Зимние вечера (сборник)
Шрифт:
И действительно, она от души сознавала свои недостатки; я замечала даже, что она делает усилия, чтобы избавиться от них, хотя усилия эти не всегда удавались ей. Я готова была сквозь пальцы смотреть на ее несовершенства, и мне неприятно было видеть, что муж иначе относится к этому делу. Когда вспышки Лены случались при нем, он очень часто останавливал ее далеко неласковым замечанием вроде: «Ну, опять расходилась!» или «Экий отвратительный характер!» — и но большей части сердито уходил из комнаты. Раз я даже испугалась, вообразив, что он окончательно невзлюбил девочку за ее неумение сдерживать себя и за резкость,
— Представь себе, какая неприятность, — сказал он, садясь на стул подле меня и бросая свою мокрую фуражку на стол, — пшеница, которую я купил прошедший год в Петербурге и посеял для пробы за нашим садом, пропала.
— Как так, отчего? — спросила я.
— Да оттого, что этот ротозей Федор опять распустил своих лошадей. Они сегодня с утра изволили прогуливаться на моем поле! Уж я же ему…
В эту минуту дверь гостиной скрипнула, и в нее вошел худощавый, маленького роста мужик с бледным, растерянным лицом.
— Батюшка барин, помилуйте! — обратился он к мужу умоляющим голосом.
— Ты чего сюда пришел! — закричал на него муж. — Ведь я уже сказал тебе, не смей и просить! Разиня этакий! Не может за своей скотиной присмотреть! Заплати мне штраф за потраву, до тех пор не выпущу твоих лошадей!
— Да, батюшка, откуда мне взять платить-то, сам ведь знаешь мои достатки!
— И знать ничего не хочу! Нечем платить, так смотри в оба! Пошел вон! Я и говорить с тобой не хочу.
— Смилуйся, батюшка, хоть ради деток малых смилуйся, — продолжал просить Федор. — Теперь рабочая пора, что я буду делать без лошадей! Ужо по осени уплачу тебе штраф, какой положишь.
— Нет, не по осени, а теперь уплатишь! — все больше и больше горячился муж.
Вся эта сцена производила самое тяжелое впечатление. Я знала, что, успокоившись, муж раскается в своих жестоких словах, что если я вмешаюсь в разговор, это еще усилит его раздражение, а между тем мне было и больно за него, и душевно жаль бедного Федора. Я взглянула на девочек: Клавдия продолжала работать спокойно и невозмутимо, как будто не слышала ничего из происходившего подле нее; Лена закрыла книгу, щеки ее горели, глаза блистали, я хотела знаком остановить ее или увести из комнаты, но было уже слишком поздно: она вскочила с места и подошла к мужу.
— Дядя, — сказала она голосом, дрожавшим от волнения, — как вам не стыдно так обижать бедного мужика? Вы богаты, вам не беда, если испорчено одно какое-нибудь поле, а ведь он без лошадей не может работать, неужели вы хотите уморить с голода его детей!
Это неожиданное вмешательство девочки, кажется, одинаково поразило и мужа, и Федора. Федор с недоумением глядел на свою защитницу, муж был так удивлен, что не прерывал оживленной речи девочки.
— Не твое дело! Молчать! — закричал он на нее, когда она кончила.
— Не буду я молчать, — в свою очередь вспылила Лена, — отдайте Федору его лошадей! Вы не смеете их удерживать!
— Дерзкая девчонка! — вскричал муж и быстрыми шагами вышел вон из комнаты, хлопнув дверью так, что окна задрожали. Федор поплелся вслед за ним, печально опустив голову. Лена хотела догнать его, но я остановила ее.
— Оставь, Леночка, — сказала я ей, — дядя не злой человек, он сам знает, как поступать. Ты своим вмешательством только испортила дело.
— Как же он не злой, если может так обижать бедного мужика?
— Ну, это тебе, я думаю, знать лучше, чем кому-нибудь другому. Ты ведь не считаешь себя злой, а сколько раз ты обижала людей понапрасну в минуты запальчивости.
— Так это все дядя говорил только в запальчивости? Вы уверены, что он отдаст Федору его лошадей?
— Уверена; но я также уверена, что ты своим непрошеным вмешательством сделала ему большую неприятность.
Лену смутили и слова мои, и тот неласковый тон, которым я произнесла их.
— Мне так было жаль Федора и так досадно на дядю, — проговорила она, как бы оправдываясь. — Тебе, Клавдия, разве не было жалко?
— С какой же стати мне мешаться в чужие дела, — отвечала Клавдия. — Дяденька старше и умнее меня — разве я смею его учить?
Я видела, что с языка Лены готово сорваться какое-то резкое замечание в ответ на эти слова, произнесенные рассудительным голосом, и, чтобы предотвратить новую ссору, взяла роман Диккенса и предложила сама читать громко обеим девочкам. Клавдия поблагодарила меня с своей обыкновенною вежливостью, Лена молча бросилась в кресло подле окна, и я по лицу ее видела, что ей вовсе не до Диккенса. Я начала чтение, хотя его слушала только одна из девочек. Мысли другой носились где-то далеко от этой комнаты, и мне казалось, что они следуют за Федором, возвращающимся в свой дом с грустной вестью о неумолимой жестокости барина.
Весь вечер муж был занят делами, так что мне не удалось поговорить с ним. На следующее утро я нарочно встала пораньше, чтобы застать его прежде, чем он уйдет в поле. Каково же было мое удивление, когда, выйдя на балкон, я увидела, что он уже направляется к дому по полевой дорожке, а рядом с ним идет, весело болтая, Лена. Я поспешила навстречу им.
— Ну что, помирились? — спросила я.
— Да нельзя было не помириться, — смеясь, отвечал муж. — Эта плутовка доказала мне, как дважды два — четыре, что если она была виновата, то я был виноват еще больше, и потому не имею права сердиться.
— А что Федор?
— Мы сейчас были у него в гостях, — объяснила Лена. — Дядя отдал ему лошадей и штрафа с него никакого не возьмет. Одним словом, все кончилось отлично и мне очень-очень весело.
В доказательство своей веселости девочка побежала домой, подпрыгивая, точно молодая козочка, и напевая про себя какую-то песенку.
Я также была очень рада, что дело кончилось благополучно и что муж не сердится на Лену. И без того она довольно часто досаждала ему и беспокоила его своею неугомонностью. Зачастую она без спроса вбегала в кабинет, когда муж был занят серьезными делами, и прерывала его занятия каким-нибудь пустым рассказом. Он иногда терпеливо, хотя поморщиваясь, выслушивал ее, иногда же довольно неласково говорил ей: «Ну, убирайся, девочка, мне некогда слушать твои глупости!» — и она, нимало не обижаясь, уходила прочь с тем, чтобы вернуться через полчаса с новым запасом болтовни.