Зима в Эдеме
Шрифт:
– Говори, ибо все они принадлежат к моему эфенбуру и как ближайшие из близких должны знать обо всем. За твоей спиной протекает ручей. Так сделано не случайно. Все могут перейти через него, но остаться здесь можно лишь по моему приказу. Говори открыто, хотя отчаяние твоих жестов гнет меня к земле, точно буря стебель травы.
– Все будет сказано: как Инегбан пришел в Алпеасак, как иилане" приняли бой с устузоу и как погиб великий город.
Лгать Энге не умела, однако описывала события так, как ей было нужно.
– Так погиб город. Огонь испепелил
– Но ты, Энге, здесь, не так ли? И твои слова не были закончены жестом прекращения речи, значит, ты собираешься продолжать. Но прежде чем ты продолжишь, дай мне отпить из водяного плода, я чувствую этот огонь в моем горле. Однажды, когда я была еще молода, мне случилось коснуться огня. Погляди.
Саагакель подняла правую руку, и собравшиеся загудели при виде белых рубцов на месте одного из больших пальцев. Пока она пила, свита забросала Энге вопросами:
– Все погибли?
– Города больше нет?
– Устузоу владеют огнем, говорят, и убивают?
Саагакель потребовала молчания. Отложив плод в сторону, она велела Энге продолжать. И все с ужасом слушали ее слова.
– Я сказала тебе, что Вейнте" была моей эфенселе, и обо всех событиях я знаю потому, что сама учила говорить этого устузоу. Я не учила создание ненависти, но оно ненавидит Вейнте" с не меньшей силой, чем она его. Он жив, уцелела и Вейнте" – в числе немногих спасшихся на урукето. Ведь когда город умер, с ним погибли те, кого пощадило пламя, – ибо разве может иилане" жить, когда погиб ее город? – Потрясенные советницы отозвались одобрительным ропотом, но Саагакель сидела неподвижно и молчала. – Вейнте" осталась жива, потому что она была эйстаа, а эйстаа – это город. Я тоже выжила.
В отличие от советниц, Саагакель поняла ее.
– Скажи мне, Энге, почему выжила ты, или хочешь, чтобы я сделала это за тебя?
– Как тебе угодно, эйстаа. Ты есть город.
– Действительно так. Ты не умерла потому, что ты Дочь Смерти.
– Дочь Жизни, эйстаа, ведь я жива.
Они говорили, стараясь движениями не выдавать эмоций. Советницы остолбенели от неожиданности.
– Слыхала ли ты о наших фруктовых садах? – Энге сделала утвердительный жест. – Хорошо. Есть ли какие-нибудь причины, которые смогут помешать мне немедленно отослать тебя в это место?
– Сколько угодно, эйстаа. Я знаю о Гендаси больше, чем кто-нибудь в Энтобане. Я знаю повадки тамошних устузоу и могу разговаривать с ними через своего ученика. Он пощадил меня и спас от остальных устузоу.
– Да, все это интересно. Но все же не настолько, чтобы не отослать тебя в сады, – разве ты не согласна?
– Я согласна. Но есть одна причина, по которой ты не должна посылать меня туда. Я знаю жизнь, знаю смерть и выжила, когда умерли остальные. Этим знанием должна обладать и ты, эйстаа, и я могу научить тебя. Ты властна над жизнью всякой иилане" на амбесиде и можешь приказать умереть даже своей эфенселе. Прикажи только – и они умрут. Но это лишь половина всех знаний, которыми ты должна обладать. Жизнь уравновешивает смерть, как море уравновешивает небо. Я могу научить тебя силе жизни.
Энге умолкла и замерла в ожидании, не обращая внимания на рассерженный ропот советниц, как и сама Саагакель. Она молча глядела на Энге, ничем не выдавая своих мыслей.
– Всем замолчать! – приказала Саагакель. – Я решила. Твои слова достаточно интересны, но они и опасны. Ты сама сказала: существование Дочерей Смерти угрожает власти эйстаа. Поэтому нам, эйстаа, не из чего выбирать. – Жестом она подозвала к себе двух советниц. – Схватите смелую иилане", свяжите и отведите в сад. Пусть в моем городе не распространяется эта зараза.
Глава 16
В тело Энге впились сильные пальцы – ее схватили, поставили на колени, одна из свиты эйстаа поспешила за путами. Саагакель с достоинством уселась, за спиной ее раздавались возбужденные голоса. Прозвучал приказ всем расступиться, послышался крик боли – кому-то наступили на ногу. Сквозь толпу протиснулась иилане" и застыла перед Энге, глядя на нее сверху вниз.
– Я Амбаласи, – хрипловатым голосом сказала она.
Теперь Энге видела на ее лице морщины, край побледневшего гребня разлохматился от старости. Повернувшись лицом к эйстаа, она в знак великого неодобрения провела когтями ноги по полу.
– В этом нет мудрости, Саагакель. Энге говорит толковые вещи, она может научить многому.
– В речах ее чересчур много толкового, мудрая Амбаласи, чтобы разрешить ей на свободе заражать всех этим ядом. Я уважаю твои великие познания в науке, но здесь речь идет о политике, а в ней я буду руководствоваться лишь своими соображениями.
– Не закрывай свой разум, эйстаа. Учение Дочерей прямо связано с нашей биологической сущностью и имеет отношение к нашему существованию.
– А что тебе известно об их учении? – удивилась Саагакель.
– Довольно многое. Я разговаривала с Дочерьми. Случайно они обнаружили связь тела с разумом, имевшую колоссальную важность для биологии старения и долгожительства. И поэтому я покорно прошу, чтобы арестантка Энге была передана в мое распоряжение для изучения в целях науки. Разрешишь ли ты это?
Хотя все выражения были вежливыми, произнесены они были лишь с внешней формальностью, граничившей с оскорблением, поскольку в обращении к эйстаа ощущались негативные нотки и превосходство во всем, что имеет отношение к науке.
Взревев от гнева, Саагакель вскочила на ноги.
– Оскорбление из оскорблений! Да еще на моем собственном амбесиде! Я всегда уважала твои великие познания, Амбаласи, уважаю их и по сей день, как и почтенный твой возраст. Поэтому я не приказываю тебе немедленно умереть, а просто изгоняю тебя с амбесида, с глаз моих, и ты вернешься сюда, когда я захочу этого. А лучше – оставь мой город. Ты всегда говорила, что собираешься уходить, все строила планы. Так уходи же подальше, мне надоело слышать об этом! Что ж, пора поступать сообразно словам… Исполняй же свои угрозы!