Зимний излом. Том 1. Из глубин
Шрифт:
– В Талиг?! – не поверил своим ушам Ариго. – Тогда он сошел с ума.
– Все южане сумасшедшие, – пошутил северянин, – но отец думает, что Роберу дали гарантии. Сильвестр не хотел отдавать титул Колиньярам. И Лионель не хотел.
– Арно их тоже терпеть не мог. – Жермон зачем-то вынул кинжал и поднес к глазам украшенную раухтопазом рукоять. Если б было солнце, в сердце камня вспыхнул бы серый огонь.
– Лучше скажи, кто их терпит. – Ноймар вскинул голову. – Ты дашь мне договорить?
Граф Ариго пожал
– Жермон! – Как темно за окном, но тучи скоро уйдут вниз, в Придду. – Ты помнишь барона Райнштайнера?
– Ойгена? Его, пожалуй, забудешь.
Холодный, спокойный взгляд, узкое длинное лицо, светлые волосы. Ойген Райнштайнер... Соратник по Агмарену, бергер, давший присягу Талигу и отозванный в гвардию. Из гвардии в Торку возвращаются редко. Даже бергеры.
– Весной Сильвестр приставил барона к губернатору Эпинэ, – Ноймар не смог удержать ухмылки, – чтоб тот не слишком зарывался. Ойген очень старался.
– Не сомневаюсь. Странно, что Сабве не повесился.
– Не успел, – с сожалением произнес маркиз. – Сильвестр умер раньше, а с Манриками у Ойгена не сложилось. Наш барон подал в отставку, вернулся в Бергмарк и отправился прямиком к маркграфу. Тот решил, что дело важное, и спровадил Райнштайнера с его докладом в Ноймар.
– Хотел бы я послушать.
За окном зарычали. Надо полагать, здешний Манрик защищает от собратьев добытую кость. Везде одно и то же.
– Послушаешь, – утешил Людвиг. – Теперь Ойген – полковник Ноймаринен и офицер по особым поручениям при особе Проэмперадора Севера.
Что ж, за особые поручения можно быть спокойным. Барон Райнштайнер не признавал шуток, но был умен, как Леворукий, и столь же удачлив. Если потребуется, он достанет луну, заодно указав небесным обитателям, что ее плохо протирали, из-за чего появились пятна. Жермон невольно ухмыльнулся:
– И кому Ойген ныне являет свои таланты?
– Отец решил вернуть его в Эпинэ. Вместе с тобой и тремя полками, так что наговоритесь. Да будет тебе известно, что Райнштайнер склонен защищать твоего кузена.
– Что он натворил? – Сколько сейчас Роберу? Есть тридцать или еще нет? – Кроме того, что вернулся?
– Ойген уверен, что сам Иноходец ничего творить не собирался. Виноваты Мараны. Они считали Эпинэ своим, а тут такая незадача! Нагрянувшего наследника решили прикончить при попытке к бегству, но Райнштайнер счел это преждевременным. Наш дорогой бергер, к неудовольствию губернатора и его родичей, заявился в Эпинэ лично. Ойген собирался под благовидным предлогом доставить пленника не в Олларию, а к Савиньяку, но Эпинэ этого знать не мог. Он бежал и поднял восстание. Говоря по чести, я его понимаю.
– Арно Савиньяк понимал Карла Борна. – Ариго подкрутил усы, дурацкая привычка, надо с ней что-то делать. – А чем кончилось?
– Эпинэ не Борн. – Людвиг пригладил русые волосы. – А делать что-то надо. Твой приятель Леонард Манрик на пару с Сабве повели в Эпинэ Резервную армию, а в столице ловят пособников бунтовщиков. Да, Леонард теперь именуется маркизом Эр-При.
– Весело. – Жермон положил кинжал на захламленный стол. – Кого я должен унимать? Своих вассалов, для которых я – вышвырнутый отцом мерзавец? Иноходца? Леонарда?
– Всех понемногу. – Ноймар вновь занялся браслетом. – Поедешь через Лаутензее, там ждет Райнштайнер со своими стрелками и вот-вот подойдет Шарли.
– Фок Варзов отдает лучших кавалеристов? – Воистину сегодня утро невозможностей. – Пишет, что дриксы спелись с гаунау и собирают войска, и отдает?
– На юг лучше посылать южан, – объяснил лучший друг, – а старик внакладе не останется, отец поднимает своих «волков», недели через три они будут в Гельбе. Твое дело – принять капитуляцию Эпинэ и не дать Леонарду с Сабве спутать собственные графства с какой-нибудь Гайифой.
– Думаешь, успею?
– Должен, – лицо Людвига стало жестким, не хуже, чем у отца. – Леонард – человек осторожный, а Резервная армия на три четверти из новобранцев состоит. Нет, «маркиз Эр-При» на рожон не полезет, да и Робер, если не вовсе дурак, первым не начнет. Думаю, парочка до зимы станет бегать то ли друг от друга, то ли друг за другом, а тут и ты появишься. С отборными полками. Вот тут тебя твои вассалы и полюбят. И чужие заодно.
– А больше всех меня полюбит тессорий.
– Манрик теперь кансилльер, но отец с ним договорится. Уверяю тебя.
– Кто бы сомневался. – Закатные твари, вот тебе, генерал, и твой личный Излом. Торка тебя спасла, но принадлежишь ты Гайярэ, а не Агмарену. Людвиг – твой друг до своей смерти, но не до смерти Ноймаринен. Рано или поздно каждый остается со своей землей и со своей войной, потому что изгнанники свободны, а графы – нет.
– Жермон, – кажется, Ноймар подумал о том же или о чем-то похожем, – если б не мятеж, мы бы тебя не дергали.
Если бы не восстание, если б не война, не смерть, не зима... Любим мы это самое «если бы».
– Бросай оправдываться, тебе это не идет. Я еду.
– Едешь, – кивнул Людвиг, – куда ты денешься, но Шарли до Лаутензее раньше двадцатого не добраться, так что дня три у нас есть. Как раз съедим медведя, и ты сдашь мне дела. Как следует сдашь. Ты будешь кузена пороть и фламинго из виноградников гнать, а мне, между прочим, границу держать.
– Удержишь, – хохотнул Жермон, пинками загоняя под стол очередное предчувствие. – А теперь доставай свое вино. Надо выпить за удачу.