий день в «Атамане Скумбрий» состоялся консилиум с участием Бени, Джимми и Шломи, который знал всех в городе.
— Понимаешь, — сказали они, — закон на твоей стороне. Йозеф дал показания в твою пользу, и других свидетелей хватает. Но у Левы разбита гортань, и его папаша рассвирепел. Лучше тебе на недельку убраться из города, пока старик не успокоится. Он все-таки не такой уж монстр и поймет, что его сынка проучили за дело.
— Ладно, только куда мне деваться?
— В Кфар Шахарут, — предложил Беня.
— Кфар? Это что, арабская деревня?
— Не совсем. Тебе понравится, — у него был такой вид, что я сразу заподозрил какой-то
— А Анка? Мне бы не хотелось…
— Возьми с собой.
— Лучше одному, — ухмыльнулся Шломи.
— Возьми ее на пять дней, а еще пять поживешь там один, — сказал Беня.
— Значит, всего десять? Ты же сказал, недели хватит.
— Слушай, перестань. Увидишь, тебе там понравится. И работа не пыльная.
— А что я должен буду делать?
— Тебе не все равно? Ты же профессиональный путешественник. Должен уметь приспосабливаться ко всему, — потешался Джимми.
— Поезжай, Вови, сынок, — вставил старый Али. — Хорошее место.
Он оказался прав.
Атаман Скумбрий
Что ты скучаешь, человек? Садись за столик наш!
Не бойся, я ведь не абрек, не страшный кызылбаш.
Ты по-турецки говоришь? Английский? Да, пойдет.
А что ты, парень, так грустишь? Дерябни — все пройдет.
А сам откуда? О, кутак! Далеко ты заплыл!
Вон видишь, там храпит моряк? Он раз в Одессе был.
Нет, не буди его, Ахмед — ну, был, и что с того?
К тому ж в беседе толку нет с нетрезвого с него.
А ты зачем к нам? Отдыхать? Работать? Молодец!
Мужчина должен сам пахать — учил меня отец.
Ты извини, но я под стол прилягу, отдохну.
Качает что-то сильно пол, боюсь, бортом черпну.
Все что осталось, допивай — закуска там была…
И дальше с миром отплывай, да не сломай весла!
11. Погонщик верблюдов
Девы черноокие, пышноволосые, станом гибкие и сладость дарующие — награда праведникам по делам их… Берите же и двух, и трех, и четырех — на сколько возляжет десница ваша… Ибо благословение Аллаха на мужчине, заботящемся о женщинах.
В Израиле нет еврейских деревень, только арабские. Евреи живут либо в сельскохозяйственных коммунах — киббуцах, либо в фермерских кооперативах — мошавах. И те, и другие застроены современными коттеджами и каменными домиками.
Единственная настоящая еврейская деревня — Кфар Шахарут. Дома здесь глинобитные, по пыльным улочкам бродят ишаки, а под дувалами дремлют собаки-парии.
Шахарут стоит на краю обрыва. На запад уходят низкие холмы Негева, а на востоке, в тысяче метров внизу, виднеются акации Хай-Бара, до которого по карте всего пять километров, а по серпантину — двадцать. Вдали, за широкой Аравой, клубятся над иорданскими вулканами недолговечные зимние облака.
Мы с Анкой оказались в деревушке в самое лучшее время, в начале февраля. Внизу дни становились все жарче, но на плато еще было довольно прохладно. По ровным песчаным днищам извилистых вади то тут, то там появлялись куртинки алых маков, шоколадных ирисов и золотистого злака, напоминавшего ковыль. Вдоль Аравы тянулись на север перелетные птицы. Когда мы сидели вечерами на краю обрыва, вровень с нами то и дело пролетали орлы, сарычи и чайки. Ночи же были хололдные, и нам приходилось согревать друг друга до самого утра.
Кфар Шахарут состоит всего из двух десятков домов, из них в семи живут арабы, в десяти — евреи, а в трех — приезжие туристы. Самый большой домик принадлежит Дану и Гине, которые лет десять назад организовали здесь маленькую ферму беговых верблюдов. Теперь любители верблюжьих гонок и просто пустынной экзотики со всего мира знают об этом чудесном уголке.
Я работал за довольно символическую плату погонщиком верблюдов. Каждое утро, в девять часов, из Эйлата прибывал автобус с туристами. Проведя короткий инструктаж, я сажал их на спины животных и вел в четырехчасовой поход по усыпанной щебнем пустыне. Езда на верблюде не требует такой подготовки, как на лошади, и вообще гораздо проще, но все же к концу маршрута некоторые с трудом удерживались в седле.
После обеда мы с Анечкой пару часов валялись в койке, дожидаясь, когда спадет жара, а потом шли на наше любимое место — узкий уступ в десятке метров ниже кромки обрыва, к которому спускалась едва заметная тропка. Отсюда мы могли видеть всю южную часть Аравы, до самого Эйлата, а нас видели только парившие рядом орлы. Расстелив спальный мешок, мы занимались любовью до вечера. Как только садилось солнце и горы за Аравой из алых становились фиолетовыми, холод прогонял нас с уступа, и после ужина мы торчали на посиделках у Дана с Гиней. К тому времени «однодневные» туристы уезжали, и оставались только те несколько человек, кто приехал на неделю или месяц.
Постоянное наличие хипповой тусовки в деревне привело к тому, что тут установились традиции полной сексуальной свободы. Обычай требовал, чтобы каждый гость за время жизни в Шахаруте переспал со всеми имеющимися в наличии приезжими противоположного пола. К счастью, на меня как на сотрудника закон не распространялся — боюсь, что кроме Анечки меня уже ни на кого не хватило бы. Она ведь не зря понравилась мне с первого взгляда.
Увы, мы оба понимали, что наш «рай в шалаше» продлится недолго. Я не скрывал, что скоро должен буду вернуться в Совок. Аня откровенно делилась со мной своими планами насчет выгодного замужества — эта идея занимала все ее помыслы. Впрочем, останься я в Израиле, мы наверняка так или иначе скоро расстались бы. Анечка была на редкость веселой и обаятельной, но говорить нам было практически не о чем — видимо, разница в возрасте мешала. Я не выношу, когда люди с серьезным видом обсуждают экстрасенсов, тарелки и прочие современные мифы, а Анку раздражал мой скептицизм. Кроме того, из-за слабого знания английского она из всей тусовки могла нормально общаться только со мной, а такая нагрузка может испортить даже самые нежные отношения. В общем, было ясно, что нас тянет друг к другу только эротика, и как только накал страсти чуть-чуть ослабеет, все очень быстро кончится само собой.
Пять дней пролетели быстро, и пришла пора Ане возвращаться в школу. Дан разрешил нам взять лошадей, чтобы спуститься к шоссе, поэтому через три часа я уже посадил Анку на автобус, а сам заглянул к Бене в Хай-Бар.
За это время песчаные лисята подросли и весело носились по вольеру. Появились малыши и у афганских лисичек — маленьких, застенчивых, с темными масками на мордочках. Геккончик Мойше и его новая подружка потихоньку проникались взаимным расположением, но пока их отношения не выходили за рамки дружбы. Что касается Бени, то он загорелся новой идеей: завести кавказских овчарок и зарабатывать продажей щенков. Мне казалось, что достать в Израиле хороших «кавказцев» будет трудно, но какие-то из бесчисленных Бениных друзей уже обещали прислать ему парочку щенят из Грузии.