Зима вороньих масок
Шрифт:
– Ближе к рассвету я заменю ваш респиратор и дам время отдохнуть, – сказал Гарольд.
Полночь только-только опустилась на мир, и луна освещала город мертвенным серебром.
Дженнаро поднял все гвардейские резервы и бросил их на расчистку улиц. Солдаты убрали снег с дороги, и продвижению теперь ничего не препятствовало. Гвардейцы провожали врачей хмурыми взглядами, стараясь держаться от них подальше. В дверях одного из домов появился брат Роберто и дал знак мортусам отправляться дальше.
– Вам здесь тоже делать нечего, – сказал он англичанину. –
Винтеркафф остановился у скошенного крыльца. Не дом, а скорее, хижина, выглядела убого: единственное окно было неумело заколочено досками и заделано тряпьём, по стене от него во все стороны расходились трещины. Ветер оборвал солому на крыше, обнажил деревянные балки. Между дверью и колодкой зияло отверстие, достаточно широкое, чтобы через него можно было просунуть палец. Прореху уже принялись затыкать изнутри.
– Позвольте мне это решать, – сказал Гарольд и направился к дому. – Ждите меня на пороге, месье Дюпо. Подышите пока воздухом.
Через короткое время Винтеркафф показался в дверях и велел находившимся неподалеку гвардейцам обеспечить ему шесть вёдер воды.
– Зайдите внутрь, месье Дюпо, – позвал он ученика.
“Святой брат сказал, что поветрие не тронуло живущих здесь, – недоумевал аптекарь. – Неужели этот дьявол собирается истязать людей, даже когда в том нет необходимости? Что за удовольствие он находит в человеческих муках?”
– А как же угли, месье Винтеркафф? – напомнил Паскаль. Для процесса, любовно называемого наставником как “врачевание”, только углей и не хватало. Винтеркафф покачал головой:
– Они нам не понадобятся.
Внутренняя обстановка дома оказалась под стать внешней. На низкой скамье, устеленной соломой, завернувшись в овечьи шкуры, ютились дети; пять пар сонных глаз были направлены на докторов. Только Паскаль переступил через порог, как ожидавшая у входа молодая женщина в перепачканном переднике, худая, высокая и сероглазая, с тонкой косой орехового цвета, принялась закрывать тряпьём щели. Для матери она была слишком юна, – подметил Дюпо. Детям она приходилась, скорей, старшей сестрой или какой другой родственницей.
– Ты хозяйка в этом доме, милая? – благожелательно спросил её Паскаль, сбивая снег с сапог.
– Я, господин, – ответила девушка, кротко сложив ладони и поклонившись.
Винтеркафф передал ей фонарь и поманил к себе девочку, сидевшую к нему ближе остальных детей.
– Подойди ко мне, дитя, не бойся.
Вместо того она только спрятала чумазое лицо за овечьей шкурой.
– Ну же, подойди, дорогая, – приободрила её, как решил считать Паскаль, сестра.
Девочка нахмурилась и слезла со скамьи, зябко кутаясь в шкуру. Ступая осторожно по голому полу босыми ногами, она подошла к молодой женщине, схватилась рукой за платье и спряталась у неё за спиной, одаривая людей в масках испуганным взглядом. Англичанин присел с ней рядом на одно колено и оголил хрупкое и костлявое детское плечико. Одежда на девочке была совсем тонкая и худая.
– Как считаете, месье Дюпо, – спросил Гарольд, указывая на покрасневшее расчёсанное пятно на предплечье. – Какова природа этой раны? – Винтеркафф повернул девочку спиной и показал такие же ссадины на лопатках и ключицах.
Среди вариантов выбирать не пришлось.
– Блохи? – угадал Паскаль.
– Вы мыслите верно. – Винтеркафф приспустил овечью шкуру, и через секунду между пальцев его зашевелилось тёмно-коричневое насекомое. Гарольд свалял блоху до состояния неживого однородного комка и бросил на пол, после чего вытер руки лавандой. – Воды, – попросил он девушку.
– Сию минуту, господин.
В глиняном горшке Винтеркафф расколотил несколько щепоток розоватого порошка. Получившееся питьё он велел поделить на шесть равных частей – по одной на каждого. Кружек в доме не оказалось, потому молодая хозяйка, для начала, сделала несколько глотков сама, а потом напоила сестёр и братьев. Глядя на детские лица, Паскаль понимал, насколько отвратительный вкус имело приготовленное пойло.
– До следующего вечера вы, возможно, будете испражняться… не совсем так, как привыкли, – предупредил Гарольд. – Но, к радости вашей, это худшее из того, что вас могло бы ждать.
– Как скажете, господин, – покорно согласилась девушка.
Винтеркафф вручил ей пузырёк с лавандовым маслом.
– У меня нет времени, поэтому окропишь сама каждый угол в доме и, в особенности, место ночлега, – дал он наставление. – Это убьёт блох. Завтра или в ближайшее время я вернусь за флаконом. Он должен быть пустым. Ты поняла, что нужно сделать?
– Да, господин.
– Тебе сейчас принесут горячую воду. Вымоешься сама и вымоешь детей. Постираешь одежду. А как высохнет – обрызгаешь её маслом.
– Хорошо, господин.
– Уложи ребёнка и открой дверь. Мы уходим.
В один момент Паскалю стало стыдно за то, как поносил он в мыслях наставника. В этом человеке соединялись характеры палача и благодетеля, но Дюпо знал его слишком мало, чтобы понять, какая из сторон англичанина преобладает над другой. За порогом Паскаль обратился к Гарольду с вопросом.
– Что за порошок вы им дали, месье Винтеркафф?
– О, это работа мастера О’Кейна! – сказал Гарольд с восхищением. – Верное оружие против нашего врага. В составе его, в основном, грибы и редкий вид лишайника с северного склона Готфелла. Думаю, вы заметили необыкновенный цвет сбора? – Паскаль кивнул. – Он указывает на то, что пропорции соблюдены верно. Я напишу вам рецепт.
– Благодарю вас…
– Не представляю, правда, где вы возьмете лишайник, кроме как сами отправитесь в Шотландию. Остальное же вполне можно найти и в ваших краях.
– Стало быть, вы решили, что укусы блох стали причиной болезни? – не укладывалось в голове у Паскаля.
– К такому же выводу пришёл и Мишель из Нотрдама. Мой учитель сходится с ним во мнении по ряду вопросов. Но, скажу вам, не во всех.
– Что же получается… это средство работает только когда болезнь ещё не набрала сил? – “Или же вы намеренно забыли о нем, месье Винтеркафф, пуская в ход ножи и пламя?”