Зима стальных метелей (CИ)
Шрифт:
— Ладно, — легко соглашаюсь. — Тогда грузим все гранаты, что найдем, из цитадели их кидать не в кого, и в путь пора. Застава, в ружье!
Наших уже совсем добивали, когда мы вылетели сходу на набережную. На каждой машине стояло по три пулемета, один курсовой и два боковых. Крыши мы по дороге срезали, поэтому еще двое из каждой машины швыряли во все окна гранаты. Перед нами все бежало, после нас все горело. Тут вам не Франция, мы здесь всех ненавидим.
— Баржа прямо на набережной! Короткими перебежками туда! Мы прикроем! Астахов, ко мне! Показывай, как до
Снегирев мне большой палец показал, и начал раненых из подвала вытаскивать. А от корректировщиков огня нас еще туман укрывал. Иногда и нам должно везти. И мы вылетели на площадь и стали гонять по ней кругами. Не забывая строчить из пулеметов и кидать гранаты. Хорошо, у немцев еще фаустпатронов нет, гуляй, рванина!
Прижали мы их к земле плотно, пусть знают, есть еще рыцари в Шлиссельбурге.
— Последняя лента!
— Гранаты кончились!
И тут нам еще и колеса прострелили.
— Все прижимаются к Астахову, не отставать, бегом марш!
Бросили мы машину, пусть ее здесь разведка фронта найдет, номера на моторе сверит. Пулеметы на руках, огрызаемся на бегу короткими очередями, а пристань все ближе, и Капкан, стоя во весь рост, стреляет патронов не жалея, у него их всегда несчитано.
— Уходим! Малый вперед!
А под Отрадным погибли все. За ними никто баржу не привел. На Московскую Дубровку немцы бросили последние свои оставшиеся танки — восьмую дивизию. Остальные уже ушли под Вязьму. Но морская пехота и пограничники вцепились в свои восемьсот метров земли зубами, и не позволили себя в реку сбросить. А к вечеру их опять бросили в атаку. Прямо на пулеметы….
Пшенников пытался протестовать, но был снят с командования и заменен более покладистым генералом — Коньковым.
Нас это не касалось, как и утопление лидера «Минск» прямо у причала. Это были чужие беды, а мы отмечали встречу боевых друзей после долгой разлуки. На войне и день срок немалый.
Мы вывезли чуть больше двух сотен пограничников, половина раненных. Батя тоже поймал осколок, пальцы у него на правой руке не шевелились. Кажется, он свой срок отслужил. Мы быстренько всех уцелевших включили в состав заградительного отряда, и от первой дивизии НКВД остались номер, знамя и зам начальника штаба дивизии с печатью. И на этом ее короткая, но славная боевая история заканчивается. Еще почти год ее будут пытаться укомплектовать, только пограничников уже не будет, а из лагерного надзирателя бойца не сделаешь, слишком велика разница в менталитете. Поэтому в начале августа сорок второго года «единичку» передадут в РККА, и станет она костяком 46ой стрелковой дивизии, что пройдет всю Прибалтику, от Черной речки до самого Данцига. Только пограничников до него дойдет меньше сотни.
Так что пусть они лучше здесь, в цитадели, службу несут. Тут тоже на нашу долю войны хватит. Среди моряков нашелся акустик с «морского охотника». Слух у парня — исключительный. Доложил он, что в городе три устойчивых очага сопротивления, и группы по нему хаотично перемещаются. А в порту кто-то осторожно работает на причале. Вот как. Учтем.
Собрались на совещание.
— Больше немцы на баржу к берегу подвести не дадут, это понятно. Расстреляют на подходе, или у берега накроют. План такой. Один буксир высаживает нас. Время — за час до рассвета. Мы на берегу уцелевших бойцов собираем, и даем сигнал — запускаем сигнальные ракеты. Две зеленых — ждем на пристани, две желтых — у ремонтного эллинга. Вы нас забираете. Все легко и просто. Буксир без баржи — мишень сложная, верткая и небольшая. Справитесь, братцы?
— Легко! Они к черту в зубы собрались, и все им пустяк! — возмутилась Екатерина, и вцепилась в своего Меркулова.
— Спокойно, мы с Пашей Астаховым пойдем, и от него ни на шаг. Так что, на берегу нам ничего не страшно, — успокаиваю я девушку.
— Товарищ капитан, вот вы шутите, а у меня с кителя все пуговицы на два раза срезали — на счастье воруют, — пожаловался комендант цитадели Астахов. — А ведь все комсомольцы и пограничники.
— Паша, так раздай им каждому по пуговице, даже коммунистам! Тебе что, трудно или трех сотен пуговиц со склада жалко? Ведь так просто сделать человека счастливым — просто дай ему!
— Если каждому давать, то сломается кровать, — пошутила специфически младший лейтенант Маслова.
Взглянули мы с Капканом на нее кротко, и замолкла она. Тоже мне, артистка разговорного жанра. Тут две сотни мужиков на шесть женщин, моя подружка Дарья где-то на берегу с нашими разведчиками петли выписывает. Тут такие коллизии могут возникнуть, Шекспиру и не снилось.
— Парни, — говорю, — у меня простая голова, а не дом советов. Напомните мне, надо сюда на зиму девушек завезти, а то из-за этих трех здесь своя война начнется.
— Я напомню, — обещает Ирочка. — Нам ведь тоже здесь зимовать, правильно понимаю?
Подтверждаю — здесь.
— И раз с Астаховым так безопасно, мы лучше с вами пойдем, а то тут от одних взглядов забеременеешь, — говорит Катенька.
Ну, от взглядов, это вряд ли, но эксцессы возможны, полковник в госпитале, крепость большая, люди немного озверели, тут всего можно ожидать.
— Ладно, с нами так с нами. В цитадели лучше не шуметь, но у нас есть своя баржа и время почти до рассвета…
Астахов на борт подниматься не стал, постучал в борт булыжником. Первым делом мы пошли в ленинскую комнату — вооружаться. Туда же нам и чай принесли.
Мы в прямое столкновение с противником лезть не собирались, но на войне, как на войне. Я свою шестерку вооружил однотипно. Винтовка со снайперским прицелом, и пистолет «Маузер» с обоймой под двенадцать патронов. Их много в кладовке конфискованного оружия лежало. «Комкору от Троцкого», «комбригу от Склянского», доказательства знакомства. Нет, их было за что убить, сам бы всех убил, не моргнув глазом, но причину-то можно было придумать лучше?